Таким образом, Ферри указывает, что преступление, какое бы оно ни было по форме и к какой бы категории ни относилось, имеет сложное происхождение и природу – как биологическую, так и физическую и социальную. Поэтому деяния человека могут быть ему вменены, и, следовательно, он является ответственным за них, потому что живет в обществе.
В конечном счете мы получили социологическую школу, которая проблему преступления и наказания сделала объектом изучения трех самостоятельных и в то же время тесно связанных друг с другом дисциплин, образующих собой систему науки уголовного права: уголовной социологии (криминологии), уголовной политики и уголовной догматики. По существу, эта школа является примирительной, так как, обратив серьезное внимание на социальный фактор преступности, она не отрицает в лице большинства своих представителей ни многих антропологических данных, ни юридического изучения, составляющего центр классической школы.
Один из представителей социологической школы ГД. Тард пишет: «Преступление – явление социальное, как и всякое другое, но и в то же время и антисоциальное, как рак, участвующий в жизни организма, но содействующий его умерщвлению»[80].
В принципе, все представители этой школы полагают, что преступление есть не что иное, как ответ на социальную несправедливость, как следствие несовершенной и неудовлетворительной организации общества, радикальная реформа которой довела бы до минимума цифру преступности, а может быть, и вовсе ее уничтожила.
Социологическая школа исходит из того, что преступление есть необходимый результат социальной обстановки, в которой вырос и живет преступник. Один из представителей этой школы Х.М. Чарыхов писал: «Итак, социальная среда определяет и движет формы общественного развития. Преступление как одна из форм общественных и индивидуальных действий человека, как одна из форм общественного развития не может быть рассматриваемо и изучаемо вне влияний тех факторов, которые определяют и движут формы общественного развития в целом. И поэтому преступление как частный случай из общего процесса развития определяется факторами социальной среды, а не космической»[81].
Рассматривая преступление как социологическую сущность, а не сущность физиологическую, Л.П. Мануврие полагал, что «человек всегда действует сообразно со своей физиологической организацией, но природа и характер его действий всецело определяются внешней средой. От анатомии и физиологии зависит лишь способность человека действовать. А как он действует – это уже зависит от среды»[82].
Таким образом, можно сделать следующие выводы.
Во-первых, если социальная среда есть все, если она настолько испорчена, что благоприятствует развитию порочных и преступных натур, то именно на эту среду и на условия ее функционирования должны быть направлены реформаторские усилия. «Общества имеют таких преступников, каких они заслуживают»[83]. Получается, что рост и снижение преступности зависят, главным образом, от социальных факторов, то есть от факторов, которые легче других могут быть изменены и исправлены обществом.
Во-вторых, можно заключить, что чем ниже стоит человек на социальной лестнице, тем выше степень возможности совершения преступления с его стороны.
В-третьих, разделив факторы преступности на две группы – социальные и индивидуальные, – преимущественное значение в определении причин преступления социологическая школа отводит социальным факторам как категории первичных факторов преступности. Поэтому отсутствие первичных, то есть социальных, факторов при прочих равных условиях не приведет к жизни и возникновению причин индивидуального (производного) порядка, то есть психофизических свойств. А из этого вытекает, что следует искать причины самого человека как причины преступления. Надо искать эти причины, прежде всего, в окружающей общественной среде, ибо причины преступления – в самом человеке, однако причины самого человека – в среде. Преступник, то есть «микроб», есть элемент, который приобретает значение лишь тогда, когда он находит себе питательную среду.
В-четвертых, под социальными факторами преступности понимается совокупность влияний общественной среды, а под индивидуальными – влияние индивидуальной среды человека (Лист, Чарыхов).
В чем недостаток этой школы? Констатируется, что преступление – социальный феномен, определяемый факторами социальными. И только. Какова же природа этого феномена: консервативная или эволютивная? На это ответа нет. Усматривая непосредственную причинную связь между социальными факторами и преступным явлением, дальше этого представители социальной школы, используя позитивный метод, не идут, то есть они не пытаются обнаружить ту логику, на основании которой социальная среда порождает такой социальный феномен, как преступление. И наконец, социологическая школа не проводит четких границ между социальными и индивидуальными факторами, а также экономическими причинами, условиями. Таким образом, социологическая школа не образует собой вполне законченной и стройной системы, ибо, расходясь по ряду существенных вопросов с антропологической школой, она, тем не менее, по многим позициям ей близка, а потому эти направления не могут быть представлены как два враждебных и строго обособленных лагеря.
Достаточной популярностью пользуются сторонники экономического направления изучения преступления и его причин, имеющего богатую теоретическую и практическую базу.
То, что преступность служит необыкновенно чутким барометром экономического положения общества, неоспоримо. Об этом ярко свидетельствует сравнительный анализ состояния преступности в разных странах с различным экономическим развитием. Еще Т. Мор в «Утопии» указывал на экономическую причину, которая, вызывая нужду и нищету многих тысяч людей, принуждает их к преступной жизни. Д. Романьози замечает, что экономическая нужда приводит к преступлению: «Мы можем указать примеры несчастных, которые понуждаемые нищетой и рабством, обращались к разбою. Задержанные впоследствии на вопрос, почему они занялись столь отчаянной профессией, опасность которой им была известна, ответили, что они, действительно, знают, какой опасности подвергаются, но что они предпочли подвергнуться этому риску, чем вести ту несчастную жизнь, какую они вели»[84].
Ф. Энгельс проводил специальное исследование преступности с привлечением статистических данных. В результате он пришел к выводу, что необычайный рост преступности в Англии связан с тяжелым экономическим положением.
За самое широкое предупреждение преступлений высказывался Вольтер, требуя, чтобы, прежде всего, законодатель исследовал, какие преступления наиболее свойственны слабым сторонам человеческой натуры. Указывая, например, на то, что преступления против имущества, главным образом, совершаются бедными, а законы составляются богатыми, он выступал против невнимания к причинам этих преступлений. По его утверждению, в борьбе с нищенством и бродяжничеством нужны не показательные казни, а забота об искоренении разумными мерами самого явления, именуемого нищенством.
И. Бентам справедливо замечал, что, если человек лишен средств существования, то страхом кары его нельзя остановить, ибо непреодолимый мотив влечет его к преступлению, раз невозможно согласное закону удовлетворение его нужд. По мнению автора, самое верное средство – не ожидать бедности, а предупреждать ее. Система Бентама отличается замечательной обстоятельностью и оригинальностью. Никто из его предшественников не проник так глубоко в тайники, порождающие преступления, и не нашел столь действенных средств их предупреждения[85].
Следует заметить, что еще Гомер в «Одиссее» (XVII, 286) говорил: «Пустой желудок не имеет ушей. Голод приносит много бед людям». Философы «золотого» века также не обошли вниманием вопрос о влиянии материальных условий на преступность. Так, Ксенофонт видел в нищете могущественный стимул к преступному поведению. В «Пире» он говорит устами Каллиаса: «Те, кто знает, что их жизнь обеспечена, не предаются преступлению».
Итак, вряд ли кто-либо может сомневаться в том, что бедность и нищета оказывают существенное влияние на состояние преступности. Однако нельзя забывать, что богатство и роскошь также играют немаловажную роль в совершении преступлений. Все зависит от вида и характера преступления. Платон в книге «Республика» отмечает, что материальные крайности – роскошь и нищета – одинаково опасны. Поэтому философ советует правителям следить, чтобы роскошь и нищета не появлялись в государстве: первая развивает низменность, безделье и стремление к новшествам, вторая – низменность чувств и желание делать зло, независимо от любви к нововведениям.
