Елена Чиркова
История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада»
Экономический путеводитель по мировой литературе
Для нас, экономистов, литература – это удивительная штука. Порой в художественном произведении можно обнаружить такое потрясающее описание экономических реалий и процессов, какого не встретишь и в научном тексте. Какие только книги не оказываются на поверку экономическими!
Художественно-экономические книги – назовем их так – я бы поделила на три разряда. Первый – это книги-аллегории, в которых современный читатель экономическое содержание никогда не выцепит, если ему не подсказать. Например, «Путешествия Гулливера» – это рассказ о Войне за испанское наследство между Англией и Испанией в начале XVIII века.
Аналогично «Удивительный волшебник из страны Оз» Фрэнка Баума 1890 года (тот самый, что переписан в виде «Волшебника изумрудного города» нашим Александром Волковым) представляет собой спор в аллегорической форме о том, какой денежный стандарт лучше, золотой или двойной, когда обращаются и золото, и серебро, – последний еще называют биметаллическим. Во второй половине XIX века американский доллар обеспечивался только золотом, что делало его очень сильным. Если упрощать, укрепляющаяся валюта выгодна кредиторам, так как кредит не обесценивается, но невыгодна заемщикам, так как занятое отдавать тяжело. «Народные» политики (тогда в США существовала «Народная партия») ратовали за переход с золотого стандарта на двойной. Под дополнительное серебряное обеспечение предлагалось эмитировать новые бумажные деньги. Доллар бы чуть-чуть ослаб, но не обесценился резко, а фермерам – основным заемщикам в стране – стало бы легче.
Небогатый южанин Фрэнк Баум выразил эту идеологию в книге «Волшебник из страны Оз», которая писалась как детская сказка, но была нашпигована прозрачными для того времени намеками, понятными, правда, только взрослым. Желтая дорога – это золотое обеспечение доллара. Изумрудный (зеленый, цвета купюры) город – собственно деньги, способные реализовать любые мечты. Глупый Страшила – простодушные фермеры; Железный Дровосек, не имеющий сердца, – города с их промышленностью; Трусливый Лев – вожди Народной партии; маленький народец – жевуны – несчастный рабочий класс; злая колдунья – корыстные интересы бизнеса, а всемогущий волшебник, он же великий обманщик, – это президент США.
Потом выясняется, что Страшила отнюдь не дурак, Дровосек умеет любить, а Лев храбр, как лев. И Изумрудный город – доллар – совсем не столь волшебен, это люди сами его таким считают, разглядывая сквозь зеленые очки. А городом заправляет не всемогущий волшебник, а обычный человек, но поскольку от него ждут чудес, он вынужден надувать щеки и делать загадочные движения руками. Чтобы исправить положение, автор предлагает ввести в обращение серебро, которое зашифровано в сказке как серебряные башмачки [Везерфорд 2001][1].
На практике идея «двойного стандарта» не была реализована, но «крепость» доллара удалось все же несколько понизить. Приток в казну желтого металла с вновь открытых месторождений золота в Калифорнии и на Аляске позволил нарастить обеспеченную им денежную массу. Экономическое содержание сказки вскоре забылось, и в первой голливудской экранизации Дороти (у нас – Элли) носит уже рубиновые башмачки, ибо фильм был цветной, и режиссер решил, что рубиновые будут эффектнее. И лишь доллар по-прежнему зеленый, хотя очки, приукрашивающие действительность, теперь называют розовыми.
Второй разряд художественно-экономических книжек – когда автор стремится в художественной форме донести до читателя свои социальные взгляды, но эти идеи никак не маскируются, а излагаются «в лоб», без трудночитаемых аллегорий, хотя действие книги может происходить и в вымышленном мире. Типичными примерами книг, где излагаются социальные воззрения, являются, например, утопии XVI–XVII веков: «Утопия» англичанина Томаса Мора (по заглавию этой книги стал называться и сам жанр) и «Город Солнца» итальянца Томмазо Кампанеллы.
Что-то похожее попытался сотворить и советский детский писатель Николай Носов в своей политизированной сказке «Незнайка на Луне». Мир земных коротышек, где родился Незнайка, – положительных героев, которые, видимо, скоро будут жить при коммунизме, – списан с устройства города Солнца Кампанеллы. У Носова один из земных городов даже назван Солнечным городом. На Луне (населенной, естественно, лунными коротышками), куда судьба забрасывает Незнайку, – классический мир товарно-денежных отношений, узаконенная частная собственность и свобода предпринимательства, а мерило ценности человека – его капитал. «Образ врага» подан гротескно.
Но книжка не так проста, как кажется на первый взгляд. Среди земных коротышек, у которых нет материальных стимулов к труду, полно тунеядцев: Пончик, Гунька, да и сам Незнайка, а лидер коротышек Знайка имеет диктаторские замашки. Лунные коротышки – трудяги, ибо есть куда стремиться. В довершение всего победа коммунизма над капитализмом достигается только фантастическим путем, при помощи использования «новых технологий»: земным коротышкам удается разрешить проблему редкости экономических благ за счет резкого увеличения производительности всех отраслей промышленности в результате использования невесомости и внедрения в агротехнику гигантских земных растений. Было ли это намеком на то, что «победа по очкам» невозможна?..
Еще одним классическим примером экономического трактата, написанного в художественной форме, является роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» 1889 года. Как ко двору английского короля перенесся янки – типичный американец со Среднего Запада, не объясняется, идея машины времени в литературе появилась позже. Перенесся и все, теперь нужно жить и выживать. Ему удается не только спастись от верной смерти через повешение, но и занять очень высокую должность при дворе – все это за счет «предсказаний» солнечного затмения. На самом деле герой почему-то помнит даты всех затмений, случившихся в прошлом, хотя он и не астроном по профессии. Получив должность, янки начинает заниматься «модернизацией» отсталой, на его взгляд, страны: строит дороги, поднимает промышленность, налаживает торговлю, вооружает армию (сажает на велосипеды). Внедряет демократические институты. Но не в коня корм. Аграрная феодальная страна к этому не готова. И вся инфраструктура гибнет в результате войны. Испытание демократией не выдерживает и сам главный герой – захватывает власть и становится диктатором, посылающим людей на верную гибель. Помимо общей идеологии «модернизации», ведущей в никуда, книга содержит ликбез по основам экономики.
Так, главный герой и король решаются инкогнито отправиться в путешествие по стране и обращают внимание на то, что сколько стоит в разных деревнях. Оказывается, что товар одинаковый, а цены разные, да и один и тот же труд оплачивается где выше, где ниже. Этим иллюстрируются понятия инфляции, покупательной способности денег, реальных и номинальных цен. Главный герой, который подает «дикарям» в качестве милостыни пуговицы, свой поступок объясняет принципом Парето-эффективности (разумеется, не употребляя этот термин), согласно которому обмен эффективен, то есть увеличивает благосостояние, если стороны меняют то, что в их глазах имеет меньшую ценность, на товар большей субъективной ценности: «для невежественного дикаря все равно что монеты, что пуговицы, а для меня монеты лучше пуговиц»[2].
Мне гораздо больше нравится другой пассаж из этого романа. Король и главный герой попадают в плен к разбойникам, а те продают их в рабство на местном рынке. В этом эпизоде Твен рассказывает об одном из важнейших постулатов финансовой теории, гласящем, что в зависимости от состояния рынка рыночная стоимость актива может отличаться от его справедливой цены в ту или другую сторону.
В большом городе на людном рынке за нас дали бы хорошую цену; но тут было страшное захолустье, и нас купили так дешево, что мне даже стыдно вспомнить об этом. Король Англии пошел за семь долларов, между тем за короля можно было дать двенадцать долларов, а за меня все пятнадцать. Но так бывает всегда: если рынок плох, какой бы хороший товар вы ни предлагали, вы очень мало на нем наживете...
Своей рыночной ценой недоволен и король, о котором янки говорит:
Он так надоел мне, доказывая, что на настоящем рынке за него дали бы никак не меньше двадцати пяти долларов, что было полнейшей нелепицей и ерундой, наглым самомнением. Да я сам столько не стоил! Однако вопрос щекотливый, и я дипломатически решил не возражать. Пришлось пойти против совести и смело подтвердить, что именно двадцать пять долларов он и стоил бы. А сам я между тем был твердо убежден, что с сотворения мира до сего дня не было короля, который стоил бы и половины этой суммы, а в последующие тринадцать веков за него не дали бы и четверти. <…>
