Кто конструирует ряд сосуществующих людей как единое целое, впадает, по теории власти, в заблуждение, а кто рассматривает множество сменяющих друг друга индивидов как одного индивида, остается на реальной почве. Кроме того, теория власти хочет конструировать и народ как единое целое – но только не умеет указать, каким образом это целое возникает. Как уже упомянуто при рассмотрении теории состояния, если сотни тысяч находятся во власти одного, то эти сотни тысяч все же остаются именно столькими же отдельными индивидами, единство которых с реалистической точки зрения всегда является «фикцией». Реализм и эмпиризм этого учения в существе есть не что иное, как ходячее, незнакомое с современными логическими, психологическими и гносеологическими исследованиями, мышление, для которого только чувственно восприемлемое является единственно действительно существующим и которое, конечно, не в состоянии последовательно провести эту точку зрения[151].
4. Государство как естественный организм
Из многочисленных нюансов органической теории государства мы должны упомянуть здесь только учение, рассматривающее государство как органическое образование в физическом смысле, имеющее свое самодовлеющее, независимое от индивидов и управляемое естественными законами бытия[152]. Сюда должны быть отнесены и те учения, которые хотя и оттеняют духовно-нравственную сторону государства, но, однако, придают ему и внешний образ по аналогии с естественным организмом. В частности, сюда относятся антропоморфические теории, рассматривающие, по примеру Платона, государство как человека в увеличенном размере[153]. Все эксцессы, в которых упрекали органическое учение о государстве, проистекают из этого грубочувственного представления об организме. Критически оно должно быть рассмотрено не отдельно, а в связи со всем органическим учением о государстве.
Б. Теории преимущественно субъективного бытия государства
1. Государство как духовно-нравственный организм
Государство есть организм – это положение мы находим в науке о государстве всех времен. В древности Платон рассматривал государство как огромный человеческий организм даже и в том направлении, что он находил в нем те же психические элементы, как у индивидуума. Средневековой теории аналогия между государством и человеческим организмом со времени Iohann’a v. Salisbury[154] тем более свойственна, что соперничающая с государством церковь является единением всех верующих в теле Христовом, – как и вообще изречение ап. Павла, что все мы члены одного тела[155], оказало значительное влияние на органическую конструкцию социальных отношений[156]. Резкую противоположность этим воззрениям представляло естественно-правовое учение, которое в самых разнообразных своих направлениях исходит из приоритета абстрактного индивидуума, рассматривая последнего как государственный атом и государство, поэтому как большое искусственное, свободно составленное индивидами общество. Если в этих учениях случайно и встречаются органические аналогии, то в общем все-таки государство, с их точки зрения, есть сложный, изобретенный человеком механизм. С наступившей реакцией против естественного права органическая теория возрождается в новом виде. В противовес учению о первоначальном естественном состоянии вновь выдвигается аристотелевское положение о приоритете государства, которое объявляется первичным, не зависимым от сознания индивидов учреждением. Рост, расцвет и падение государств также рассматриваются как результат самостоятельных, не зависящих от усмотрения человека, сил. Впоследствии это воззрение находит существенную поддержку в исторической школе юристов, основатели которой сводят процесс образования права к инстинктивно действующему народному духу.
Новейшая органическая теория выступает в разных видах. Прежде всего возрождается, как уже упомянуто, старая теория, согласно которой государство есть естественный, именно аналогичный человеку организм, – теория, являющаяся источником самых произвольных и фантастических утверждений. Затем более осторожные авторы постулируют для государств особого рода организмы: духовные, этические, коллективные организмы, организмы высшего порядка. Эта вторая группа учений до сих пор находит выдающихся представителей. К ней примкнули и известные естествоведы, в Германии, например, W. Wundt[157]. И теперь мы находим в числе представителей этих учений философов права, государствоведов, экономистов[158].
Чтобы по достоинству оценить эти теории, следует иметь в виду, что государство – не единственное социальное явление, рассматриваемое как организм. Право, хозяйство, все общество и даже человечество конструируются как организмы. Рядом с органической теорией государства выступает органическая теория права, народного хозяйства, органическое учение об обществе[159].
Общим для всех этих органических конструкций является отрицание противоположного учения, по которому социальные образования представляют агрегаты, которые должны быть объясняемы исключительно из существа конечных образующих их элементов, индивидуумов. Общей всем им является поэтому конструкция человеческого общения как первоначального единства, к которому отдельные индивиды относятся как члены, так что они могут быть вполне поняты только из существа целого. Органическая теория является, таким образом, противоположностью индивидуалистического учения о человеческом обществе. Но во всех своих формах она страдает одним крупным недостатком – она оперирует понятием, которого не может определить. Удовлетворительного научного объяснения природы организма не существует. Все определения, предполагающие организм объективным, т. е. не зависимым от нашего мышления явлением, не выходят за пределы описаний, тавтологий или в лучшем случае малоудовлетворительных общих мест. В частности, едва ли возможно установить прочный признак различия между организмом и механизмом. Это видно и из новейшего определения, предложенного Wundt’ом[160]. Более или менее удовлетворительное объяснение организма возможно только при помощи понятия цели; существо организма, безусловно, телеологического характера[161]. Все органические функции имеют цель по отношению к целому, а целое, в свою очередь, находится в постоянном отношении цели к его частям. Понятие же объективной цели выходит за пределы нашего познания. С точки зрения эмпирического познания природы органические явления являются не чем иным, как в высшей степени сложными механическими. Целью естество-знания, к которой оно медленно приближается, – быть может, без надежды когда-либо ее достигнуть, – является сведение явлений, кажущихся органически телеологическими, к механически-атомистическим[162].
Понятие организма является, таким образом, результатом определенного способа мышления. Определенный род внешних, связанных в пространстве и во времени явлений и событий объединяется в нашем сознании, вследствие телеологического отношения к ним, в единое целое, причем мы не имеем достаточных оснований утверждать, чтобы этому синтезу в нашей психике соответствовало аналогичное объективное единство вне нас[163]. Перемещая такое объективное единство в мир существующего, мы вступаем уже в область метафизики. Воззрение, что организм как таковой существует вне нашего сознания, представляется не более вероятным, чем, напри-мер, воззрение, что существует не зависимый от нашего восприятия объективный мир красок и тонов.
Тем более приложимо это возражение к учению о социальных организмах. Что мы постоянно конструируем как единства самого разнообразного рода, группы, наблюдаемые в бесконечном множестве в социальных явлениях, имеет свое достаточное основание. Если бы мы были лишены способности создавать субъективные синтезы, для нас не существовало бы мира чувствования, познания, действия. Но признавать эти синтезы объективно истинными – значит переходить уже из области эмпирического в область метафизики. Если на основании органической гипотезы мы конструируем государство как внутреннее единство, то утверждение, что это единство имеет объективное, не зависимое от нашего познания бытие, во всяком случае представляется метафизическим. Ибо органическое учение всегда должно видеть в организме существо, т. е. субстанцию, носителя исходящих от него функций. Представление же о реальной субстанции, которая должна быть названа государством или обществом, относится к области метафизических верований, независимо от того, мыслится ли эта субстанция грубочувственно или как идеальное бытие. Этический или духовный организм, органическая личность, если ими пользуются не исключительно как вспомогательным средством для синтезирования явлений, превращаются в мистические сущности, – каковыми представляются, например, и народный дух или народная душа, которые обращаются в призрачную тень, как только мы забудем, что ценность их может заключаться только в том, что они суть краткие формулы в высшей степени сложных и не могущих быть выясненными в деталях массовых психологических процессов. Органическая теория представляется поэтому, с гносеологической точки зрения, учением не об объективном только бытии государства, а о государстве, каковым оно является на основе нашего субъективного телеологического мышления, трансцендентного значения которого мы не в состоянии познать.
