мемуарах «Эпизод из жизни Л.Н. Толстого» вспоминал:
«Капитан как-то сразу отделился от всех своих товарищей и стал в стороне. Он был безукоризненно вежлив со всеми, но строго ограничивал все свои сношения с начальством и товарищами одними служебными сухими отношениями. Среднего роста, сухощавый блондин, скорее даже рыжеватый, с тонкими, правильными, но такими сухими чертами лица и холодным, стальным взглядом серовато-карих глаз, Яцевич производил какое-то неприятное впечатление. В его присутствии всё как будто леденело и свёртывалось. Всякий чувствовал себя как-то не по себе… На него косились – он старался этого не замечать».
Вполне объяснимо, что капитан Б.В. Яцевич был требователен и к своему непосредственному подчинённому – штабному писарю рядовому Василию Шабунину. Освобождённый от всех видов занятий как «слабосильный», но годный к строевой, 38-летний писарь живёт один, спит на сеновале, не имеет не только друзей, но и собутыльников, предпочитая ежедневно пить в одиночку. Такое поведение считалось странным: большинство из солдат были призваны из деревень, поэтому и на военной службе старались жить привычным укладом – артельно.
Кстати, во время разговора со Львом Николаевичем Толстым – своим добровольным защитником – уже в тюремной камере Шабунин будет врать ему, что постоянно участвовал в ротных учениях и нёс караульную службу наравне с другими солдатами.
Ну и как, по-вашему, должен был относиться требовательный начальник Яцевич к разжалованному из унтер-офицеров пьянице? Своим сослуживцам Шабунин часто рассказывал, что на самом деле он является сыном богатых мещан, по другой его версии – незаконнорождённым отпрыском барина, который отдал его на воспитание в обеспеченную крестьянскую семью. С его же слов, родители нанимали ему частного учителя, вроде бы немца или дьячка. Как выяснилось, Василий действительно определялся в художественное училище, так как имел талант к рисованию, но по неизвестным нам причинам закончить образование ему так и не удалось. Позарившись на солидный куш в 350 рублей, Шабунин добровольно идёт на военную службу «охотником» или «заместителем» служить государю – императору вместо сына богатого крестьянина. Законом разрешалась такая замена (заместительство) одного призывника другим – главное, чтобы призывник был здоров.
В 1855 году грамотный юноша призван на военную службу и определён рядовым в Лейб-гренадерский полк, из которого через полтора года решил сбежать. Правда отлучка длилась сравнительно недолго, погуляв две недели, дезертир сам вернулся в свою часть. Сведения о его наказании за самовольное оставление места службы в личном деле отсутствуют, есть только запись: «состоя на службе в лейб-гренадерском Екатеринославском Его Величества полку, сделал побег, из которого через две недели явился добровольно и был предан суду, но какому подвергнут наказанию по делу, не видно» (РГВИА. Ф. 801. Оп. 92/37. Д. 101. Св. 1549. 1866. 1 ст. Л. 12; цит. по: Экштут С.А. Казнь рядового Шабунина. Родина. www.rg.ru).
Более того, несмотря на имевшийся факт грубого нарушения воинской дисциплины, вместо направления в штрафную арестантскую роту Шабунин отслужит семь лет в ротной канцелярии, после чего будет произведён в унтер-офицеры. Солдат, обладавший каллиграфическим почерком, был таким местным Акакием Акакиевичем и получил нашивки, по всей видимости, за свои писарские таланты либо по чьей-то протекции. Для присвоения такого чина необходимо было иметь не только несколько лет безупречной службы, но и положительные характеристики от начальства, а также успешно сданный, хотя и сравнительно несложный, экзамен. Отбор был действительно строгим, а время подготовки солдата к исполнению обязанностей младшего командира в учебной команде составляло не менее 7,5 месяцев. Кстати, должностное денежное содержание младшего унтер-офицера составляло сравнительно немного – 12 рублей, старшего – 48 целковых в год (для сравнения: оклад рядового армейской пехоты – 2 руб. 70 коп.), были ещё продовольственный паёк и различные доплаты за особые условия службы. Казалось бы, служи да радуйся, но наш герой не ищет простых жизненных решений и снова попадает в историю, так как к тому времени он, судя по всему, был уже законченным алкоголиком.
В специальном методическом пособии для младших командиров, которое распространялось военным министерством, говорилось: «воровство у нас, военных, считается самым позорным и тяжким преступлением. Повинись в другом чём, хоть закон тоже не пощадит, зато товарищи и даже начальники иногда пожалеют о тебе, выскажут сочувствие к твоему горю. Вору же – никогда. Кроме презрения, ничего не увидишь, и будут тебя чуждаться и избегать как очумлённого…». Несмотря на подобные наставления, в один из вечеров Шабунин ворует казённый форменный мундир рядового Федотова (за утрату военного мундира виновных наказывали как за потерю оружия) вместе с солдатским тесаком рядового Андреева, то есть совершает преступление, ответственность за которое предусмотрена в главе VII «Об утрате, порче и противозаконном отчуждении нижними чинами казенного оружия и имущества» Воинского устава о наказаниях, которые в тот же день пропивает. Думаю, что скорее оставляет в залог – казённое имущество запрещалось принимать в оплату в питейных заведениях (ст. 373 Воинского устава о наказаниях 1859 года). Пойманный на воровстве и «уклонении от исполнения служебных обязанностей» гвардейский унтер-офицер лишается нашивок, подвергается дисциплинарному наказанию и переводится штрафованным рядовым во вторую роту 1-го батальона 65-го полка, где вновь зачисляется на «хлебную» должность ротного писаря. Хотя, учитывая кражу личного оружия своего сослуживца, вполне мог бы снова угодить под суд.
Неожиданно для сослуживцев, да, похоже, и для себя самого, Василий Шабунин объявляет им о своём решении поступить в юнкерское училище, и это ещё одна его очевидная фантазия, которую он будет постоянно поддерживать в разговорах. По этой прозаической причине солдат опять становится объектом для злой иронии своих товарищей, и теперь в дополнение к регулярным запоям писаря добавилась и его немотивированная агрессия, проявляемая без какого-либо серьёзного повода. Коренастый и крепкий физически Шабунин старается отвечать обидчикам кулаками так часто, что его скоро «стали остерегаться и считали за полоумного» (Овсянников Н.П. Эпизод из жизни Л.Н. Толстого. М., 1912).
Будь на месте ротного командира Яцевича произведённый в офицеры выпускник семинарии или недоучившийся студент, обычно проводящий свой ежедневный досуг в культурном пьянстве и карточной игре, которая хоть и запрещена в армии с XVII века, но по-прежнему являлась неотъемлемой частью офицерского быта, военная карьера ротного писаря вполне бы могла благополучно состояться. Как водится, слабый начальник переложил бы всю канцелярскую работу на грамотного и опытного солдата, хоть и разгильдяя… но судьба и здесь повернулась к нему, как говорится, тыльной частью… Педантичный умница Яцевич буквально изводил подчинённого своими придирками, постоянно заставлял переделывать бумаги: перманентно нетрезвый писарь, естественно, не всегда мог грамотно, несмотря на всю приобретённую сноровку, составлять и переписывать служебные документы, за что регулярно наказывался карцером. На суде Шабурин так и заявлял: «По здравому рассудку я решил, потому
