В-четвертых, внесудебное изъятие партийного имущества представляло собой беспрецедентный шаг, который неизвестен даже тоталитарному и фашистскому режимам.
В-пятых, разгром партии – это лишь первый шаг, в случае удачи которого вторым шагом станет широкомасштабная деятельность по дискредитации и уничтожению советов по всей стране. Кроме того, согласно утверждениям стороны, нелогичен тезис указа о том, что партия завела страну в тупик и сама оказалась в тупике, поскольку находящуюся в тупике партию не запрещают – она сама сходит с политической арены, запрещают лишь партию «широкой перспективы», партию, имеющую возможность повести за собой массы. Подводя итог изложенному, В. И. Зоркальцев подчеркнул, что изданные Президентом указы не только неконституционны, но они ещё и противоречат международным документам по правам человека и, в частности, Всеобщей декларации прав человека[190].
Иную оценку изданным указам дала сторона, представляющая интересы Президента РФ. Представитель этой стороны – А. М. Макаров – сразу же оговорился, что сторона оказалась в суде не из-за «жажды мести победителей над побежденными», не из-за «сведения счетов», а для дачи справедливой юридической оценки организации, именовавшей себя КПСС. Выступавший отметил, что «организация, именовавшаяся КПСС, для миллионов людей олицетворяет и долго еще будет олицетворять силы, которые не раз ввергали человечество в пучину страданий, безжалостно подавляя само понятие “человек”, отрицая права человека и делая человека бездушной игрушкой в своих руках, а человечество заложником собственных экспериментов… Организация, именовавшая себя КПСС, является символом террора и насилия, жестокого национализма и милитаризма, интриг и провокаций, истребляя людей и провозглашая всеобщую нищету высшим достижением человечества». Также в обоснование конституционности изданных Президентом РФ указов отмечалось, что КПСС всегда подменяла государственные органы и ни один военный или экономический вопрос не решался без ведома ЦК КПСС и его Политбюро. «Система КПСС принципиально нереформируема в политическую партию, ибо государственные структуры и общественные объединения противоположны по своему генезису, противоположны по своей социальной роли». Выступавший говорил о том, что КПСС не являлась партией, поскольку у нее не было признаков общественной организации – добровольности, равноправия членов организации, самоуправления, законности и гласности. Вместо добровольности, по мнению А. М. Макарова, был «селективный отбор», отсутствовала до последнего времени возможность выхода из нее. Равноправие никогда не существовало, а вместо этого были роскошь и барство высшего эшелона партии. Самоуправление осуществлялось посредством реализации принципа демократического централизма, обеспечившего безграничное господство партноменклатуры. Вместо гласности в партии на практике существовали дезинформация и пропаганда, а большинство документов КПСС, «даже самых невинных», засекречивалось. А принцип законности повсеместно нарушался самим фактом подмены партией государственных органов. Представителем Президента РФ указывалось на противоправные акты, принятые в сталинское время, направленные на «очистку» прибалтийских республик от антисоветских элементов. И стержневым аргументом «президентской» стороны являлось то, что КПСС продолжала руководить страной даже после изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г.[191]
Как видно из выступлений сторон, процесс в Конституционном суде РФ был глубоко политизирован. Юридические аспекты постоянно смешивались с сугубо политическими – в рамках рассмотрения вопроса о конституционности президентских указов, а также КПСС и КП РСФСР сторона, отстаивавшая интересы Президента РФ, вспомнила и «катынскую трагедию», и чернобыльскую катастрофу, и массовые репрессии[192], обвинив в этом, разумеется, КПСС. Очевидно, что в процессе шло смешение понятий ответственности конкретных должностных лиц КПСС, которые должны были бы понести наказание за совершенные противоправные деяния, и ответственности партии в целом. И на этот факт справедливо указывал В. С. Мартемьянов (представитель стороны, подавшей ходатайство о проверке конституционности указов Президента РФ): «Мы не фарисеи, мы прекрасно знаем цену власти бюрократии и партократии, но есть разница между борьбой в партии против бюрократии, за обновление и борьбой против партии, за ее свержение»[193].
По результатам исследования материалов дела, выслушивания участников процесса суд 30.11.1992 г. принял постановление[194]. Также были представлены три «особых мнения» судей конституционного суда: А. Л. Кононова, В. О. Лучина, Б. С. Эбзеева.
В своём решении суд разделил Коммунистическую партию на: организационные структуры (их роспуск был признан конституционным) и первичные организации (их роспуск был признан неконституционным); имущество, находившееся во владении и пользовании КПСС, суд также разделил – теперь уже на три части: 1) собственником которого является государство; 2) собственником которого является КПСС; 3) собственником которого являются иные субъекты (оказалось затруднительным их выявить). Немного странным выглядит тот факт, что Конституционный суд РФ признал соответствующим Основному Закону «объявление государственной собственностью РСФСР», как было написано в указе президента Ельцина, имущества, собственником которого являлось государство. Думается, что данный вывод содержит юридическую тавтологию и не имеет юридического значения.
Интересно, что особые мнения, высказанные тремя судьями, имеют не только разную правовую оценку предмета судебного разбирательства, но и разную эмоциональную окраску.
Систематичной и, как он сам называет, «свободной от практической целесообразности, каких-либо политических склонностей» позиции В. О. Лучина предшествует крайне нервозное, эмоциональное, во многом неправовое и политизированное «особое мнение» А. Л. Кононова, считавшего, что первичные партийные организации «состояли из пенсионеров и домохозяек», а КПСС в целом являлась «преступной организацией», творившей «чудовищные злодеяния», ряд из которых «подпадает под нормы о геноциде, военных преступлениях и преступлениях против мира и человечности», поэтому Указом от 06.11.1991 Б. Н. Ельцин «пресёк ее деятельность». Очевидно, что должный юридический анализ рассматриваемому делу судьей А. Л. Кононовым дан не был. Вместо анализа «особое мнение» переполняли эмоциональность и политическая ангажированность.
Различная оценка судьями Конституционного суда РФ сущности и значения КПСС свидетельствует о том, что в основе судебного производства был не столько юридический конфликт, но прежде всего конфликт мировоззренческий. По словам участника процесса Ф. Рудинского, представлявшего сторону КПСС и КП РСФСР, «наши процессуальные противники стремились не только к доказательству неконституционности компартии, ее политической дискредитации. Они также поставили перед собой цель опровергнуть марксистско-ленинскую теорию. Смысл их выступлений заключался в том, чтобы убедить Суд, что противоправные действия, приписываемые коммунистам, вытекают из самой природы коммунистической теории»[195].
Таким образом, процесс по «делу КПСС» был глубоко политизированным, отражавшим необходимость во что бы то ни стало признания нового установившегося государственного режима – государственного режима «западного типа», в который КПСС уже не вписывалась.
То есть КПСС была разрушена, а политическая система СССР была коренным образом изменена.
Глава 3. Разрушение высших органов государственной власти и управления СССР
§ 1. Разрушение высших органов государственной власти СССР
А. Учреждение Съезда народных депутатов СССР
Высшими органами государственной власти СССР, согласно статьям 108 и 119 Конституции СССР 1977 г., являлись Верховный Совет СССР и Президиум Верховного Совета СССР.
Такая модель высшей власти СССР сохранялась до декабря 1988 г, когда была проведена кардинальная политическая реформа, главным результатом которой стало учреждение нового института государственной власти – Съезда народных депутатов СССР.
Проводимая реформа официально обосновывалась острой необходимостью в очередной раз «оживить советы»[196]. И по мысли законодателя учреждение Съезда, на котором будут представлены все слои советского общества, будет в полной мере отвечать поставленной задаче и будет являться ярким свидетельством демократизации СССР.
