Я сидела в прокуратуре и собирала донесения. Мне привозили официантов, я их допрашивала, и постепенно наша схема ресторанного зала заполнялась подробностями, и мне уже казалось, что я сама была в тот вечер в ресторане. Я уже знала, сколько мужчин и сколько женщин занимали места за столиками, сколько было завсегдатаев, а сколько незнакомцев; кто отмечал в тот вечер какие-то даты, а кто забрел просто перекусить и выпить. Так, мы нашли молодого человека, пытавшегося завязать знакомство с нашей потерпевшей. Нашли его по цепочке: один из официантов показал, что этот молодой человек неприкаянно бродил по залу, не желая сидеть на своем месте, и подсаживался к разным компаниям, в том числе и к девушкам, бывшим вместе с потерпевшей, и что мужчина за соседним столиком сделал ему замечание, назвав его при этом по имени (хотя пришел молодой человек в ресторан один, а не в компании этого мужчины). Далее установили что мужчина, сделавший замечание, о чем-то перемолвился с охранником. Вытащили охранника, тот подтвердил, что мужчина просил у него закурить и, увидев у него на руке армейскую наколку, поделился, что служил в той же части, только восемью годами раньше.
Полетел запрос в воинскую часть, пришел телетайп с данными военнослужащих срочной службы из Ленинграда, мы отобрали для начала тех, кто проживал в нашем районе, и спустя пару дней охранник уже опознавал мужчину. А последний помог найти неприкаянного молодого человека, оказавшегося невиновным в убийстве, это подтвердил водитель такси, увозивший его от ресторана задолго до преступления. (К слову, водителя такси было найти легко — по вечерам у ресторана дежурили одни и те же таксисты. Мы на всякий случай допросили всех.)
Итак, наш виртуальный зал, как сказали бы теперь, медленно, но верно заполнялся. Уже нашли человека, который видел за столиком местного азербайджанца, проживающего в общежитии на территории района; этот азербайджанец захаживал в ресторан и был знаком с барменом. Через бармена нашли азербайджанца и спросили, не видел ли он в тот вечер в зале соотечественников. Тот долго мялся, но потом все же выдавил из себя, что, мол, был парень по имени Алик, недавно приехавший из Баку, но больше он ничего не видел. Еще из него удалось вытащить сведения о том, что Алик когда-то был судим в Питере.
К этому времени оперативники уже установили подружек потерпевшей, проживавших в общежитии. Они рассказали, что их погибшая подруга в день своего тридцатилетия очень переживала по поводу несложившейся личной жизни, поэтому и выпила больше, чем нужно, и еще горько шутила, показывая свою ладонь: мол, видите, девочки, какая у меня короткая линия жизни, вот сегодня и оборвется…
В течение вечера к ним за столик подсаживались разные мужчины, но в основном с целью выпить на халяву; азербайджанец по имени Алик появился почти к закрытию ресторана, когда имениннице было уже все равно… Подруги предупреждали ее, что ничего хорошего из этого не выйдет, но той было уже море по колено. Обидевшись, они ушли без нее. Несколько человек из числа таксистов, коротавших время у ресторана, и припозднившихся гостей видели, как именинница в обнимку с Аликом удалялась от ресторана в сторону скверика. Да, Алик был именно тем человеком, который нам нужен.
Мудрые опера первым делом поехали в общежитие, где жил допрошенный нами азербайджанец, рассудив, что раз свидетель Алика знал, то Алик, скорее всего, именно, в том общежитии и остановился, у земляка, и в ресторан пошел неподалеку от общежития.
В общежитии сразу нашлись вещи Алика — чемодан и деньги. Самого Алика не видели с того самого воскресенья. Он как сквозь землю провалился. Сбежал после убийства? Вряд ли, в это не верилось, поскольку в его чемодане лежал обратный билет на самолет до Баку, на прошедший понедельник. Если уж надо бежать, то самое логичное — быстро сесть на самолет. Куда же он подевался? Пришлось идти по наиболее сложному и трудоемкому пути. Мы запросили Информационный центр ГУВД о лицах с азербайджанской фамилией, значившейся в билете, осужденных несколько лет назад в Петербурге, и два опера стали кропотливо проверять огромный список мужчин, а один полетел в Баку.
Прошло две недели. За это время я провела положенные экспертизы, которые, в частности, установили, что кровь на асфальте — не женская, а мужская, а на камне — орудии убийства — смешение женской и мужской крови.
Оперативники все ковырялись в Информационном центре, раскрытие преступления, казавшееся таким близким — только руку протяни, отодвигалось. Мы собрали производственное совещание и мозговой атакой родили мысль, принесшую нам удачу. Если искомый Алик не улетел в Баку и труп его до сих пор не обнаружен в Питере, то где он может быть? Правильно: не сел ли он за это время, не был ли задержан?
Найдя Алика, мы долгое время не могли вспоминать без смеха о том, что, пока мы снашивали ноги до колен, лопатили горы бумаг и тратили государственные денежки на командировку в Баку, Алик преспокойно сидел в здании ГУВД, только этажом ниже убойного отдела — в приемнике-распределителе, куда был забран в ночь убийства милицейским патрулем соседнего района. Азербайджанец, без документов, пьяный — другого решения и не ожидалось, а он почел за благо молчать про свою настоящую фамилию, справедливо рассудив, что его уже ищут за убийство.
Его с ходу опознали и подружки потерпевшей, и таксисты, и официанты. Он, правда, имел еще возможность сказать, что да, был с потерпевшей в скверике, где они вступили в половую связь, после чего он ушел, а что с ней было дальше, не знает; именно это он и сказал. Кровь, обнаруженная на месте происшествия, была его группы, но для генетической экспертизы, которая установила бы индивидуальную принадлежность, ее было маловато. Если бы мы нашли на Алике следы повреждений… Но их не было, эксперт очень тщательно осмотрел его и развел руками.
Прошло еще два месяца, я отправила следы крови с места происшествия в Москву, где эксперты-одорологи сказали однозначно — это кровь Алика. Но черт побери, где же был источник кровотечения? Я снова вызвала судебного медика, объяснила ему ситуацию и сказала, что не выпущу его из изолятора, где сидит злодей, пока он не найдет мне рану, откуда у Алика шла кровь.
Наверное, эксперт испугался, так как источник кровотечения нашел. Торжествуя, он вышел ко мне и сообщил, что у Алика под густющей шапкой черных вьющихся волос — рубец, по времени относящийся к дате убийства. Осматривая его раньше, он и не копался в его шевелюре, а сейчас от отчаяния перебрал его волосяной покров буквально по волосинке.
Круг замкнулся. Алик рассказал, что после полового акта поссорился с женщиной, и она ударила его камнем по голове, причинив рану; он отобрал у нее камень и в ярости бил ее, пока та не перестала шевелиться. Горсуд приговорил Алика к тринадцати годам лишения свободы. А я еще долго, выезжая на осмотры трупов, проверяла, какой длины линия жизни на руках убитых. Но больше никогда я не видела такой короткой линии жизни, которая обрывалась бы прямо посреди ладони.
ДЕЛО О ЧЕРЕШНЕ И ВАЛЮТЕ
Нынешний Уголовный кодекс — пятый из действовавших на территории России в двадцатом веке. После революции судам велено было «руководствоваться законами свергнутых правительств в той мере, в какой они не противоречат революционной совести и правосознанию». И суды пользовались Уложением о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года, поскольку новое Уложение, разработанное в 1903 году, в части общеуголовных преступлений так и не вступило в силу до самой Великой Октябрьской революции. Так что нежелание принимать новые законы у российских депутатов наследственное. В 1922 году вступил в действие первый советский Уголовный кодекс, который в 1926 году с незначительными изменениями, стал российским в связи с образованием Союза Советских Социалистических Республик. Он действовал почти сорок лет, а в шестидесятом году был принят кодекс, прослуживший почти до конца двадцатого столетия.
