Общие причины, общие факторы, вызывающие развитие языка и обусловливающие его строй и состав, очень справедливо называть силами. Таковы, между прочим: 1) привычка, т. е. бессознательная память; 2) стремление к удобству, выражающееся: а) в переходе звуков и созвучий более трудных в более легкие для сбережения действия мускулов и нервов, б) в стремлении к упрощению форм (действием аналогии более сильных на более слабые), в) в переходе от конкретного к абстрактному для облегчения отвлеченного движения мысли; 3) бессознательное забвение и непонимание <…>; 4) бессознательное обобщение, апперцепция, т. е. сила, действием которой народ подводит все явления душевной жизни под известные общие категории. <…> как небесное тело, выйдя из области влияния одной планетной системы, движется в пространстве особняком, пока, наконец, не подвергнется влиянию новой системы, так же точно и известное слово или форма, связь которого или которой с другими тождественными или родственными забыта в чутье народа (или, как при словах заимствованных, когда самое слово или форма его не находились прежде ни в какой связи с данным языком), стоит особняком в языке, пока, наконец, оно или она не подвергнется влиянию новой семьи слов или же категории форм действием народного словопроизводства, аналогии и т. п.; 5) бессознательная абстракция, бессознательное отвлечение, бессознательное стремление к разделению, к дифференцировке. Как предшествующая сила представляет в языке силу центростремительную, так эту силу (бессознательной абстракции) можно сравнить со второй из двух сил, на которые разлагается сила тяготения вообще, как их равнодействующая, т. е. с силой центробежной. <…> (Бодуэн: 268–269).
Внешняя история языка тесно связана с судьбами его носителей, т. е. с судьбами говорящих им индивидуумов, с судьбами народа. В круг ее исследований входит распространение языка, как географическое, так и этнографическое, общее влияние иностранных языков на данный язык и, наоборот, решение вопросов, употребляется ли данный язык и как литературный, или же он живет только в народе, каким сословиям принадлежат люди, говорящие известным языком, в большом ли ходу язык (если он, разумеется, литературный) за своими собственными пределами, как по отношению к пространству (французский, немецкий, английский и вообще так называемые универсальные языки), так и по отношению ко времени (латинский, греческий, церковнославянский), и если он в употреблении у других народов, то для каких именно целей, и т. д. – вот вопросы, принадлежащие внешней истории языка. Внутренняя же история языка занимается развитием языка самого по себе, жизнью языка, разумеется, не отвлекая его неестественным образом от его носителей, от людей, а, напротив того, понимая его всегда в связи с физическою и психическою организацией говорящего им народа. Но она не заботится о судьбах языка, а только обращает внимание на перемены, происходящие внутри его же самого. Внутренняя история языка исследует, как народ говорит в известное время или же в течение многих веков и почему так говорит, внешняя – сколько людей говорит и когда (границы языка). <…> Внешняя и внутренняя история языка (объект науки, а не наука) влияют взаимно друг на друга. Влияние внешней на внутреннюю кажется сильнее, чем наоборот. От влияния иностранных языков, от литературной обработки языка, от рода занятий людей, говорящих данным языком, от географических условий страны, ими обитаемой, и т. п. <…> (Бодуэн: 279).
Я не стану разбирать всех ошибок и заблуждений, прямо или косвенно вытекающих из этого предубеждения, что язык есть организм, и прежде чем выскажу окончательное определение языка, обращу предварительно внимание, с одной стороны, на различие речи человеческой вообще как собрания всех языков, которые только где-нибудь и когда-нибудь существовали, от отдельных языков, наречий и говоров и, наконец, от индивидуального языка отдельного человека, с другой же стороны – на различие языка как определенного комплекса известных составных частей и категорий, существующего только in potentia и в собрании всех индивидуальных оттенков, от языка как беспрерывно повторяющегося процесса, основывающегося на общительном характере человека и его потребности воплощать свои мысли в ощущаемые продукты собственного организма и сообщать их существам, ему подобным, т. е. другим людям (язык – речь – слово человеческое). Взвесив все сказанное мною, равно как и все недосказанное и даже вовсе не высказанное, я делаю следующее определение языка:
Язык есть слышимый результат правильного действия мускулов и нервов.
Или же:
Язык есть комплекс членораздельных и знаменательных звуков и созвучий, соединенных в одно целое чутьем известного народа [как комплекса (собрания) чувствующих и бессознательно обобщающих единиц] и подходящих под ту же категорию, под то же видовое понятие на основании общего им всем языка (Бодуэн: 282–283).
1. Как решается проблема языка и мышления в трудах Ф.Ф. Фортунатова?
2. Какую роль играет представление в языковой деятельности, по мнению Ф.Ф. Фортунатова?
3. Что такое знак в понимании Ф.Ф. Фортунатова?
4. Как разграничивает И.А. Бодуэн де Куртенэ внешнюю и внутреннюю историю языка?
5. Взгляды какого направления критикуются И.А. Бодуэном де Куртенэ в последней части предлагаемого фрагмента?
11. ФЕРДИНАНД ДЕ СОССЮР (1857–1913)
Швейцарский языковед. Родился в Женеве (Швейцария) в семье французских эмигрантов. В 18 лет поступил в Лейпцигский университет в Германии, в 1880 г. получил степень доктора. Затем переехал во Францию, в 1881–1891 гг. преподавал санскрит в Школе высших исследований в Париже. В те же годы Соссюр исполнял обязанности секретаря Парижского лингвистического общества и в этом качестве оказал весьма значительное влияние на развитие лингвистики. Позже, с 1906 по 1911 г., читал лекционные курсы по сравнительной грамматике и общему языкознанию в Женевском университете. Заложил основы семиологии и структурной лингвистики, стоял у истоков Женевской лингвистической школы. Идеи Ф. де Соссюра, которого часто называют «отцом» лингвистики XX в., оказали существенное влияние на гуманитарную мысль XX в. в целом, вдохновив рождение структурализма. «Курс общей лингвистики» был опубликован посмертно в 1916 г. Шарлем Балли и Альбером Сеше по материалам университетских лекций Соссюра.
Курс общей лингвистики (1916)
Разделяя язык и речь, мы тем самым отделяем: 1) социальное от индивидуального; 2) существенное от побочного и более или менее случайного.
Язык – не деятельность говорящего. Язык – это готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим; он никогда не предполагает преднамеренности и сознательно в нем проводится лишь классифицирующая деятельность <…>.
Наоборот, речь есть индивидуальный акт воли и разума; в этом акте надлежит различать: 1) комбинации, в которых говорящий использует код языка с целью выражения своей мысли; 2) психофизический механизм, позволяющий ему объективировать эти комбинации (Курс: 52).
Итак, изучение речевой деятельности распадается на две части; одна из них, основная, имеет своим предметом язык, то есть нечто социальное по существу и независимое от индивида; это наука чисто психическая; другая, второстепенная, имеет предметом индивидуальную сторону речевой деятельности, то есть речь, включая фонацию; она психофизична.
Несомненно, оба эти предмета тесно связаны между собой и предполагают друг друга: язык необходим, чтобы речь была понятна и тем самым была эффективна; речь в свою очередь необходима для того, чтобы сложился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку. <…> Таким образом, устанавливается взаимозависимость между языком и речью: язык одновременно и орудие и продукт речи. Но все это не мешает языку и речи быть двумя совершенно различными вещами (Курс: 57).
<…> обе стороны языкового знака психичны и связываются в нашем мозгу ассоциативной связью. <…>
Языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ. Этот последний является не материальным звучанием, вещью чисто физической, а психическим отпечатком звучания, представлением, получаемым нами о нем посредством наших органов чувств; акустический образ имеет чувственную природу, и если нам случается называть его «материальным», то только по этой причине, а также для того, чтобы противопоставить его второму члену ассоциативной пары – понятию, в общем более абстрактному. <…>
Языковой знак есть, таким образом, двусторонняя психическая сущность, которую можно изобразить следующим образом:
<…> Мы называем знаком соединение понятия и акустического образа <…>. Мы предлагаем сохранить слово знак для обозначения целого и заменить термины понятие и акустический образ соответственно терминами означаемое и означающее <…>.
