Эти дни надо пережить, пережить достойно советских людей!»
После смерти И. Сталина в гражданском обществе происходит своеобразный идеологический кризис. Ориентация на личность Сталина тесно связала политические ожидания с его именем с одной стороны, а специфика и жёсткость политики усугубили ситуацию с другой.
Можно было рассмотреть две альтернативы выхода из этого кризиса. Одна из них – продолжение политики лидера – ныне связывается с именем Л. Берии, но она не была осуществлена – не столько по внутренним причинам, сколько из-за разногласий внутри партийного аппарата. Неслучайно Л. Берию иногда называют «последним рыцарем Сталина»[38].
Другую альтернативу – пересмотр наследия И. Сталина и поиск путей модификации действия – пытается реализовать Н. С. Хрущёв и его команда.
14–25 февраля 1956 г. На организационном совещании, состоявшемся после окончания работы XX съезда КПСС, Хрущев выступает с докладом, посвященном критике сталинского стиля руководства («критика культа личности»). Как стало известно уже в последние десятилетия, регистрации участников этого совещания не проводилось, стенограмма не велась, прения не проводились, никаких конкретных решений принято не было. Позже, через несколько месяцев, от имени ЦК КПСС было распространено Постановление «О культе личности и его последствиях».
Это вызвало шок в общественном сознании, протест во многих партийных организациях, иногда доходящий до вооруженных восстаний (восстание грузинского комсомола в Тбилиси).
Событие сыграло немаловажную роль в становлении идеалов Стругацких и всего их поколения. Тем не менее, Б. Стругацкий считает его не более чем «первым, малым переломом», и отмечает, что политические взгляды его оставались просоветскими и спустя 10 лет[39], а как он напишет позже, в 2000-е годы – идеалы остались коммунистическими до нашего времени.
Поиск нового идеологического направления в исполнении Н. Хрущёва неразрывно связан с политической фактурой и использованием существующих позитивных тенденций в политических настроениях.
В 1957 г. СССР производит запуск первого искусственного спутника Земли. Это событие можно считать началом нового этапа эры «научно-технического романтизма».
И особо нужно отметить, что для Стругацких запуск спутника оказался значительно более важным событием, нежели доклад Н. С. Хрущева. В их сознании жили образы и представления политической философии и политической культуры научно-технического романтизма.
Термин научно-технический романтизм подразумевает две составляющих. С одной стороны, появление его обусловлено успехами НТР, что обеспечивает научно-техническую составляющую.
«Начало 60-х гг. – время беспредельной веры в могущество науки, особенно физики. Именно тогда физики успешно побеждали лириков, конкурс в физические вузы зашкаливал, а самым популярным мужчиной в стране был Алексей Баталов, сыгравший физика Гусева в «Девяти днях одного года»»[40], – вспоминает Б. Вишневский.
Нарастает активное развитие науки. Пленум ЦК КПСС (24–29 июня 1959 г.) отметил: «…за время, прошедшее после XX съезда партии, в нашей стране сделан новый крупный шаг в развитии и техническом совершенствовании всех отраслей народного хозяйства. За этот период создано и освоено в серийном производстве свыше 5 тыс. новых, более совершенных типов машин, механизмов, аппаратов и приборов, разработаны и внедрены в больших масштабах прогрессивные технологические процессы в промышленности и строительстве, значительно повысился уровень механизации, особенно тяжёлых и трудоёмких работ, осуществлена автоматизация многих производственных операций на промышленных предприятиях, в строительной индустрии и на транспорте».
Входит в применение атомная энергия, реактивная авиация, запущены первые в истории человечества искусственные спутники Земли и первая космическая ракета.
XXI съезд КПСС принял решение в течение семи лет ликвидировать тяжелый физический труд, проведя комплексную механизацию производственных процессов в промышленности, строительстве, на транспорте, в сельском хозяйстве и торговле. Планируются замена и модернизация устаревшего оборудования, внедрение новых высокопроизводительных процессов, быстрое развитие электрификации страны, автоматизация и дальнейшая специализация производства, всемерное использование достижений и открытий науки и техники, особенно в области радиоэлектроники, радиоактивных изотопов, полупроводников и ядерной энергии, превращение строительного производства в механизированный поточный процесс сборки и монтажа зданий.
Иными словами, в течение семи лет предполагалось ввести все достижения техники, которые описывали фантасты, в том числе практически достичь технического уровня, обозначенного Стругацкими в их романе «Полдень. XXII век». Программа семилетки полностью повторяла технический антураж фантастических произведений 1930–1950-х гг., и появление её было обосновано успехами предыдущих пятилеток.
В личных источниках Стругацких 1956–1964 гг. мало сообщений о политических событиях этого периода. В первую очередь их волнуют события научного мира, космические достижения.
Так, событием, переломным для развития советской фантастики стал запуск первого искусственного спутника Земли, на которое Аркадий Стругацкий откликнулся короткой, но многозначительной репликой: «ЗА СПУТНИК – ГИП-ГИП-УРА-УРА-УРА!!!!!»[41]
О тех же эмоциях вспоминает Б. Стругацкий в интервью в 2004 году[42]: «Это был сплошной телячий восторг – песни, пляски, карнавалы и сатурналии. Наша компания в Пулкове сочинила целый фильм о спутнике – рисованный, с музыкой и стихами, записанными на лабораторный магнитофон. Ночами работали, сгорая в пламени энтузиазма. Это было – счастье и ощущение прорыва в будущее».
Реакция Бориса Стругацкого тем более примечательна, что в своих поздних воспоминаниях он редко даёт каким-либо событиям положительные оценки.
О политических событиях Стругацкие, уже занявшиеся к этому времени литературной деятельностью, вспоминают скупо и лишь в связи с тем, что они вторгаются в их творчество, как в письме Аркадия Стругацкого 1958 года[43]: ««Мешок» в № 12 не пойдёт, ибо номер посвящён партсъезду, и они не могут дать весь номер под научную фантастику, как собирались. Но он обязательно пойдёт позже, так как рассказ всем нравится».
О расстановке приоритетов Аркадия и Бориса Стругацких в этот период можно сделать выводы, ознакомившись со следующим письмом Аркадия Стругацкого: «Прежде всего, поздравляю тебя и Адочку с новым прыжком нашим в Космос. Многое мне, правда, непонятно. В частности, если ракету направляли только до Луны, то для чего ей задали вторую космическую? А если её хотели сделать планеткой, то почему на ней не установили солнечных батарей для передатчиков? Постарайся узнать, чего хотелось и планировалось и напиши».
И в конце письма: «Хотели передать наш «СР» по радио, да помешала речь Хрущёва. Ничего, передадут в следующий раз».
Для Аркадия и Бориса Стругацких этого периода события истории освоения космоса – это не отвлечённые понятия. Выход в космос, ракета, отправленная на Луну, полёт Гагарина воспринимаются ими как наступление новой эры. О чём и пишет Аркадий Стругацкий в статье в газете «Литература и жизнь»[44]: «И вот пришёл день, когда лунный перелёт стал фактом. Мечта осуществилась. Человек дотянулся до космического тела – пока только до ближайшего. Вероятно, в скором времени первые космонавты ступят на почву Луны, и Луна перестанет быть объектом научной фантастики…»
Таким образом, успехи НТР обеспечивают вторую составляющую термина научно-технический романтизм. Если европейский романтизм XIX века становится отторгающей реакцией на научно-технический прогресс, то советский романтизм 60-х гг. XX века органично его дополняет. Он также характеризуется утверждением самоценности духовно-творческой жизни личности, изображением сильных страстей и характеров, но активность человеческой натуры в случае с научно-техническим романтизмом направлена на научное познание и социальное совершенствование общества.
В XVIII веке романтическим называли всё странное, фантастическое, живописное и существующее в книгах, а не в действительности. Романтизм XIX века часто обращён в прошлое, отсюда популярность такого его воплощения как исторический роман. Научно-технический романтизм, напротив, направлен в будущее и вовне, он не отвергает экзистенциальные начала, но придаёт им свойство принципиальной познаваемости. Романтика носителя философии научно-технического романтизма направлена на познание неведомых далей, изучение космоса, строительство нового мира. Корень его возникновения – в соприкосновении чудесного и реального, роль которого сыграли события космической истории второй половины 50-х – начала 60-х гг.
