* ИРЛАНДЦЫ,
кстати, и стали основными массовиками-затейниками многих новшеств. Если кое-кто думает, что ирландец и англичанин близнецы-братья, глубоко ошибается. Корни у ирландцев вообще азиатские. Этот народ – их называли кельтами – пришел в Европу в незапамятные времена из Малой Азии, и язык его, гэльский, который, кстати, мало кто даже в Ирландской республиканской армии знает, больше похож на турецкий, чем на английский. Ирландцы – чернявые, и это лишь легенда, что настоящий ирландец рыжий. Оно, конечно, правда, рыжего можно найти и у арабов (арабы тоже заявляют, что рыжий араб и есть настоящий араб), и у грузин (грузины говорят, что рыжий грузин и есть настоящий грузин), и у евреев (евреи говорят, что рыжий еврей и есть истинный), а когда я в армии служил, так один парень из Казахстана говорил мне, что настоящие чистые казахи голубоглазые и… правильно, угадали, рыжие, что не так далеко от истины. Так что ирландцам, с годами изрядно перемешавшимся с переселенцами из Скандинавии (викингами), все эти английские слова не очень хорошо давались в произношении. Они уж и свой-то язык забросили (лишь 4 процента ирландцев владеют ирландским языком), но вот ярко выраженный акцент сохранили. Я когда впервые в США попал, то по «счастливой» случайности жил в одной комнате с ирландцем. Он говорил так, как наш студент-первокурсник, еще не прошедший вводно-коррективного курса английского языка, набивший рот картошкой и пытающийся что-то сказать из уже выученного по учебнику Аракина. Он (ирландец) понимал меня, я не понимал его, но скоро привык к «картофельному» акценту. Со стороны мы смотрелись веселой парочкой – два «знатока». Один говорит, но ничего не понимает, другой все понимает, но не может объяснить; между прочим, его даже соседи по Королевству не всегда могут to understand. Еще смешнее то, что мы, в конце концов, друг к другу пристроились, и я, словно пресс-секретарь президента, иногда весьма компетентно объяснял ребятам из Англии, что сказал мой товарищ. А потом он объяснял мне, что же они ответили.
«Люди, что работают со мной, не умеют ни писать на правильном английском, ни говорить на правильном английском», – жаловался как-то принц Чарльз на свою обслугу. Но англичане лишь саркастически усмехались: «А сам-то принц правильно говорит по-английски?». Дело в том, что тот старомодный классический английский, которым славится английская королева (его еще называют Royal English), вроде как отмер. То образование, которое получает вся королевская рать, имеют лишь несколько процентов жителей Великобритании, а что до самой «старой и доброй», то там вовсю процветают различные диалекты, один из которых – Estuary English, получивший свое название оттого, что на нем говорили на берегах Темзы, – содержит много так называемого американизма. Так что, оказываясь в других странах, англичане с удивлением обнаруживают, что английский в Швеции, Финляндии или Дании, к примеру, более литературный и правильный, нежели у «бритиш пипл». Скандинавы, насколько я знаю, очень гордятся «чистой английской» подготовкой своих студентов и всячески избегают всяких стажировок в Америке, считая, что юные отпрыски, наслушавшись янки, лишь испортят свой английский. По-моему, это страусиная политика, которая, к счастью, на скандинавских студентах не отражается – ввиду открытости и доступности западного общества; английский язык здесь везде: и по радио, и по телевидению…
В любой стране даже самые гибкие методики преподавания иностранных языков не успевают за быстро меняющимся английским; наша школа здесь, увы, плетется в хвосте. Но нападок на свою нафталиновую систему образования у англичан не меньше, чем у нас – на нашу. А то, что британцы – по крайней мере, 96 процентов из них – давно ушли от того английского, который учат в других странах, и еще дальше от того, который учим мы, вы еще увидите из тех примеров, что я буду давать по возможности в изобилии. У англичан, хоть они и недолюбливают американцев, все же имеется тенденция сближения с американским вариантом языка. Кому-то это явно не нравится, кому-то на это плевать, а кто-то этим даже доволен… Такова жизнь.
Как бы там ни было, American English подминает под себя все остальные английские языки: канадский, новозеландский, британский, южноафриканский, австралийский. Не американский подстраивается под британский, а наоборот. Любой англичанин отвергнет это гнусное утверждение, однако такова правда жизни.
Я как-то поспорил со своим однокашником Андреем Чернухо, с которым на курсах секретарей-референтов в центре занятости и переподготовки мы преподавали английский… Так вот мы, молодые преподы и вчерашние студенты, говорили о том, какая из вариаций английского предпочтительнее и в каких случаях. Андрей уперся в American English, уверяя, что он сейчас так или иначе доминирует во всем мире, а я утверждал, что ничего не знающим об английском языке женщинам нужно давать классический оксфордский, а уж потом, может быть, и другие варианты. Я считал, что Андрей, никогда не бывавший в Америке, даже права не имеет трогать American English. Сам же я, только что вернувшийся из США, неожиданно осрамился. Мне казалось, что я говорю по-английски чисто (хотя и не задумывался над некоторыми мелочами типа «томэйто» – помидор в Англии так не называют). Но вот один англичанин, прочитав мой увесистый перевод описаний компьютерных игр с русского на английский и не зная, что перед ним стоит сам господин переводчик, сказал, что текст ему понравился, хоть и писал его американец… Я был просто раздавлен в тот момент. Получилось, что я не имею права преподавать оксфордский, как и Андрей – американский.
Могу сказать в заключение одно: английский язык современной молодежи более-менее общий благодаря в основном общей культуре, рок-музыке, плотной коммуникации и тем идеалам и кумирам, которые, начиная с Элвиса Пресли (и пока еще никем не заканчивая), остаются общей духовной пищей.
* ОТЧЕГО ЖЕ АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК ТАКОЙ ИДИОМАТИЧЕСКИЙ?!
Если честно, то из известных науке языков нет таких, в которых бы совсем не было идиом и фразеологических оборотов. Но инглиш, конечно, обошел всех. Дело в том, что по мере возникновения новых понятий они, эти понятия, обозначались уже известными глаголами и существительными плюс уже существующие предлоги и частицы. Прибавьте двузначность многих слов английского языка, над которой сами же англичане, особенно «Битлз», в свое время вволю поиздевались. Попал однажды Джону Леннону на глаза каталог по продаже огнестрельного оружия. Остроумный Джон сразу же представил вместо рекламы пистолета женщину, и получилась вроде как неплохая песня о любви под названием «Happiness Is A Warm Gun» – «Счастье – это горячее оружие» : «When I hold you in my palm, when I feel my finger on your trigger, I know that nobody can do me any harm… – Когда я держу тебя в своей ладони, когда я чувствую свой палец на твоей застежке (trigger можно перевести и как «курок», и как «застежка»), то я знаю, что никто мне не причинит ничего плохого». И вовсе эта песня не про пистолет, как один ведущий радиостанции «Би-Эй» перевел: «Счастье – это теплый пистолет». Да еще от себя добавил: «Вот видите, какая бестолковая песня. Для кого-то счастье – это из теплого пистолета пострелять…». Конечно, ди-джей не обязан знать английский язык (а почему, собственно, не обязан?), но вот историю создания песни, которую осмелился комментировать, знать должен. Это тебе не 1900 год, а 1996-й (тогда был), и, чтобы перевести песню или какое-либо название произведения, нужно вначале с содержанием ознакомиться. Ибо таков уж он
Да, ребята, мы живем не в эпоху Джека Лондона и Теодора Драйзера – не знаю, к счастью это или к сожалению. Мы живем в эпоху Джона Леннона, Джима Моррисона и других рок-поэтов и музыкантов, совершивших в шестидесятых годах не только и не столько музыкальную, сколько социально-культурную революцию, существенно повлиявшую и на английский язык. Многие и сейчас недооценивают ту роль, которую сыграли в обновлении языка двадцатипятилетние и двадцатилетние патлатые парни, рассматривая их деяния всего лишь как бунт тинейджеров. Ох уж эти всегда недооценивающие молодое поколение старцы! Тем не менее то, что происходило на Западе в конце шестидесятых – начале семидесятых, было не чем иным, как их перестройкой, из которой Запад вышел более демократичным, более раскованным, более усовершенствованным и более жизнеспособным. В английский язык с легкой руки любимых молодежью кумиров вошли новые крылатые выражения, и то, что вчера считалось молодежным жаргоном, сегодня стало нормой. Если в 1956 году американские телевизионщики показывали Элвиса Пресли в основном выше пояса, явно стесняясь его вихляний бедрами и находя их излишне сексуальными, если в 1964 году в США пластинки «Битлз» жгли на кострах за одну только фразу: «Мы теперь популярнее, чем Христос», если в 1966 году ребят из «Роллинг Стоунз» американские ди-джеи умоляли как можно невнятней пропеть: «Давай вместе проведем ночь», то теперь все изменилось. И то, что произносят и откалывают на сцене Мадонна, Майкл Джексон и иже с ними («Я е… твою задницу, ты, красношеий член…» – слова из песни «Red Hot Chili Peppers» из альбома «Last Hot Minute»), и то, что крутят в своих кинотеатрах американцы и что говорят в прессе всякие знаменитости, не вызывает даже тени удивления…
