1) ранее содержавшееся в ее ч. 1 словосочетание «фактические данные» заменено словом «сведения». Новая редакция нормы, составляющая ч. 1 ст. 74 УПК РФ, объяснима и не вызывает возражений. Объяснима она, на наш взгляд, желанием ее создателей приостановить многолетнюю дискуссию о понятии доказательств в уголовном процессе68, дискуссию в среде ученых, научные представления многих из которых складывались до кодификации уголовно-процессуального законодательства 1958–1961 гг.; дискуссию, в которой основным раздражителем служили, казалось бы, простые и ясные слова, составляющие фразу – «доказательствами по уголовному делу являются любые фактические данные (выделено нами – авт.)». Возражений же ч. 1 ст. 74 УПК РФ не вызывает, поскольку слова «фактические данные» заменены синонимом – «сведения». И в разговорной речи, и в специальной литературе слова «сведения», «сообщения», «данные» и даже «информация» используются как тождественные или весьма близкие по смыслу. Так, термин «сведения» применили А. М. Ларин, И. Л. Петрухин и В. М. Савицкий в статье «Доказательства» при конструировании модели Основ уголовно-процессуального законодательства Союза ССР и союзных республик69.
2) содержавшиеся в ее ч. 2 слова «Эти данные устанавливаются» заменены словосочетанием «Доказательствами являются». В результате, перечисленные за этими словами объекты, – показания, заключения, – вещественные доказательства, протоколы и документы, – изменили свой процессуально-правовой статус. Из источников доказательств, т.е. источников сведений (данных) они трансформировались в сами эти сведения. Причем вовсе и не в «любые сведения», как это записано в ч. 1 ст. 74 УПК РФ, а лишь поименованные в ее ч. 2. Невольно вспоминаются слова немецкого юриста и философа Ю. Г. фон Кирхмана: «Один росчерк пера законодателя – и целые библиотеки превращаются в макулатуру»70. Применительно к рассматриваемой ситуации цитату хочется перефразировать: два слова законодателя и сотни страниц будут исписаны в поисках объяснения и толкования этого изменения и его последствий.
Уместен вопрос: как же случилось, что при разрушении прежних редакций (ст. 69 УПК РСФСР) и подготовке новых норм (ст. 74 УПК РФ), над сложившимися дефинициями, соответствующими категориями гносеологии, информатики и других наук (документалистики, психологии, семиотики), над формулировками, содержавшимися в авторитетных проектах УПК РФ71, возобладали личные доктринальные представления создателей действующего Кодекса о понятии доказательств в уголовном процессе? Объяснение здесь видится в гиперболизации господствующей в науке уголовного процесса концепции единства фактических данных и их источников. Такого единства, при котором первое понятие поглощает второе.
После проведенных в ст. 74 УПК РФ изменений в литературе, как и следовало ожидать, возникла разноголосица. Даже в учебниках и учебных пособиях по курсу «Уголовный процесс», в комментариях к УПК РФ, в которых, как всегда было принято считать, излагаются наиболее устоявшиеся концепции, одни и те же положения освещаются неоднозначно. Вновь источники доказательственной информации именуются видами доказательств»72, хотя этот термин логичнее использовать в классификациях доказательств по тому или иному основанию. Вновь встречаются суждения о том, что наряду со сведениями, доказательствами по уголовному делу служат также и достоверно установленные факты, будто сама познанная реальность в каком-либо ином виде кроме как в форме сведений может фигурировать в материалах уголовного дела73. Так, Б. Т. Безлепкин в своих работах пишет: «Фактам нельзя отказать в доказательственной ценности»74. Согласимся, нельзя. Да и как иначе? Ведь именно они (достоверно установленные факты как элементы знания о событии преступления – времени, месте, способе его совершения, виновности лица, форме вины и т.д.) есть ничто иное как обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовным делам, т.е. его – доказывания – предмет (ст. 73 УПК РФ) или же, входящие в пределы доказывания (например, факт недостачи материальных ценностей, алиби). Устанавливаемые доказательствами факты служат основаниями для принятия процессуальных решений. Более того, и фактические данные, и факты – понятия однопорядковые. И первое, и второе есть выраженное в языковой форме (т.е. речевыми средствами) знание.
Однако более всего настораживают утверждения, что доказательства по уголовному делу – это не любые сведения, а лишь перечисленные в ч. 2 ст. 74 УПК РФ75. Какими бы оговорками эти заявления не сопровождались, в частности, двойственным пониманием доказательства – и как формы, и как содержания, сами по себе они в значительной степени представляют возвращение к теории формальной оценки доказательств. Конечно, исследователи проблем доказательственного права могут придерживаться собственных взглядов, однако при этом не следует создавать теорию «с чистого листа», игнорируя фундаментальные исследования отечественных ученых, проведенные за десятилетие существования УПК РСФСР76.
Среди процессуалистов можно выделить и тех, кто исходит из легального, т.е. буквального, основанного на тексте закона толковании ст. 74 УПК РФ. Их позиции заслуживают уважения, если они тщательно аргументируют свои оценки, выводы и предложения. Но вот с последними-то не всегда можно согласиться. Так, А. В. Смирнов, найдя слово «источник» в одной из норм УПК РФ («… показания свидетеля, который не может назвать источник своей осведомленности» – п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ), возвел его в ранг термина и сделал вывод: источник доказательств – это лица, от которых исходят доказательственные сведения. В их число автором включены субъекты доказывания: лица, имеющие в деле самостоятельный правовой интерес и их представители; физические и юридические лица, представляющие вещественные доказательства и документы; и даже понятые и иные лица, участвующие или присутствующие при производстве следственных и судебных действий77. В данном случае, удачно употребленные (с точки зрения официально деловой стилистики) законодателем слова («источник осведомленности») повлекли за собой искажение информационной и процессуальной природы формирования и восприятия доказательственной информации. Очевидно также, что осведомленность свидетеля обеспечивается не только другими лицами, но и воспринимаемыми ими предметами и документами.
Ученые-процессуалисты и криминалисты, исследующие проблемы теории доказательств, как правило, утверждают, что в своих исследованиях они опираются на категории гносеологии и информатики. Иначе и быть не может, поскольку доказывание в уголовном процессе осуществляется в соответствии с общими закономерностями познавательной деятельности. Однако, изучение литературных источников, увидевших свет в минувшее десятилетие, показывает, что эти заявления не всегда спасают от неточностей и ошибок. Так, по мнению С. А. Шейфера, новая редакция ст. 74 УПК РФ стала заметным шагом вперед в развитии теории доказательств78. Автор как бы не замечает, что аналогичные шаги почему-то не предпринимаются в других отраслях процессуального права – гражданском, административном и арбитражном. В статьях 55 ГПК РФ, 26.2 КоАП РФ и 64 АПК РФ понятия сведений (данных) и их источников четко разграничиваются. Аналогичные правовые конструкции закреплены и в ряде других отечественных и зарубежных законодательных актах. Так, в ст. 2 ФЗ РФ от 27.07.2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»79, в котором дано разъяснение понятию правовой информации, она определяется как «сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления». В ч. 2 ст. 88 УПК Республики Беларусь закреплено: «Источниками доказательств являются показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля; заключения эксперта; вещественные доказательства; протоколы следственных действий, судебного заседания и оперативно-розыскных мероприятий; иные документы и другие носители …»80.
Новую формулировку ст. 74 УПК РФ нельзя назвать и шагом назад в доказательственном праве. Таким шагом было бы возвращение к периоду действия УПК РСФСР 1923 г., в котором, как отмечалось выше, понятие доказательств не формулировалось, а учеными-процессуалистами предлагалось выводить его из смысла других норм, например, из правила ст. 319 УПК РСФСР – «суд основывает приговор исключительно на имеющихся в деле данных, рассмотренных в судебном заседании»81.
Не только предпочтительными, но и правильными представляются позиции авторов, разграничивающих понятия доказательств и их источников, и не изменивших своих взглядов после принятия УПК РФ82. Категории доказательственного права не относятся к числу идеологических (хотя, вероятно, можно попытаться в собственных интересах превратить в идеологемы и эксплуатировать в качестве таковых многие правовые понятия). Но в онтологическом и гносеологическом аспектах ничего не изменилось в средствах отыскания истины по уголовным делам. Корректироваться, как известно, могут нормы права и знания о правовых явлениях.
