Учение о переменном характере социальных целей ясно обнаруживает также ошибочность теории органического возникновения и развития социальных явлений. По общему правилу об органическом происхождении учреждения говорят только вследствие незнакомства или недостаточного знакомства с процессом этого возникновения и развития. Не зная, как учреждение в действительности развилось, мы думаем, что сознание вообще не принимало здесь никакого участия. Чем отдаленнее от нас какой-либо исторический процесс, чем меньше источников сохранилось о деталях его развития, тем охотнее приверженцы органической теории государства и общества ссылаются на него для обоснования своих гипотез; и, напротив, то, что возникло при свете исторического сознания и, стало быть, в частности, в новейшее время, нередко называют неорганическим и потому отвергают. На этом основании старые учреждения представляются часто органическими, новые, – процесс развития которых ясно виден, – механическими. Но чем глубже проникает исторический анализ, тем более он убеждает нас в том, что должно было бы быть понятно само собою, – что все учреждения обязаны своим происхождением сознательным волевым актам и только вследствие изменения цели становятся чуждыми первоначальной причине их возникновения и потому получают вид образований, бытие которых не зависит от воли человека.
Кроме изменения цели, на развитие социальных институтов влияет еще и другая причина. Если, с одной стороны, всякое действие неизбежно имеет какую-либо цель, то, с другой стороны, не всякое действие служит к достижению предположенной или исключительно только предположенной цели. Всякое действие может иметь социальные последствия, которых нельзя не только предвидеть, но нередко даже и предчувствовать. Вследствие чрезвычайного многообразия и сложности социальных отношений деятельность человека может послужить источником и не предусмотренных последствий. Последствия новых правоположений, новых должностей, новых налогов, поведения, парламентских партий, торгового договора, объявления войны, уступки территории, заключения мира и т. д. никогда не могут быть предусмотрены с точностью. Все эти события имеют ближайшие непосредственные цели, без сомнения, сознаваемые их активными участниками. Но последние не могут знать, достигнут ли они этих целей, не повлекут ли их действия каких-либо иных желательных или нежелательных последствий. При тесной внутренней связи всех социальных явлений результаты исторического акта, для его участников строго телеологически-детерминированного, могут даже вообще выйти за пределы доступного чело-веку предвидения. Стоит только вспомнить о великих всемирно-исторических решительных сражениях, последствия которых, по необходимости скрытые от самих участников, отражаются на всей дальнейшей судьбе человечества. Всякое новое техническое изобретение влечет за собою последствия, которые не могут быть предусмотрены, каждый шаг вперед в области хозяйственного производства имеет, рядом с предусмотренными благоприятными, и не предусмотренные вредные последствия в общей экономии народного хозяйства.
Эти непредусмотренные и не могущие быть предусмотренными последствия социальных учреждений еще усиливают впечатление, будто создание их, в особенности, когда мы не умеем точно отличить предусмотренное от непредусмотренного, вообще не зависит от воли человека и представляется поэтому естественным органическим процессом. Но это «естественное и органическое» присуще всякому, даже самому незначительному и ошибочному человеческому действию. Ни один волевой акт не вызывает во внешнем мире изменений, которые могли бы быть предусмотрены полностью, и является поэтому одновременно разумной и неразумной естественной силой. Благочестивые богомольцы благоговейно целуют изображение святого, но это целование в течение столетий стоило пальца знаменитому созданию Микеланджело в соборе св. Петра.
Здесь не место останавливаться на том, какое значение, кроме того, имеет обыкновение рассматривать социальные и государственные учреждения как образования, совершенно независимые от человеческой воли. Чем дольше существует учреждение, тем в большинстве случаев труднее преобразовать его. Несмотря на то, существование его всегда требует сознательных волевых актов. В существе оно ведь есть не что иное, как сумма планомерно согласованных актов человеческой воли.
6. Юридический метод в учении о государстве
[47]
Он применим к установлению принципов учения о государственном праве и к развитию их содержания. Учение о государственном праве есть, как уже упомянуто, наука нормативная. Нормы его должны быть строго отличаемы от положений о бытии государства как социального явления. Значительная часть методологических контроверз в государственном праве вытекает из неясного представления о двойственной природе государства и вызываемом ею различии между посвященными государству науками.
Познание этого исключает всякую возможность перенесения неюридических методов исследования из области социальной в юридическую область учения о государстве. К социальной области относится и право в качестве социальной функции. История и социальная наука, равно как и политика, изучают также право, его возникновение, развитие, действующие в нем экономические, этические, национальные идеи, его влияние на всю народную жизнь. Но догматическое содержание юридических норм может быть изучаемо исключительно только при помощи юридического искусства абстрагирования от правовых явлений и дедукции из выясненных таким путем норм. Эта догматика права не может быть заменена иного рода наукой. Однако односторонняя догматика, стремящаяся обнять все явление права, этой цели не достигает, ибо, как это уже достаточно выяснено сказанным, она нуждается для плодотворности ее изысканий в пополнении другими посвященными государству дисциплинами.
Все исследования об эмпирическом, биологическом, естественнонаучном, социологическом методах изучения государства в действительности относятся к социальному учению о государстве. В государственном праве применим только юридический метод, который, однако, должен считаться с особенностями публичного права. Юридическое – не то же, что частноправовое. Простое, чуждое критики перенесение гражданско-правовых понятий в публичное право, без сомнения, представляется методологической ошибкой, хотя существуют юридические формы, общие всем областям нрава. Тем не менее точно так же нельзя говорить о гражданско-правовом или государственно-правовом методе, как в естествознании о совершенно самостоятельном химическом или механическом методе. Единый юридический метод должен, напротив, как и всякий другой метод, приспособляться к особенностям подлежащего изучению объекта. Публичные права и правоотношения по своей природе отличны от частных. Всякое научное юридическое исследование должно не стирать это различие материала, а считаться с ним. Тот факт, что это не всегда соблюдается, ничего не говорит против единства метода, а доказывает только, что он не всегда правильно применяется.
Глава третья. История учения о государстве
[48]
Учение о государстве относится к древнейшим научным дисциплинам. Оно образует весьма важную, широко развитую ветвь уже в древнегреческой науке.
Это находится в связи со всем миросозерцанием греков. Государство было для них не только политическим, но и религиозным общением, и этические проблемы представлялись поэтому тесно связанными с политическими. Совершенно вне государства или в государстве, но в качестве чего-то самостоятельно ему противостоящего – для них не существует общежития. Так как интерес к этическим проблемам скоро превзошел, а затем и совершенно вытеснил все другие, то на первый план выступают в научных исследованиях, рядом с этическими проблемами, основные вопросы учения о государстве. В соответствии с практической тенденцией спекуляции в области этики исследования имеют своим предметом прежде всего выяснение общих принципов как основы политической деятельности. Судя по дошедшим до нас данным о первых проявлениях политического мышления, оно занято поисками мерила для существующего порядка, которое одни находят в природе, другие – в человеческих нормах. Борьба противоположных воззрений сосредоточивается, однако, главным образом на вопросе о наиболее целесообразном устройстве государства и о том положении, которое в отношении к нему должен занять индивид. Этим положена основа тому направлению в учении о государстве, которое считает важнейшим своим объектом вопрос об идеальном типе государства. Первый вопрос, вытекающий из научной потребности в познании государства, сводится не к формуле, что такое государство, а – как оно должно быть устроено? Уже от мыслителей, не находившихся под влиянием учения Сократа, каковы, например, Фалес из Халкедона и Харонд Милетский, до нас дошли отрывки конструкций идеального государства. В эпоху же расцвета греческой философии вопрос о наиболее совершенном государстве является главнейшим объектом политической спекуляции. Наиболее ярко это выступает у Платона, великие политические произведения которого посвящены изложению идеального и ближайшего к идеалу государства. И у Аристотеля, как это видно из всей системы его труда, познание лучшего государства служит конечной целью всей государственной науки: государство, всего лучше выполняющее присущую ему цель, представляет, как и все вообще желательное с этической точки зрения, важнейший предмет практического познания. В поаристотелевских школах и вплоть до последних представителей античного государствоведения теоретические интересы познания совершенно исчезают и на первый план выступают практические и политические интересы индивида; главным предметом исследования остается поэтому идеальное государство. Основная политическая проблема поаристотелевой науки о государстве сводится к вопросу, каким должно быть государство, чтобы и мудрый мог в нем участвовать.
