Основу деятельности правотворческих органов должно составлять объективно складывающееся в обществе право, а точнее, правовые идеи, отражающие социокультурные особенности представлений определенного общества о том, как должны регулироваться отношения между людьми, какие ценности лежат в основе таких отношений и какой смысл вкладывают в них люди. Только в этом случае закон может способствовать укреплению законности и правопорядка и быть эффективным. Следует согласиться с мнением, что всякий живой опыт, всякая живая человеческая деятельность, как бы рационализированы и технологизированы они ни были, с необходимостью предполагают этот нередуцированный к внешней данности момент личностного духовно-душевного усилия[127].
В советской литературе справедливо указывалось, что проблема эффективности законодательства оказалась «проблемой высшей степени трудности». Это объяснялось двумя основными причинами: во-первых, многоаспектностью самой проблемы, в частности, многочисленностью и различным характером правовых объектов исследования, а следовательно, и многообразием подходов к решению поставленной задачи; во-вторых, трудностями, связанными с использованием для решения задачи эффективности законодательства новейших приемов и методов научного исследования, требующих, как правило, значительных усилий не отдельных ученых, а целых коллективов, специально нацеленных на решение определенной задачи. Вообще, как справедливо отмечают ученые-юристы, проблема эффективности законодательства будет стоять перед юридической наукой до тех пор, пока будет существовать законодательство[128].
Очевидно, что указанная трудность имеет и психологический аспект. Психологическое приятие или неприятие норм законодательства, влияющее на их эффективность, порой весьма трудно прогнозировать и оценивать. В литературе указывается на следующий парадокс. С одной стороны, нормы информируют, ориентируют людей, организуют и стабилизируют социальные связи. Но если норма снабжена санкцией, то это значит, что возможность ее нарушения предполагается в такой же степени, в какой и ее соблюдение. Более того, сам факт описания в норме прав и обязанностей различных лиц, а также существование особых процессуальных норм, регулирующих, помимо прочего, порядок защиты права, оспаривания и притязания, наводят на мысль о «конфликтном» предназначении нормы[129].
Как известно, воздействие различных социальных норм на поведение людей может быть и противоречивым, прежде всего потому, что многие из них принадлежат разным общностям (всему человечеству, социальным группам, коллективам), которые не всегда находятся в гармоничном соответствии между собой. Разнообразие и порой противоположность требований, предъявляемых к разным социальным ролям, могут являться источником конфликтов, трудностей, а подчас и социальных отклонений[130]. Такое разнообразие, несомненно, влияет и на эффективность конкретных норм законодательства.
Кроме того, факторы эффективности права и норм законодательства, относящиеся к правосознанию (ценности, мотивы, цели личности, ее внутренний мир), на наш взгляд, традиционно недооцениваются отечественным законодателем и юридической наукой.
Важной методологической посылкой является то, что эффективность как самого права, так и конкретных норм законодательства имеет ряд аспектов, духовных и материальных, поэтому и ее исследование должно быть многоаспектно. Недаром, по мнению ряда авторов, достижение ясности в определении того или иного термина включает в себя так называемый резонанс. Резонанс в определении данного термина можно достичь, объединив в новом определении столько его стандартных смыслов, сколько возможно[131].
Как отмечается, многоаспектность в исследовании эффективности права предопределена тем, что само право как феномен многоаспектно, «сфера бытия права многослойна, иерархична и противоречива»[132]. Следует согласиться с В. К. Самигуллиным в том, что с методологической точки зрения очень важным является вывод, согласно которому сущность права имеет множество проявлений и множество путей ее постижения[133]. Заслуживает внимания также замечание А. В. Полякова о том, что современная российская теория права должна работать над концепцией, которая объясняла бы право как многообразный, но единый феномен, существующий на разных социальных уровнях и в разных ипостасях. Используя терминологию русской религиозной философии, таким образом понятое право можно было бы охарактеризовать как «сущее многоединство»[134].
Анализ антропологических концепций права позволил даже при рассмотрении права только как регулятивной системы выделить целый ряд аспектов данного понятия. Во-первых, право как официальная система взаимосвязанных обязательств, рассматриваемых, с одной стороны, как право и признаваемых, с другой стороны, как обязанность. Во-вторых, это такой элемент регулятивной системы, который имеет, безусловно, обязательную поддержку со стороны легитимированной власти. В-третьих, право как регулятор, который одновременно основывается на механизме и внутренних, и внешних санкций. В-четвертых, право как такое средство, которое в состоянии поддерживать и сохранять в рамках некоторого социального единства общественный порядок (правопорядок), правила которого являются общими, одинаковыми для всех. В-пятых, право – это такой элемент нормативной системы, содержание которого определяется интересами, потребностями каждой конкретной (этнической, территориальной, профессиональной и т. д.) подсистемы единой общественной системы. В-шестых, это система, имеющая сложную структуру, состоящую из норм права, правоотношений и оценок («внутренних санкций»). И последнее, право есть регулятор, который упорядочивает общественные отношения через частные правовые акты[135].
Эффективность права должна изучаться не только с позиций воздействия государства, но и с точки зрения антропологической, психологической, мировоззренческой. Необходимо учитывать, что в современном обществе действуют «конфликты ценностей и смысла жизни»[136]. Следует согласиться с Дж. М. Барбалет в том, что «ключевые аспекты социальной структуры изучаются именно посредством развития и применения эмоциональных категорий»[137].
В рамках плюралистического подхода предполагается синтезировать разнообразные типы зависимости правовых явлений от факторов внешней и внутренней среды – экономики, культуры, религии. Вполне приемлемыми оказываются идеи нелинейной, многоканальной, многофакторной детерминации, с учетом преломления действия внешних факторов в сознании и поведении людей[138]. Любое правило поведения людей (социальная норма) несет в себе определенную информацию об объекте, но само получение этой информации и ее усвоение субъектами предполагают деятельность рассудка, разума, эмоций, сознания[139].
Данный тезис, как представляется, имеет весьма важное значение для проблем эффективности права в целом, норм и институтов законодательства. Право как явление культуры представляет собой объективированное выражение творчества человечества, его материального и духовного богатства, накапливаемых обществом социальных ценностей, передаваемых из поколения в поколение. Именно преемственность права в непрерывной череде исторически сменяющих друг друга на протяжении тысячелетий общественных и государственных образований, строя, культур, целых эпох являлась хранителем основополагающих институтов человеческой культуры, всего того, что выражает ценность права как механизма непрерывного воспроизводства сущности социально-культурной системы того или иного социума.
Право – это неотъемлемая часть духовной сферы общества, сегмент универсальной и национальной духовной матрицы, выражающей общие и конкретные представления, ощущения справедливости, свободы, социального порядка и др[140]. Существующая между правом и цивилизацией глубокая и органическая связь указывает на возможность рассматривать право в качестве института цивилизации, в котором фиксируются духовные ценности и достижения, накопленные человечеством, – нравственное совершенство и моральная чистота, милосердие и требовательность, житейская мудрость и практичность, и т. д. Благодаря этому право может выступать стабилизирующим «передаточным механизмом» духовного богатства. Именно через механизм правового регулирования духовные ценности становятся общезначимыми в мире объективированных явлений, фиксируются и реализуются в социальных отношениях, в жизни людей, отражают качественное состояние общества[141]. Именно усвоение и реализация духовных ценностей в жизни, трансформация состояния общества и сознания представляются существенными критериями эффективности права как социально-духовного регулятора.
