Заложенные в законе (сформулированные и иным образом сделанные обязательными при толковании) нормы УПК и Конституции РФ подвергаются наибольшей опасности, пожалуй, в законодательном процессе. Мыслится, что законодатель, хотя бы и иной по личному составу, чем принявший акт, включавший в себя нормы высокой степени общности: нормы, выражающие результаты целеполагания; нормы-принципы или нормы, реализующие взаимодействие принципов, должен следовать при внесении своего вклада в уголовно-процессуальное и детерминирующие его другие отрасли права принципам, сочтенным законодателем-предшественником в качестве принципиальных, в первую очередь, нормам-целеуказателям.
Так мыслится, но так не всегда делается. Доказательство этому грустному выводу – на поверхности. Законодатели, принявшие Уголовно-процессуальный кодекс РФ в 2001 году, по существу игнорировали акценты, предпочтения, принципы и целеуказания проекта УПК, принятого в первом чтении их предшественниками. Мы уж не говорим о сохранении (т.е. как раз об отступлении от них) сущностных моментов УПК РСФСР 1960 г.
Короля играет свита, гласит старинная мудрость. Большая часть законопроектов делается вне законодательного органа – в соответствующих ведомствах. Ведомства готовят правила для себя и, подчеркнем, «под себя», в своих интересах. Конкретизация характеризуемого феномена законодательного процесса для исследуемой нами проблемы целеполагания в процессе уголовном выглядит следующим образом: выполнение функций-задач государственных органов и должностных лиц, выступающих в уголовном судопроизводстве в качестве УУП, выражаются в таких учетно-оценочных показателях, которые приводят к тому, что в соответствии с выработанными ведомственным иждивением учетно-оценочными показателями работа ведомств оценивается положительно, и в тех случаях, когда цель уголовного процесса по большинству дел не достигается и, следовательно, такая отрасль государственной деятельности как уголовное судопроизводство тех задач, для выполнения которых, она была создана, не выполняет.
Сказанное относится не только к уголовно-процессуальному праву, к процессуальным законам и подзаконным актам, но и к нормативному регулированию, касающемуся других сторон и результатов деятельности правоохранительных органов и судов134 в сфере борьбы с преступностью, и их (сторон и результатов деятельности) оценки.
Позволим себе привести иллюстрацию к приведенным мыслям из ближней истории принятия уголовного кодекса в ближнем зарубежье. В середине 90-х годов на Украине претендовали на принятие в качестве закона два проекта УПК. Один из них был подготовлен правоохранительными ведомствами, другой, как сегодня можно сказать – независимыми экспертами. Этот второй проект курировался Комиссией Верховной Рады по вопросам законности и правопорядка. Она и вносила его на обсуждение. Однако Верховная Рада Украины в пленарном составе предпочла проект, подготовленный при прямом участии правоохранительных ведомств.
В нашу задачу не входит анализировать сравнительные достоинства и недостатки двух названных законопроектов уголовного кодекса, хотя, как уже было сказано, мы вернемся к его тексту, в связи с вопросом соотношения ЦУП и целей наказания. Сейчас же при рассмотрении вопроса о детерминации целью, задачами и НУС, уже закрепленных в актах, имеющих преюдициальное значение для последующего законодательствования, содержания и целеполагания последующих законов и подзаконных актов нас интересует влияние на решение законодательного органа ведомственной принадлежности или иных корпоративных привязанностей разработчиков и деятельности лоббистов.
Приведем слова главы (головы в украинской терминологии) Комиссии Верховной Рады по вопросам законности и правопорядка Л. Бородича из опубликованной им в газете «Голос Украiны» статьи: «Завершуючи цей невеликий огляд, не дуже плiдний за наслiдками, але безумовно необхiдний, зважаючи на обставини, що его викликали, хочеться висловити сподвання на те, що настане, нарештi, в Украiнi час, коли закони разроблятимуть не самi для себя зацiкавлены вiдомства, а спецiально створенний з цiею метою iнститут законодавства на мiцнiй науковiй та iнформативноаналтичнiй базi, с высоким ступенем ii репрезентативностi – як у бiльшестi цивiлiзованих краiн».135(Завершая этот небольшой обзор, не очень плодотворный, но безусловно необходимый, вследствие обстоятельств, которые вызвали его к жизни, хочется выразить надежду, что настанет, наверное в Украине время, когда законы станут разрабатывать не сами для себя заинтересованные ведомства, а специально созданный для этой цели институт законодательства на крепкой научной и информационно-аналитической базе, с высоким уровнем ее репрезентативности – как в большинстве цивилизованных государств. Перевод наш. – А. П.)
Мы привели категорическое, может даже чересчур, высказывание председателя Комиссии по вопросам законности и правопорядка совсем не для того, чтобы согласиться с ним как с истиной в последней инстанции. Мы хотим обратить внимание на то рациональное зерно, которое содержится в нем: ведомственная подготовка законопроектов чревата опасностью их ведомственности.
Однако, в реальной жизни, реальном уголовном судопроизводстве и реальном законодательном процессе, даже если последний не оторван от настоящей жизни, опасность редко исходит от одной стороны. И субъективная и объективная стороны не безопасны. Искажения, порождаемые и субъективными и объективными факторами могут привести к тому, что и реальное уголовное судопроизводство станет в лучшем случае бесполезным, а в худшем – опасным для человека, общества (совокупности людей) или государства. Различия лишь в том, что ошибки и злоупотребления в уголовно-процессуальной деятельности причиняют вред непосредственно человеку, а ошибки и злоупотребления в процессе законодательном – закону, уже через него человеку, обществу и государству.
При подготовке УК 1996 г. и УПК 2001 г. в Российской Федерации правоохранителям и, прежде всего, структурам следствия, оперативным и экспертным службам МВД было отведено отнюдь не ведущее место, проект, подготовленный НИИ прокуратуры очень мало сохранился в тексте, принятом обеими палатами Федерального Собрания и затем подписанном Президентом РФ. Многочисленные поправки к названным документам сразу же после принятия их посыпались как из рога изобилия. Или, может быть, честнее будет сказать: как из ящика Пандоры. Это ли не объективная оценка качества принятых в значительной мере из политических соображения кодексов?
Детерминация уголовно-процессуальной деятельности проведенным в законодательстве целеполаганием посредством воздействия на толкование участниками уголовного процесса не отмененных норм уголовно-процессуального права
Для лучшего понимания нашей позиции в отношении понятия толкования заметим, что отнюдь не все мыслители прошлого считали его допустимым в судейской деятельности.
«Судьям не может принадлежать право толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями».136 С этих слов начинается 4-й вывод автора книги, про которую высказаны две следующие сентенции. Приводимая нами первой принадлежит русской императрице Екатерине II, «удочерившей» эту книгу. Императрице, приглашавшей в свое время Беккариа переехать в Россию, принадлежат слова: «…Это не итальянская, это скорее русская книга, только написанная на итальянском языке». Откликом на ее слова служит суждение С. Зарудного137: «… Книга эта и не итальянская и не русская. Эту книгу следовало бы назвать общеевропейскою, но она переведена недавно даже в Америке: значит, это скорее всемирная книга».138
Любопытная могла бы оказаться ситуация, если бы воскресший Чезаре Беккариа поприсутствовал на заседаниях Конституционного суда РФ и воспринял многочисленные поправки, вносимые им (судом) в текст закона, в текст УПК РФ вследствие толкования этих документов судьями Конституционного суда.
Думается, однако, что во времена Беккариа термин толкование означал существенно иное понятие, чем сегодня. Впрочем, и переводчики могли неточно истолковать употребленное автором итальянское слово. Вон Морелле139 так перевел «Преступление и наказание» на французский язык, что «Дидро назвал это посягательством на жизнь книги со стороны переводчика»140.
В современном значении термина «толкование» без него в правоприменении, в том числе, и в уголовном судопроизводстве, не обойтись. Однако и судьям Конституционного суда, как нам кажется, надлежит не прибегать к посягательству на жизнь закона посредством его толкования. Оценивая то явление, которое в том переводе книги, которым мы пользуемся, именуется толкованием, Беккариа пишет: «…Мы видим, как судьба играет человеком при рассмотрении его дела различными судами. И жизнь несчастного приносится в жертву из-за ошибочных выводов или мимолетных капризов судьи, который уверен в правомерности принимаемого им решения на основе хаотичных представлений, витающих у него в мозгу. Поэтому-то мы видим, что одни и те же преступления в тех же самых судах по-разному наказываются в разное время. Причина этого заключается в том, что судьи не прислушиваются к постоянному и отчетливому гласу закона, а идут на поводу у толкования, ошибающегося и непостоянного. Недостатки, связанные с точным следованием букве закона, ничтожны по сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием».141 Конечно, своей последней фразой существенно упрощает сложную по своей противоречивости ситуацию, однако об этом, может быть, позже.
