Май – июнь 1935
Литература
Мандельштам О. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1993–1997.
Аверинцев С. Судьба и весть Осипа Мандельштама. В книге – С. Аверинцев. Поэты. М., 1996.
Гаспаров М. Поэт и культура. Три поэтики О. Мандельштама. М., 1995.
Рассадин Ст. Очень простой Мандельштам. М., 1994.
Сарнов Б. Заложник вечности. Случай Мандельштама. М., 1990.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве. Ее отец – Иван Владимирович Цветаев, профессор Московского университета, искусствовед и филолог – совершил подлинный подвиг, став основателем музея изящных искусств, открытого в 1913 году. Сегодня он называется государственным музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
Первая книга стихов Цветаевой «Вечерний альбом» была опубликована, когда она еще училась в гимназии, в 1910 году.
31 августа 1941 года в Елабуге, находясь в эвакуации, Марина Ивановна Цветаева покончила с собой.
Между этими двумя датами протекла жизнь, до предела осложненная планетарными, историческими событиями – войнами и революциями, роковыми ошибками, личными неудачами и катастрофами.
В 1922 году Цветаева уехала из России. Страшная из-за духовного одиночества, бытовой неустроенности и полной нищеты жизнь стала испытанием:
Так, наконец, усталая держаться
Сознаньем: перст и назначеньем: драться,
Под свист глупца и мещанина смех —
Одна из всех – за всех – противу всех! —
Стою и шлю, закаменев от взлету,
Сей громкий зов в небесные пустоты.
Ее спасал огромный каждодневный труд. Ею были созданы книги и циклы лирических стихотворений, семнадцать поэм («Крысолов», «Поэма горы», «Поэма конца» и другие), восемь стихотворных драм («Ариадна», «Федра» и другие), философская, мемуарная, историко-литературная, критическая проза («Мой Пушкин», «Пушкин и Пугачев», «Наталья Гончарова», «Поэт и время», «Искусство при свете совести» и другие) и бесчисленные переводы.
В 1939 году Цветаева с сыном вернулась в Россию, куда ранее отправились муж и дочь, вскоре оказавшиеся в ГУЛАГе.
Одним из последних ее стихотворений был отклик на начало Второй мировой войны, окрашенный глубоко личным чувством:
О, черная гора,
Затмившая – весь свет!
Пора – пора – пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь – быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь – жить.
С волками площадей
Отказываюсь – выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть —
Вниз – по теченью спин.
М.И. Цветаева не числилась среди символистов, акмеистов или футуристов, но это никому не помешало признать и высоко ценить ее талант.
Ее стихи легко узнаваемы благодаря оригинальным ритмам, нервным и сбивчивым. Ее мысль метафорична по своей природе. Ее чувства смятенны и подвижны. В ее слове несколько смысловых пластов. Она часто использует переносы, когда окончание предложения не совпадает с окончанием стихотворной строки.
Чтение Цветаевой требует особого душевного состояния, настроя. Россия, поэзия, любовь – в этом кругу чаще всего оставалась ее Муза.
«Стихи тютчевской глубины и силы, – считал К.Г. Паустовский, – живой и весомый, как полновесное зерно, русский язык… дочерняя любовь к России, по которой Марина «заплачет и в раю», сплошная вереница горестей и несчастий, которую все время захлестывает вереница блестящих стихов, – вот главное в жизни Марины Цветаевой».
* * *
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти —
Нечитанным стихам!
Разбросанным в пыли по магазинам,
Где их никто не брал и не берет,
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Май 1913
БАБУШКЕ
Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы…
Юная бабушка! кто целовал
Ваши надменные губы?
Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли…
По сторонам ледяного лица —
Локоны в виде спирали.
Темный, прямой и взыскательный взгляд,
Взгляд к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, кто вы?
Сколько возможностей вы унесли
И невозможностей – сколько —
В ненасытимую прорву земли,
Двадцатилетняя полька!
День был невинен, и ветер был свеж.
Темные звезды погасли. – Бабушка! —
Этот жестокий мятеж
В сердце моем – не от вас ли?..
4 сентября 1914
Из цикла «СТИХИ О МОСКВЕ»
* * *
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и до ныне —
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916
СТИХИ К БЛОКУ
(Отрывок)
Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке.
Одно-единственное движение губ.
Имя твое – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд.
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое – ах, нельзя! —
Имя твое – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
С именем твоим сон глубок.
1916
* * *
Полюбил богатый – бедную,
Полюбил ученый – глупую,
Полюбил румяный – бледную,
Полюбил хороший – вредную:
Золотой – полушку медную.
– Где, купец, твое роскошество?
– Во дырявом во лукошечке!
– Где, гордец, твои учености?
– Под подушкой у девчоночки!
– Где, красавец, щеки алые?
– За ночь черную – растаяли.
– Крест серебряный с цепочкою?
– У девчонки под сапожками!
– —
Не люби, богатый, – бедную,
Не люби, ученый, – глупую,
Не люби, румяный, – бледную,
Не люби, хороший, – вредную:
Золотой – полушку медную!
Май 1918
ДВЕ ПЕСНИ
2
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?»
И слезы ей – вода, и кровь —
Вода, – в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?»
Вчера еще в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, —
Жизнь выпала копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что тебе я сделала?»
Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал – колесовать:
Другую целовать», – ответствуют.
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот, что ты, милый, сделал мне.
Мой милый, что тебе – я сделала?
Все ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
Само – что дерево трясти! —
В срок яблоко спадает спелое… —
За все, за все меня прости,
Мой милый, что тебе я сделала!
14 июня 1920
* * *
Другие – с очами и личиком светлым,
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем – италийским
Зефиром младым, —
С хорошим, с широким,
С российским, сквозным!
Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших дыханье глотают…
А я – руки настежь! – застыла – столбняк,
Чтоб выдул мне душу российский сквозняк!
Другие – о нежные, цепкие путы!
Нет, с нами Эол обращается круто.
«Небось не растаешь! Одна, мол, семья!» —
Как будто и вправду – не женщина я!
2 августа 1920
ВЛАДИМИРУ МАЯКОВСКОМУ
Превыше крестов и труб,
Крещеный в огне и дыме,
Архангел-тяжел оступ —
Здорово, в веках Владимир!
Он возчик, и он же конь,
Он прихоть, и он же право.
Вздохнул, поплевал в ладонь: —
Держись, ломовая слава!
Певец площадных чудес —
Здорово, гордец чумазый,
Что камнем – тяжеловес
Избрал, не прельстясь алмазом.
Здорово, булыжный гром!
Зевнул, козырнул – и снова
Оглоблей гребет – крылом
Архангела ломового.
16 сентября 1921
