Важно отметить, что объектами правонарушений по Русской Правде признавалось не только имущество, но и личность. Все деяния против личности могли совершаться только посредством действия, называемого «бесчестием», которое рассматривалось как причинение физического вреда, оскорбление чести «словом» или действием. «Бесчестье» определялось и как требование денежного возмещения в пользу оскорбленного за совершенные действия[8].
Само понятие морального или неимущественного вреда в нормах Русской Правды, как и в других, более поздних источниках права, не встречается. Однако при исследовании системы наказаний того времени можно обнаружить элементы ответственности и защиты с компенсацией неимущественного вреда. Выражалось это в том, что одним из видов ответственности за действия, причинившие вред человеку или его близким родственникам, был штраф, подразделяющийся на два вида.
Одним из видов штрафов была вира – штраф, назначаемый только за убийство. Он поступал в княжескую казну. Родственникам потерпевшего уплачивалось так называемое головничество, равное штрафу. Сумма штрафа зависела от положения человека (40 гривен за убийство простого человека, 80 гривен за убийство привилегированного – ст. 19, 22 Краткой Правды, ст. 3 Пространной Правды). За остальные преступления против личности, в зависимости от их тяжести, виновные наказывались штрафом – «продажей», поступавшей в казну, а потерпевшему уплачивался «урок» – денежное возмещение за причиненный ущерб.
Двинская уставная грамота 1397 г. установила денежный штраф («продажу»), уплачиваемый в пользу потерпевшего или его родственников, в качестве одного из основных видов наказаний[9]. Денежные взыскания предусматривались в качестве ответственности за противоправное лишение жизни и согласно Белозерской уставной грамоте 1488 г. (исключение: убийство разбойничьими шайками)[10].
Со второй половины XV в. в зависимости от тяжести причиненного вреда и положения потерпевшего в обществе к виновному лицу применялись различные виды уголовного наказания: битье кнутом, арест на различные сроки, денежное возмещение в пользу оскорбленного.
Взыскание денежной суммы как один из видов наказания применялось и самостоятельно, и в совокупности с другими. Так, в параграфе 91 Соборного уложения царя Алексея Михайловича 1649 г., в главе X (О суде) указывалось: «…а будет боярина или окольничего или думного человека обесчестить стольник, или стряпчий, или дворянин Московской, или гость, или дьяк, или жилец, или дворянин, или сын боярский городовой, или иноземец, или дворовой человек, и на них боярам и окольничим и думным людям по суду или по сыску править бесчестье же. А будет кому из тех чинов боярину или окольничему или думному человеку за бесчестье платить нечем, и их бить кнутом»[11]. В данном случае за «бесчестье» из причинения вреда нематериальному благу чести, закон предусмотрел ответственность, хотя и примитивную. Тем не менее наличие Соборного уложения «оказывало постоянное воздействие на практику российского законодательства и в особенности на правосознание как носителей верховной власти, так и подданных»[12].
Считается, что дальнейшее развитие права ничего не изменило в возмещении вреда в целом и морального вреда в частности, однако привело к появлению гражданского права, и одного из важнейших его институтов – обязательств из причинения вреда.
По мнению отечественных цивилистов, начиная с первой половины XIX в., обязательства по возмещению вреда могли возникать только в силу правонарушения, т. е. причинения вреда неправомерными действиями другого лица, причем только виновными. Лицо, которому причинялся вред, имело право на возмещение. В некоторых случаях возмещение могло соединиться с уголовным наказанием, в других случаях оно могло наступить и отдельно: виновное лицо обязано было возместить вред и убытки, последовавшие от совершенных им действий, которые закон не считал преступлением[13].
Здесь, в первую очередь, речь идет о Законе от 21 марта 1851 г.[14] Именно в нем можно найти подобие компенсации морального вреда как одного из способов защиты гражданских прав личности. В частности, в ст. 644 и 684 говорится о «вреде и убытках», возникших от преступных и непреступных деяний. Правда, в литературе обращалось внимание на неясность того, что следует понимать под вредом, подлежащим возмещению: лишь имущественный или вред в более широком смысле. Однако следует отметить, что «действующее законодательство не запрещало компенсации неимущественного вреда… Потенциально закон открывал дорогу для функционирования института компенсации неимущественного вреда»[15].
В отечественном праве ко второй половине XIX в. сформировалось несколько правовых норм, которые могли служить основанием для требования о возмещении морального или нравственного (в дореволюционной правовой традиции) вреда. Положения о возмещении убытков за причиненный вред содержались в ст. 574 главы 6 «О праве вознаграждения за понесенный вред и убытки» части первой тома X Свода законов гражданских. Они были сформулированы следующим образом: «Как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки с одной стороны налагают обязанность доставлять, а с другой – производят право требовать вознаграждения». Вред, возмещаемый на основании ст. 574, толковался в судебной практике исключительно как имущественный.
Специальными нормами ст. 644–683 Свода законов гражданских устанавливались условия и порядок «вознаграждения за вред и убытки, причиненные преступлением и проступком». В ст. 667 указывалось: «Виновный в нанесении кому-либо личной обиды или оскорбления может по требованию обиженного быть присужден к платежу в пользу его бесчестья, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, от одного до пятидесяти рублей». Плата за «бесчестье» взыскивалась по принципу вины, присуждалась в пользу потерпевшего, а ее размер, подобно размеру штрафа, определялся в законе путем указания нижнего и верхнего пределов. По каждому конкретному делу размер суммы в этих границах устанавливал суд в зависимости от обстоятельств, называемых законом. По выбору потерпевшего допускалось либо уголовное преследование обидчика, либо выплата вознаграждения в пользу пострадавшего в гражданско-правовом порядке (ст. 668–669).
Особо следует выделить ст. 670 части первой тома X Свода законов гражданских. В ней подчеркивалось, что «ежели, вследствие личной обиды или оскорбления, обиженный понес ущерб в кредите или в имуществе, то обидевший или оскорбивший его обязан вознаградить за сии потери и убытки по усмотрению и определению суда». На основании этого правила в случае ущерба «в кредите» вследствие личной обиды или оскорбления допускалось вознаграждение за нравственный вред. Других способов защиты чести, кроме возмещения имущественного и нравственного вреда, российское гражданское законодательство XIX – начала XX вв. не предусматривало.
Здесь следует отметить, что нормы о компенсации морального вреда были включены в проект Гражданского уложения, но его подготовка не увенчалась успехом. Тем не менее теории защиты нематериальных благ и компенсации морального вреда стали одной из наиболее актуальных и обсуждаемых проблем гражданского права конца XIX – начала XX в. В дореволюционной отечественной цивилистике были обозначены основные проблемные аспекты компенсации морального вреда, имеющие значение как для современной цивилистической теории, так и для практики.
Вопросы возмещения морального (нравственного) вреда встают в России и перед судебной практикой, которая до 1864 г. «не могла стать источником права, так как судебная власть не была отделена от законодательной и исполнительной»[16]. Так, в 1913 г. было опубликовано решение Сената № 46 по делу Дамбы за 1909 г. В нем Сенат развивает теорию возмещения нематериального вреда. По указанию Сената в этом решении закон, устанавливая ответственность за причиненный вред, не ограничивает понятие о вреде одним только материальным ущербом потерпевшего: наоборот, под понятием вреда, в отличие от убытков, надо разуметь всякий вред, всякое зло, причиненные потерпевшему. Далее, отмечает Сенат, хотя деньги в подобных случаях далеко не совершенный способ вознаграждения, но, тем не менее, они могут до известной степени компенсировать для лица зло, причиненное ему. Лишение же его всякого права на такую компенсацию не оправдывалось бы ни законом, ни справедливостью.
Рассмотренные положения законодательства и имевшие место судебные прецеденты вызвали широкие дискуссии относительно самой возможности, а также нормативного закрепления возмещения морального вреда. Например, К. П. Победоносцев отмечал, что «судебная практика сама не может вносить в закон чего в нем нет, и если закон страдает отсутствием идей, то практика не может их выработать собственными силами»[17].
