Криминальная хроника
Побег Солоника
5 июня произошло громкое событие в криминальной истории России. Ночью из следственного изолятора Матросская Тишина из спецкорпуса бежал подследственный. Оттуда при немыслимых, казалось бы, обстоятельствах сбежал 35-летний Александр Солоник, тот самый, что был схвачен 6 октября 1994 года на Петровско-Разумовском рынке (тогда погибли трое милиционеров и один охранник, два человека получили ранения). Сам Солоник также получил ранение, однако, находясь в тюрьме, сумел за 8 месяцев поправить свое здоровье и в конце концов сбежать.
Как оказалось, побег был совершен очень профессионально. За несколько месяцев до него в тюремную охрану был внедрен свой человек – младший сержант. Он только ждал удобного момента, чтобы помочь Солонику. Вскоре такой момент представился.
Администрация тюрьмы узнала, что уголовные авторитеты вынесли Солонику смертный приговор (он сознался в убийстве вора в законе Длугача, авторитета В. Виннера и др.). После этого Солоника поместили в спецблок в одиночную камеру 938 9-го корпуса. Некомплект штатных охранников привел к тому, что на весь корпус приходилось всего двое – постовой и дежурный по корпусу. Причем корпусной довольно часто вынужден был отлучаться по долгу службы на 30—40 минут. Это «окно» и решено было использовать. Сообщник Солоника Сергей Меньшиков вывел его из камеры, и они вместе выбрались на прогулочную площадку корпуса (дверь они взломали). Затем они поднялись на стену, достали 23-метровый альпинистский шнур и по нему спустились на пустынную улицу Матросская Тишина. Судя по всему, где-то неподалеку их уже ждала автомашина «БМВ». Вывез Солоника Павел Зелянин, а общее прикрытие осуществляли члены курганской ОПГ.
Секретный клиент
Как это было
Началось все с того, что в середине октября 1994 года в консультации, где я работал адвокатом, раздался звонок. Мне звонил коллега, адвокат из другой консультации Павел П., и предложил срочно встретиться в его консультации – он хотел сосватать мне для защиты одно громкое дело. Теперь уже, когда прошло много времени, я начинаю думать, почему этот опытный и достаточно маститый адвокат, который не так хорошо меня знал, предложил дело именно мне. Может быть, тут сыграло роль то, что до этого мы с ним участвовали в одном из мафиозных процессов и сумели, используя ошибки следствия и прорехи процессуального характера, направить дело на доследование; может быть, были какие-то иные причины.
Когда я приехал в консультацию, где работал Павел П. – а она находилась на Таганке, – народу там практически уже не было, кроме женщины, которая сидела в холле.
Павел вывел меня в коридор и представил достаточно молодой симпатичной женщине.
– Наташа, – представилась она.
На вид ей было 25—27 лет. Она была достаточно красивой женщиной, с темными волосами, немного смуглым лицом, одета в очень модную и очень дорогую норковую шубу. Взгляд ее был печальный.
Мы поздоровались. Потом наступила пауза. Каждый из нас вглядывался друг в друга. Наташа сказала:
– Моего мужа обвиняют в убийстве милиционеров. Может быть, вы слышали о перестрелке на Петровско-Разумовском рынке, которая произошла в начале октября, примерно неделю назад?
Конечно, я знал о перестрелке на Петровско-Разумовском рынке. Все газеты и все телевизионные программы сообщали, что в результате перестрелки было убито трое работников милиции, два человека ранено и был пойман опасный преступник, который тоже был ранен и доставлен в больницу. Но фамилия этого преступника в средствах массовой информации пока не сообщалась.
Безусловно, это было очень громкое дело – убийство сразу троих работников милиции!
Наташа рассказала, что после ранения ее мужа доставили в институт Склифосовского для операции, а потом перевели в специальную больницу. Несколько дней назад он из больницы переведен в следственный изолятор Матросская Тишина. Если у меня есть желание поработать по этому делу, необходимо действовать с большим вниманием и осторожностью.
Я поинтересовался, что это значит – с осторожностью?
– Потом узнаете, – ответила Наташа. – Кроме того, по условиям контракта – все это будет оплачено – вы должны ходить к моему мужу каждый день в разное время.
Это меня еще больше заинтриговало.
– Хорошо, – сказал я, – разрешите мне подумать до утра.
Выйдя из консультации, я сел в машину и поехал не домой, а в близлежащую библиотеку. Приехав туда, я взял сразу несколько подшивок газет и очень внимательно прочел все публикации, связанные с перестрелкой 6 октября 1994 года на Петровско-Разумовском рынке. Вскоре я узнал фамилии и имена погибших милиционеров, узнал, что тяжелораненый при задержании опасный преступник прежде совершил два побега из мест заключения.
Я не знаю точно, что повлияло на мое решение принять это дело к защите. Казалось, какая-то таинственная сила заставила меня взять это дело, оно представлялось мне достаточно интересным, и, может быть, я как-то сумею помочь своему клиенту.
На следующее утро мы вновь встретились с Наташей и поехали в мою консультацию, чтобы заключить соответствующий договор о правовой помощи и выписать ордер. (Ордер является нашим документом, который дает адвокатам право участвовать в уголовном процессе на следствии или на суде.)
Наташа сказала мне, что дело ведет Московская городская прокуратура, причем по этому делу создана специальная бригада, которую возглавляет один из начальников отдела Московской городской прокуратуры.
– Есть еще одна особенность, – сказала Наташа. – Вероятно, о ней вам сообщат в прокуратуре. Но я вам могу сказать, что мой муж, помимо этого, обвиняется и в убийстве влиятельных фигур уголовного мира, поэтому в условиях нашего контракта должен быть записан специальный пункт, чтобы вы никому из своих клиентов, особенно из братвы, не говорили, что являетесь защитником моего мужа и соответственно где он сидит. То есть, иными словами, вы – хранитель конфиденциальной информации, которая станет вам известна в связи с защитой моего мужа.
Тогда я еще не знал, что это за имена и какую они имеют значимость в уголовной иерархии.
Я в раздумьях ехал на улицу Новокузнецкая, где находится городская прокуратура. Я специально решил не сообщать заранее следователю о своем визите, поскольку мне хорошо знакомы приемы, когда следователь, стараясь выиграть какое-то время, работая с подозреваемым, чтобы в дело не вступил адвокат, и имея определенное преимущество, затягивает допуск адвоката к делу под различными предлогами – то ему некогда, то он срочно уезжает на совещание, то клиент заболел… Эти приемы мне были уже хорошо известны. Поэтому я решил появиться в прокуратуре неожиданно.
Зная фамилию следователя и номер его кабинета, я подъехал к зданию на Новокузнецкой. Нужно было как-то проникнуть в это здание. Но сложность заключалась в том, что здание имело пропускную систему и без предварительного приглашения со стороны людей, работающих в этом здании, адвокату пройти было невозможно. Поэтому я набрал номер своего знакомого следователя, с которым я не так давно работал по одному из уголовных дел, – с ним у нас были довольно неплохие отношения, – и напросился к нему на прием. Он ничуть не удивился моему визиту, думая, что я собираюсь что-либо уточнить или мне понадобились какие-то бумаги, поскольку дело в ближайшее время должно было быть направлено в суд.
Пробыв в его кабинете несколько минут, я вышел в коридор и, поднявшись на третий этаж, подошел к двери, где находился следователь по делу моего нового клиента. Я постучал в дверь и тут же открыл ее. Войдя в кабинет, я увидел, что это отдельная комната, вероятно, кабинет заместителя начальника отдела по раскрытию убийств. В кабинете за столом сидели два незнакомых человека. Один из них смотрел телевизор, другой что-то писал. Там же был и хозяин кабинета, Уткин.
Хозяину кабинета было лет 35—40. Он был достаточно плотного телосложения, с темно-русыми волосами.
Когда я вошел, присутствующие не обратили на меня никакого внимания. Каждый был занят своим делом. Я решил представиться, назвал свое имя и отчество и сказал, что являюсь адвокатом Александра Солоника.
Тут все сразу же прекратили свои занятия и, не сговариваясь, уставились на меня. В кабинете воцарилась тишина, которая продолжалась около двух минут.
Наконец Уткин спросил:
– А документы у вас есть?
– Конечно, есть, – ответил я и положил на его стол свое адвокатское удостоверение и ордер, выписанный только что в юридической консультации.
Уткин долго всматривался в мое удостоверение, как бы проверяя, когда оно выписано, до какого дня действительно, похож ли я на фотографию. Потом он так же внимательно изучал ордер. Затем попросил меня выйти, чтобы проверить мои полномочия.
Усмехнувшись, я сказал:
