Зендскому языку двойственное число не чуждо *. Но поскольку и этот язык нужно бесспорно причислять к санскритским то этот факт ничего не изменяет в сформулированном выше тезисе о первоначальном распространении двойственного числа в трех районах Азии [34].
Если мы задержимся на этом моменте несколько еще, то мы можем убедиться в том, что в Европе, Африке и на Азиатском материке, за исключением малайской языковой области, двойственное число главным образом обнаруживается в мертвых языках ***, а из живых — лишь в следующих:
в Европе — в мальтийско-арабском, в литовском, лапландском и еще в некоторых диалектах ****, а именно, в некоторых сельских районах Польского королевства [35], на Фарерских островах, в Норвегии и в некоторых районах Швеции и Германии, хотя здесь старые формы двойственного числа уже являются реликтовыми ***** и употребляются только в функции множественного [36]. в Африке — в новоарабском;
в описанной части Азии — в том же арабском и в малабар- ском.
Так как только языки Старого Света имеют литературу, то в современных книжных языках (за исключением арабского) двойственное число можно считать отмершим.
На востоке Азии (в третьем районе своего распространения) двойственное число, хотя и в небольшом объеме, обнаруживается в малайском языке, в более развитом виде — в тагальском и близко родственном ему языке пампанг на Филиппинах, и наконец, в особом, насколько мне известно, нигде более не представленном виде — в Новой Зеландии, на Островах Товарищества и Дружбы ******. Диалекты прочих островов Южного Моря еще, к сожалению, не получили надлежащего грамматического описания. Однако весьма вероятно, что в этом отношении они все совпадают друг с другом. Вопрос о том, как соотносятся между собой все эти языки — от малайского до таитянского, — я собираюсь подробно исследовать в другом месте. Здесь я объединяю их только в силу того, что они сходным образом поступают с двойственным числом. Совершенно отличны от малайской языковой семьи языки аборигенов Новой Голландии и Нового Южного Уэльса *. Но язык народа, живущего вокруг озера Маквери, имеет двойственное число а потому оно, вероятно, встречается и в других австралийских диалектах.
В американских языках эта форма множественности встречается редко, но в различных пунктах — почти на всем протяжении этой огромной части света, а именно: на крайнем севере — в гренландском языке**, в очень ограниченных масштабах — в тотонакском языке в той части Новой Испании ***, где находится Веракрус, затем в языке чайма ****, общем для большинства народностей провинции Новая Андалусия; также на правом берегу Ориноко, на юго-востоке миссии Энкамарада, в таманакском языке; очень слабые следы двойственного числа имеются в языке кечуа, когда-то бывшем национальным языком перуанского государства; наконец, оно весьма развито в арауканском языке в Чили. Как будто бы двойственное число имеет место также в языке чероки ***** на северо-западе Джорджии и в примыкающих областях [37].
Из этого краткого изложения видно, что число языковых семей, обладающих двойственным числом, очень мало, а область, в пределах которой оно используется (и особенно использовалось в прошлом), весьма велика, поскольку двойственное число обнаруживается как раз в наиболее широко распространенных языковых семьях — санскритской и семитской. Здесь я должен, однако, повторить еще раз, что подсчеты такого рода не могут считаться исчерпывающими. Не говоря уже о том обстоятельстве, которое препятствует всяким притязаниям на полноту в сравнительном языкознании, а именно о том, что пока нам известны не все языки земного шара, даже и по многим языкам, которые в принципе известны, пока еще отсутствуют грамматические пособия. Грамматические описания некоторых языков не столь точны, чтобы можно было с уверенностью считать, что такая сравнительно редко встречающаяся форма, как двойственное число, не могла быть обойдена их вниманием. Наконец, очень трудно и часто требует предварительного весьма глубокого изучения языка нахождение в нем следов тех форм, которые в настоящее время уже не продуктивны. Поэтому к таким работам, как данная, можно и нужно ожидать постоянных добавлений, и выше я столь определенно высказывал отрицательные утверждения лишь для того, чтобы избежать постоянных ограничительных комментариев. С другой стороны, само собой понятно, что я использовал все возможности для того, чтобы при существующей в настоящее время ситуации добиться максимально возможной полноты и точности, и мне повезло в том, что я смог воспользоваться значительным количеством описаний даже неевропейских языков *. Только в очень редких случаях я оказался вынужденным использовать такие общие работы, как „Митридат", а из более новых — атлас Бальби. Несомненно, каждый точный исследователь при оценке грамматического строения отдельных языков воздержится от того, чтобы основывать свои суждения на этих работах, не прибегая к оригинальным источникам, пусть даже ценность этих трудов в других отношениях неоспорима, а „Митридат", в частности, совершенно незаменим для сравнительного языкознания.
Если теперь мы попытаемся определить те различия в трактовке двойственного числа, которые представлены в перечисленных выше языках, то они в целом (если отвлечься от отдельных нюансов) хорошо распределяются по следующим трем классам.
Некоторые из этих языков трактуют двойственное число с точки зрения говорящего лица и лица, к которому обращена речь, с точки зрения „я" и „ты". В них двойственное число закреплено за местоимением, и затрагивает сам язык только в тех пределах, в каких распространяется влияние местоимения, иногда даже ограничиваясь лишь местоимением первого лица при речи о нескольких персонах, то есть понятием „мы".
В других языках эта форма основывается на существовании в природе парных объектов: глаз, ушей и любых парных частей тела, парных больших светил и т. п. В таких языках двойственное число не выходит за пределы подобных понятий и по меньшей мере за пределы имени.
Наконец, у третьих народностей двойственное число пронизывает весь язык и присуще всем частям речи, которые могут его выражать. В этих языках, таким образом, двойственное число — это не какой-либо особый тип, а общее понятие двоичности, на котором оно основано.
Само собой разумеется, что в языках могут сохраняться следы более чем одного из этих способов представления, а иногда — даже каждого из них. Важнее заметить, что в языковых семьях, исторически принадлежащих к третьему классу, встречаются отдельные языки, с течением времени либо вообще утрачивающие двойственное число, либо сохраняющие его лишь в пределах ограничений, свойственных двум первым классам. Однако все же такие языки легко причисляют к третьему классу, что я и буду здесь делать. Так, в упоминавшихся выше немецких народных говорах двойственное число сохраняется лишь в двух первых лицах местоимения, а в сирийском языке, кроме собственно числительного „два", — лишь в названии Египта, о котором, как видно из этого факта, принято постоянно думать как о Верхнем и Нижнем Египте
Рассмотренные мною языки следующим образом распределяются по перечисленным выше классам.
К первому классу, двойственное число в котором ограничивается местоимением, принадлежат:
названные выше языки восточной Азии, Филиппин и островов Южного Моря, язык чаима и таманакский язык.
Ко второму классу, в котором двойственное число характерно для имени, принадлежат только:
тотонакский язык (если ему вообще может быть приписано двойственное число), язык кечуа.
К третьему классу, в котором двойственное число распространяется на весь язык, относятся: санскритские языки [38], семитские языки, гренландский язык, арауканский язык,
и, хотя и не в полной мере, лапландский язык. По этому преднамеренно краткому обзору видно, что двойственное число в реально известных языках выступает приблизительно в тех же разнообразных значениях и понятийных сферах, которые ему можно было бы приписать посредством чисто идеального анализа. Однако я предпочел выделение этих его разновидностей путем наблюдения, чтобы избежать опасности навязывания их языкам, исходя из чистых понятий. Но сейчас мне понадобится разобрать природу этой языковой формы вне зависимости от знания реальных языковых фактов, основываясь на общих идеях.
Возможно, не совсем необычное, но совершенно ошибочное воззрение заключается в рассмотрении двойственного числа просто как ограниченного множественного числа, случайным образом приспособленного к числу „два" *. Тут сразу же возникает вопрос: почему бы какому-либо другому произвольному числу также не обладать своей собственной множественной формой? Правда, в языкахвстречается такое ограниченное множественное число, которое, если оно относится к двум объектам, трактует двоичность просто как малое число *, но эту форму даже и в таком случае никоим образом нельзя смешивать с настоящим двойственным числом.
