Обратим внимание на эпиграф. Он отсылает нас к стихотворению Ахматовой 1922 года:
* * *
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
И песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час…
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Стихотворение написано в ответ тем голосам из эмиграции, которые неверно поняли позицию Ахматовой. Здесь все определено предельно четко: «Не с теми я, кто бросил землю…» Поэт теперь, как и раньше, в 1917 году в стихотворении «Мне голос был. Он звал утешно…», отвергает даже мысль о том, чтобы покинуть родину. Не потому, что Ахматова согласна с действиями новой власти, – об этом говорят слова на растерзание врагам. А потому,
что готова разделить судьбу родины, как бы тяжела эта судьба ни была, – не отклонить от себя ни единого удара. Потому что всегда хочет быть вместе со своим народом, как скажет она позже: «Я была тогда с моим народом, / Там, где мой народ, к несчастью, был…» Этот выбор требует мужества, готовности принять на себя удары судьбы и остаться верной идеалам, таким простым и вместе с тем высоким, позволяющим с их высоты оценивать происходящее – об этом и говорят слова бесслезней, надменнее и проще.
Сопоставив строки стихотворения «Родная земля» с тем, что было поэтом написано ранее, вы поймете, что родина всегда была и осталась для Ахматовой одной из главных ценностей. Но как необычно ее чувство!
Стихотворение начинается с отрицания традиционных проявлений патриотизма, о которых говорят кричаще эмоциональные слова: в заветных ладанках, навзрыд, обетованным раем. Все это зачеркнуто, такого надрывного чувства у Ахматовой нет – оно глубоко и недемонстративно. Отвергает она и всяческую спекуляцию на эту тему, превращение родины в предмет купли и продажи. А такого рода стихов было немало в те годы. Родная земля не кажется обетованным раем, жизнь на этой земле не сулит счастья – напротив, человек нередко испытывает лишения, живет, хворая, бедствуя, немотствуя …
Вдумайтесь, как точны, как многозначительны эти слова. Вот слово немотствуя. За ним не только личная судьба Анны Ахматовой, но и многих поэтов и писателей, чьи творчество и самая жизнь были уничтожены жестокой репрессивной машиной. Были периоды, когда стихи Ахматовой запрещались к публикации. В первый раз это случилось в 1925 году. В течение 30-х годов XX века Ахматова, в страхе за судьбу арестованного сына, в атмосфере слежки и обысков, вынуждена была уничтожать свои архивы, поэтому сохранились лишь немногие произведения той поры. Первый после запрета сборник стихов вышел только в 1940 году. А в 1946 году – новая беда: постановлением ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» вновь была запрещена творческая деятельность Ахматовой, и лишь в 1958 году вышел сборник стихов.
О том, что значит для поэта немота, говорил А. И. Солженицын в своей Нобелевской лекции: «…литература
вместе с языком сберегает национальную душу… Но горе той нации, у которой литература прерывается вмешательством силы: это не просто нарушение «свободы печати», это – замкнутие национального сердца, иссечение национальной памяти. Нация не помнит сама себя, нация лишается духовного единства – и при общем как будто языке соотечественники вдруг перестают понимать друг друга. Отживают и умирают немые поколения, не рассказавшие о себе ни самим себе, ни потомкам. Если такие мастера, как Ахматова или Замятин, на всю жизнь замурованы заживо, осуждены до гроба творить молча, не слыша отзвука своему написанному, – это не только их личная беда, но горе всей нации, но опасность для всей нации.
А в иных случаях – и для всего человечества: когда от такого молчания перестает пониматься и вся целиком История».
Читая стихотворение «Родная земля», вы замечаете, что в нем после слов о ней не вспоминаем даже меняется ритм. После разностопного ямба вдруг появляется трехстопный анапест. Смена ритма обозначена и графически: следующие четыре строки напечатаны с отступом. Такие смены размера стиха вообще редки в поэзии, и они всегда значимы. Но какой же смысл в этом?
Если в начале стихотворения Ахматова спорила с теми, кто кичится своей любовью к родине, то теперь речь идет о ее личном отношении к родной земле. Если в первой части звучали одни отрицания – не носим, не сочиняем, не бередит, не кажется, не делаем, не вспоминаем, – то в следующих строках властно дважды утверждается: Да, для нас … и потом опять повтор союза и и глагольной формы: И мы мелем, и месим, и крошим … На смену отрицанию первых восьми строк приходит утверждение – упорное, торжествующее.
И что удивительно: строки ямба, несмотря на обилие высоких слов – заветных, на груди, горький сон, обетованным раем, в душе, – звучат приземленно, а строки анапеста, несмотря на «низкие» слова – грязь на калошах, хруст на зубах, – широко, торжественно, возвышенно. Почему? Эти краски создаются благодаря использованию всех свойств языка и четкого ритма стихотворной речи.
Заметим, что субъект речи в этом стихотворении – не «я», а «мы», потому что поэт ощущает свою органическую, глубинную связь с народом. Так чувствует не одна Ахматова – это чувство не официальное, не парадное, а повседневное, живущее в душе любого русского человека. В обычной жизни человек не часто размышляет о высоких материях, а чувство родины живет в нем всегда, в любых его делах, в любых обстоятельствах, поэтому он может о ней не вспоминать даже– в словах, он просто ощущает родину в себе как неотъемлемое свойство своей личности. И здесь Ахматова выступает как голос всего народа.
Само слово земля теперь предстает в своем прямом, буквальном значении, а не метонимическом, как в первой части. В этих выделенных размером строках образ земли становится предельно конкретным, осязаемым: «…это грязь на калошах… хруст на зубах. / И мы мелем, и месим, и крошим / Тот ни в чем не замешанный прах». А вместе с тем слово прах– устаревшее, его буквальное значение – «пыль», и оно несет в себе высокое чувство. Да еще ни в чем не замешанный прах — не повинная ни в каких преступлениях, которые творятся на ней, земля все равно остается священной.
Так стилистическая и эмоциональная окраска слов в соединении с ритмом стиха служит передаче удивительного, парадоксального переживания поэта, в этом переживании соединились несоединимые чувства: величие и простота, гражданственность и интимность, торжественность и будничность, бытийное и сиюминутное.
И заканчивается стихотворение потрясающими словами: «Но ложимся в нее и становимся ею, / Оттого и зовем так свободно – своею». Вот оно, глубинное чувство, плоть от плоти. Не случайно здесь впервые появляется слово свободно– в этом ощущении нет никакого насилия, никакой позы, все предельно просто. Не надо объяснять, что это за чувство, потому что слова бездонны, в них бездна смысла, который мы чувствуем и который порой трудно выразить логически построенными фразами. Этот смысл помогает передать стих – он опять изменился, стал еще шире, еще свободнее, – теперь это четырехстопный анапест.
Заметьте, в стихотворении нет слов о любви. Вначале назывались внешние проявления чувства, его знаки – ладанки с землей, стихи и сны о ней, а в конце утверждается простое тождество человека и земли: ложимся в нее и становимся ею. Это чувство даже не любовь, которая может быть временной, а нечто большее, это просто неотъемлемое, от рождения до смерти, коренное свойство человека, который ощущает органическую связь с родиной, – не потому, что она огромна, что много в ней лесов, полей и рек, не потому, что у нее великое прошлое или будущее, что ее уважают или боятся другие страны. Дело вообще не в каких-либо качествах родной земли, а в том, что она родная, и этим все сказано. Так мать любят не за то, что она богата или красива, даже не за то, что она нас любит, а просто потому, что она мать.
Надо сказать, что в других произведениях Ахматовой, созданных тогда, когда родине грозила опасность, говорилось и о других проявлениях патриотического чувства: о самоотверженности и мужестве (отрывок из стихотворения «Мужество», которое написано в суровое время Великой Отечественной войны – в феврале 1942 года, послужил эпиграфом к разделу). А во время Первой мировой войны были созданы стихотворения «Июль 1914»: «…Только нашей земли не разделит / На потеху себе супостат: / Богородица белый расстелет / Над скорбями великими плат» и «Молитва» 1915 года: «Чтобы туча над темной Россией / Стала облаком в славе лучей». Ради этого героиня готова на самые великие жертвы, даже на потерю близких и песенного дара. А стихотворение «Родная земля» написано в 1961 году, когда уже старая (ей 72 года) и больная Ахматова лежала в больнице и думала о пройденном трагическом пути и о близком конце своей жизни. Но в стихотворении нет жалоб, нет уныния, а есть внутренний свет, та божественная любовь, которая освещает все…
