На заседании «круглого стола» журнала «Государство и право», посвященном психологическим корням и правовым оценкам терроризма, С. А. Эфиров высказал следующую мысль: «В широком смысле понятие терроризма можно употреблять как объединяющее нелегальную подрывную деятельность и все виды государственного террора, террористической политики и геноцида»[33].
Ю. М. Антонян считает, что насилие может называться террористическим только тогда, когда оно совершается ради устрашения кого-нибудь. Терроризм он определяет и как все явление в целом, и как отдельные террористические акты. Под террором исследователь понимает реализацию терроризма в течение более или менее длительного времени и, как правило, на значительной территории в отношении многих людей[34].
Выступая на Международной научно-практической конференции (Санкт-Петербургский университет МВД России, Санкт-Петербург, 13 мая 2003 г.) «Совершенствование правовой базы и взаимодействия правоохранительных органов различных государств в борьбе с терроризмом и экстремизмом», профессор Р. А. Ромашов отметил, что террористический акт – это единичный случай проявления террора, а терроризм – это динамическая система осуществления террора, это экстремальная политика.
Иногда различие между понятиями «террор» и «терроризм» проводят по характеру действий: террор – это открытые, демонстративные действия, а терроризм реализуется в конспиративных, нелегальных действиях[35]. Террор рассматривается как социально-политическое явление государственного или межгосударственного характера, а терроризм – как социальное явление, становящееся крайней реакцией на кризис в обществе[36].
В политической, социологической, публицистической литературе понятия «террор», «терроризм» и «террористический акт» чаще всего идентифицируются по своему смысловому значению и используются как синонимы. Такая идентификация указанных понятий удобна именно с позиции «лексического обихода» в утилитарном отношении, но она же создает определенные трудности и проблемы методологического характера. Расширительное понимание терроризма, включающее такие сходные понятия, как «террор», «террористический акт», «мятеж», «геноцид» и др., мешает видеть истинный смысл самого терроризма. Само слово «террор» пришло из латинского языка и означает «страх», «ужас». Поэтому любой акт насилия, убийство, нанесение увечья, захват заложника и др. могут рассматриваться как терроризм лишь постольку, поскольку они преследуют цель кого-то устрашить, запугать, повергнуть в ужас. В этом случае названные понятия являются вполне идентичными по своему значению, однопорядковыми. Однако применительно к субъекту и объекту преступления такого рода идентификация рассматриваемых понятий нивелирует специфику конкретной политической ситуации, в которой акт терроризма совершается. Поэтому представляется правильной точка зрения В. Замкового, М. Ильчикова, Д. А. Шестакова, относящих «террор» к политическим силам, находящимся во власти, опирающимся на властные структуры и репрессивный аппарат подавления (армию, МВД, спецслужбы и т. д.). «Террор» осуществляют политические силы, объективно являющиеся более сильной стороной в конфликте и противоборстве. Понятие же «терроризм» следует относить к действиям оппозиционных сил, выступающих против властей предержащих и объективно являющихся стороной более слабой.
Такого рода трактовка соотношения понятий «террор» и «терроризм» в главном совпадает с дихотомией репрессивного и субрепрессивного террора[37]. Террор, отмечает профессор Д. А. Шестаков, устрашающие, агрессивные (связанные с лишением жизни, свободы, причинением вреда здоровью) действия легальных властей по отношению к населению собственной страны либо связанные с их вмешательством в другие страны. Терроризм – подобные действия, совершаемые в тех же целях, но не государством, а нелегитимными группами или отдельными людьми. Террор и терроризм взаимообусловлены как две стороны (легальная и нелегальная) борьбы за государственную и надгосударственную власть[38].
Аналогичной позиции придерживаются и некоторые западные террорологи[39]. Так, польский ученый А. Бернгард в своей книге «Стратегия терроризма» пишет: «Террор является насилием и устрашением, используемым объективно более сильным в отношении более слабых; терроризм – это насилие и устрашение, используемые более слабыми в отношении более сильных»[40].
Таким образом, несмотря на обилие литературы по проблемам терроризма, множество проведенных симпозиумов, конференций, круглых столов и других форм научных дискуссий, ни зарубежным, ни отечественным ученым не удалось договориться о том, что следует понимать под терроризмом, и о терминологическом ограничении его от смежных понятий. Это явление действительно связано с философскими, религиозными, психологическими проблемами, связано с историческими и политическими процессами, традициями жизни наций, религий и государств. Но самым главным фактором, затрудняющим единый подход к определению терроризма и его юридическое оформление, а как следствие – и выработку согласованных, объединенных международных мер по борьбе с ним, является крайняя политизированность оценок, в особенности, когда речь идет о государственном и межгосударственном терроризме. Так, в некоторых источниках помощь СССР Республике Куба рассматривается как способствование терроризму на уровне государственной политики. Государственным терроризмом признаются и операции США, направленные против Ливии и Ирака как «источников агрессии и терроризма», а в действительности преследующие цели «наведения порядка» в нефтедобывающем регионе планеты[41]. В свою очередь президент США в своем выступлении говорит о силах сопротивления в Ираке как о террористических, называя вооруженные силы США в Ираке – освободителями. В Великобритании с терроризмом связывают насильственные действия в Северной Ирландии, в Израиле терроризмом считается деятельность ООП, в России – деятельность сил сопротивления на территории Чечни и т. д.[42]
Таким образом, лозунг борьбы с терроризмом активно используется для оправдания деяний, совершаемых в политических целях: ради упрочения политической власти, устранения политических оппонентов, пресечения законной оппозиции и/или подавления сопротивления военной оккупации.
Действительно ли терроризм – явление настолько сложное, что его невозможно определить? Вызывают большие сомнения ссылки ученых и политиков на возникающие трудности. Не может такого быть, чтобы человечество, успешно расщепившее атом, на 99,9 % разгадавшее генетический код человека и решившее массу других задач точных наук, не могло справиться с одной гуманитарной проблемой. Тому, что мировое сообщество не может прийти к единому мнению по этому вопросу, находится только одно объяснение – нежелание государств лишиться идеального во всех отношениях инструмента решения неограниченного числа задач. Терроризм не представляет собой проблему, которая сопряжена с какой-то отдельной этнической или религиозной группой. Напротив, терроризм используется как тактика практически во всех частях мира, без каких бы то ни было различий в плане богатства, половой принадлежности или возраста жертв, которыми в основном являются мирные жители. «В настоящее время, – отмечается в докладе Рабочей группы по разработке политики по вопросу о роли ООН в связи с терроризмом, – мы, бесспорно, стали свидетелями использования терроризма как стратегии»[43].
Законодательное решение проблемы понятийного аппарата терроризма позволит подвергать юридической оценке все то, что стало причиной конкретного акта терроризма, а это может выявить истинное содержание терроризма и обнаружить не только исполнителей акта терроризма, но и его организаторов и финансистов. Видимо, человечество еще не достигло того уровня, когда терроризм станет ненужным в качестве средства решения большого круга задач. «В этих условиях, – считает профессор А. И. Гуров, – политически очень выгодно оставлять проблему точного определения терроризма неразрешенной»[44].
Как бы то ни было, все размышления по этому вопросу сводятся к тому, что терроризм – это деяние, вызывающее страх, беспокойство, ужас, страдания одновременно у множества людей. Но эти чувства способны вызвать и другие деяния, например, бандитизм, массовые беспорядки, банальное хулиганство и вообще уличная преступность. Поэтому возникает необходимость четкого определения круга деяний, обладающих свойством массового устрашения, и проведения разграничения смежных с терроризмом понятий.
