27. XII. в шесть час. вечера на комиссии ГУСа разрешено 10 000 экз. «Крокодила».
21.1.1928 г. получил 2 экз. «Крокодила» по 1 p. 50[94].
Для Чуковского не прошла даром «наглость», заключавшаяся в попытке разъяснить Крупской, «что педагоги не могут быть судьями лит(ературных) произведений, что волокита с „Крок(одилом)“ показывает, что у педагогов нет твердо установленного мнения, нет устойчивых твердых критериев, и вот на основании только одних предположений и субъективных вкусов они режут книгу…»[95]
1 февраля 1928 года появилась разгромная статья Н. К. Крупской о «Крокодиле»: в сказке Чуковского она видела издевательскую пародию на Н. А. Некрасова и политически опасную чепуху. «Что вся эта чепуха обозначает? Какой политический смысл она имеет? Какой-то явно имеет. Но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудновато. Или это простой набор слов? Однако набор слов не столь уж невинный (…) Такая болтовня – неуважение к ребенку. Сначала его манят пряником – веселыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдет бесследно для него. Я думаю, „Крокодил“ ребятам нашим давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть»[96]. Исходящая от председателя научно-педагогической секции ГУСа, председателя Главполитпросвета, члена ЦК ВКП(б) и вдовы В. И. Ленина, помещенная в центральном органе правящей партии, эта статья поставила Чуковского на грань литературной и гражданской катастрофы. Он снова попытался объясниться – обширным письмом (здесь приводится в сокращении):
В защиту Крокодила1.
Н. К. Крупская утверждает, что в моем «Крокодиле» есть какие-то антисоветские тенденции.
Между тем «Крокодил» написан задолго до возникновения Советской республики. Еще в октябре 1915 года я читал его вслух на Бестужевских курсах, а в 1916 году давал его читать Максиму Горькому.
В то время «Крокодила» считали не Деникиным, но кайзером Вильгельмом П.
При таком критическом подходе к детским сказкам можно неопровержимо доказать, что моя Муха-Цокотуха есть Вырубова, Бармалей – Милюков, а «Чудо-дерево» – сатира на кооперацию.
Ведь утверждал же один журналист по поводу моего «Мойдодыра», что я там прикровенно оплакиваю горькую участь буржуев, пострадавших от советского строя. «Читайте сами», – говорил журналист:
Одеяло убежало,
Улетела простыня,
И подушка, как лягушка,
Ускакала от меня.
Что это как не жалоба буржуя на экспроприацию его имущества!
У меня нет никаких гарантий, что любая моя сказка – при желании критика – не будет истолкована именно так.
Но к счастью, когдамой «Крокодил» появился в печати (в январе 1917 года), миллионы детей сразу поняли, что «Крокодил» есть просто крокодил, что Ваня есть просто Ваня, что я сказочник, детский поэт, а не кропатель политических памфлетов. (…)
Понял это и Петроградский Совет Рабочих, Крестьянских и Солдатских депутатов, издавший эту книгу в 1918 году и распространивший ее в несметном количестве экземпляров.
II.
Второй недостаток «Крокодила», по мнению Н. К. Крупской, заключается в том, что здесь я пародирую Некрасова. Приводя такие строки:
Узнайте, милые друзья,
Потрясена душа моя, –
Н. К. Крупская пишет:
– «Эта пародия на Некрасова не случайна: Чуковский ненавидит Некрасова». Между тем это пародия не на Некрасова, а на «Мцыри» Лермонтова:
Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел. Благодарю!
Хотя, признаться, я не совсем понимаю, почему нельзя пародировать того или другого поэта. Разве пародия на поэта свидетельствует о ненависти к нему? Ведь тот же Некрасов много раз пародировал Лермонтова – неужели из ненависти? Разве из ненависти пародировал Лонгфелло «Калевалу» в своем «Гайавате»? Стоит прочитать любую научную работу по истории и теории пародии, чтобы эти упреки отпали сами собой.
III.
H. К. Крупская упрекает крокодила за то, что он мещанин. Но почему нужно, чтобы он был пролетарием? Вообще же я думаю, что советская власть вовсе не требует, чтобы все детские книги, все до одной, непременно были агитками. Иначе Госиздат не печатал бы в нынешнем году таких явно буржуазных шедевров, как «Приключения Тома Сойера», «Приключения Геккельбери Финна», сказки Киплинга и много других.
Может быть, мой «Крокодил» – и бездарная книга, но никакого черносотенства в ней нет. (…) Я не выдаю этой идеологии за стопроцентный марксизм, но точно так же не вижу причин, чтобы топтать эту книжку ногами.
IV.
Н. К. Крупская обвиняет меня, кроме того, в неуважении к народу: «народ трус, – дрожит и визжит от страха» и проч. Но неужели мы вернулись к семидесятым годам, когда под словом народ всегда подразумевалось крестьянство? Стоит только всмотреться в картинки к моему «Крокодилу», чтобы понять, о каком народе я здесь говорю: гимназисты в форменных фуражках, лавочники, франты в котелках, – неужели Н. К. Крупская заступается за этот народ?
V.
Таким образом приговор Н. К. Крупской основан на ошибочных данных:
1. В «Крокодиле» нет и не может быть антисоветских тенденций, так как он написан до революции.
2. Некрасова я не пародировал, а пародировал Лермонтова.
3. Народа я не оскорблял, а оскорблял только франтов и лавочников.
Не сомневаюсь, что после этих фактических справок Н. К. Крупская возьмет свое обвинение назад.
Я пишу эти строки не для того, чтобы полемизировать с Н. К. Крупской, а для того, чтобы показать, как беззащитна у нас детская книга и в каком унижении находится у нас детский писатель, если он имеет несчастье быть сказочником. Его трактуют как фальшивомонетчика, и в каждой его сказке выискивают тайный политический смысл[97] и т. д.
О своей беде Чуковский оповестил коллег, и на свет появилось ходатайство, адресованное народному комиссару просвещения А. В. Луначарскому и подписанное сорока пятью видными писателями и учеными. Лидия Чуковская, не известив отца, обратилась с письмом к М. Горькому (в Сорренто), прямо называя инцидент с «Крокодилом» – травлей. Она поставила М. Горького в известность о том, что рецензия Крупской лишает Чуковского возможности работать в тех двух областях, которые только и остались ему в пореволюционной России – в области детской литературы и некрасоведения. «Рецензия Крупской (на „Крокодила“. – М. П.) равносильна декрету о запрещении книг К. И. Половина его книг уже запрещена ГУСом; ходят слухи, что редактура нового издания (сочинений Некрасова. – М. П.) будет поручена не ему…»[98]
14 марта 1928 г. в «Правде» появилось «Письмо в редакцию» М. Горького (по некоторым сведениям, переданное в редакцию по телефону). Указав целый ряд несообразностей в статье Н. К. Крупской и отводя ее нелепые нападки, Горький заключал: «Все это совершенно не является материалом для обвинения Чуковского „в ненависти“ к Некрасову и идейной вражде к нему. Неверным кажется мне и указание на то, что Чуковский „вложил в уста Крокодила пафосную пародию на Некрасова“. Во-первых, почему это-„пафосная пародия“? А уж если пародия, то скорее на „Мцыри“ или на какие-то другие стихи Лермонтова. Очень странная и очень несправедливая рецензия. Помню, что В. И. Ленин, просмотрев первое издание Некрасова под редакцией Чуковского, нашел, что это „хорошая, толковая работа“. А ведь Владимиру Ильичу нельзя отказать в уменье ценить работу»[99].
М. Горький весьма кстати сослался на Ленина: в зловещей игре, затеянной вокруг Чуковского и его «Крокодила», Крупская была, несомненно, козырной дамой, и отбиться от нее можно было разве что козырным тузом. Об отзыве Ленина Чуковский знал и прежде – скорее всего, через В. Воровского (возможно, именно так следует расшифровывать приведенную выше запись Чуковского: «Тихонов сообщил о В.»).
Вмешательство М. Горького спасло гражданскую репутацию Чуковского, но не помогло «Крокодилу». Свое краткое описание крокодиловых хождений по мукам Чуковский закончил так: «Август (1928). Повторная моя просьба в ГУС о разрешении „Крокодила“ отвергнута. В апреле 1929 г. Главсоцвос вновь запретил „Крокодила“»[100]. Отдельное издание сказки состоялось лишь десять лет спустя после описанных событий. А затем последовал новый четвертьвековой запрет – до 1964 года.
В 1962 году, присваивая восьмидесятилетнему писателю звание почетного доктора литературы, Оксфордский университет среди прочих его заслуг назвал и то, что он является автором всемирно известного «Крокодила».
