Точным соответствием этой антитезе в основном повествовании служит сцена подъезда семьи Живаго к Юрятину. В этой сцене излюбленный Пастернаком образ железнодорожного разъезда сопоставляется с образом «открытого поля», которое поезду никак не удается пересечь из-за бесконечных «контрапунктных» маневрирований; то, что эта задержка была «предсказана» Тоней, еще более сближает всю ситуацию со стихотворением «Гамлет», придавая ей характер «предвиденного распорядка действий»:
Предсказания Антонины Александровны сбылись. Перецепляя свои вагоны и добавляя новые, поезд без конца разъезжал взад и вперед по забитым путям, вдоль которых двигались и другие составы, долго заграждавшие ему выход в открытое поле. (VIII, 4)
— Врем, контрапункт (с. 326 сл./249). Но пословице «Жизнь прожить — не поле перейти» вполне чужд приписанный ей «буквальный» смысл петляния, нет буквальности в дописьменной пословице («Голая речь не пословица» — ПРН, с. 859 и 972) и есть фигуральность, сила, глубина. Жизнь прожить это этимологическая фигура, а не поле перейти значит море переплыть, житейское море-горе, от которого волнения и горькие слезы. И Пастернак отозвался на этот действительный смысл в предыдущем, предпоследнем стихе Гамлета
Я один, всё тонет в фарисействе.
Переплыть обуревающее нас целое море бед, как сам Пастернак перевел a sea of troubles из монолога Гамлета То be, or not to be-- (3.1), или море житейское, ср. жизненный путь при греч. πóντος «море»: путь, и подняться на остров — на один из заморских Островов блаженных; это уже мифология. Сходно в песнях хлыстов и скопцов: по житейскому/мирскому морю плывет к Сиону-горé хлыстовский корабль. Эсхатологическую полесскую «псальму» Бушует житейское морэ-- записала С. Никитина — Жив. ст., 1997, № 2, с. 42.
Буквальное понимание годится при точном переводе письменного чужеязычного слова, ср. ни на йоту или ставить точки над I, а фольклорное слово на родном языке требует глубокого понимания и толкования, пусть гадательного. У Пруста буквально понимает условности доктор Котар — По направлению к Свану, 2, — это он спроста, но есть и притворное непонимание, уловка хитреца или же писательский прием, названный остранени-ем. Само слово буквальный вместо буквенный образовалось под влиянием фигуральный, как будничный вместо буденный под влиянием праздничный.
К морю житейскому. Приключения, почерпнутые из моря житейского — заглавие эпопеи Вельтмана. А вот конец Веточки Веневитинова:
Так далей веточка плывет
И путь неверный свой свершает,
Пока она не утопает
В пучине беспредельных вод.
Вот наша жизнь! — так к верной цели
Необоримою волной
Поток нас всех от колыбели
Влечет до двери гробовой.
И начало его же Послания к Р-ну: Я молод, друг мой, в цвете лет, | но я изведал жизни море--, дальше рифма горе. «Ибо без разума можно лишь радоваться у моря, разум же берет от моря беду.» — Горенштейн, Псалом (1). К морскому волнению у Пушкина см. М. Мурьянов, Симв. Пушк., с. 127—34.
Жизнь прожить что море переплыть. Б. Гаспаров приписал пословице «Жизнь прожить — не поле перейти» мысль, что жизненный путь извилист, а пословица подразумевает, что он зыбок, это горькая зыбучая бездна, ср. терять почву под ногами, т. е. терять уверенность, плавать «знать нетвердо» и подобные. С моря жди горя, а от воды беды (РПП, с. 56), о фольклорных рифмах море — горе, вода — беда и пучина — кручина см. Я. Гин, Поэт, грамм., с. 65–74, значимо и созвучие мир: море: мереть/ мор. Сюда же слова волноваться) и (тре)волнение от волна, например в хлыстовской песне (Песни сект., с. 663, № 556): Живу я [в] мире ровно в море, | я волнуюсь у страстях. К «морскому» у Пастернака см. Поэт, комплекс моря В. Топорова. Так что бы сделал с пословицей на месте мотивного аналитика толкователь? Сперва он понял бы, что наш мир не поле (В поле воля — ПРН, с. 834), а море: В мире что в море (с. 291; у Битова: «Поле — это уже море.» — Оглашенные, 2). Потом он построил бы толкующую пословицу *Жизнь прожить что море переплыть. А потом нашел бы этот самый вариант в сборнике Даля прямо под толкуемым Жизнь пережить — не поле перейти (ПРН, с. 286, ср. поморское Море переплыть — не поле перейти— ППЗ, с. 157; Море — великое поле — РПП, с. 44) и в другом сборнике (РПП, с. 37) вариант с прибавкой Жизнь пережить что море переплыть: побарахтаешься да и ко дну. И никакой отсебятины.
Просвещенное отношение к пословицам. Танкист Вася у Юза Алешковского (Маскировка, 2) тоже не пожалел пословицу про жизненный путь: «Жизнь прожить это тебе не границу с Чехословакией перейти, как любит говаривать мой дружок Вася. Он тоже вроде тебя — танкист.» — но сделал это ради красного словца, а филолог Б. Гаспаров по просвещенному убеждению, что какая-то там пословица, «лубочная» пошлость недостойна завершать «образец глубоко серьезной философской лирики». Вот и вышло «не пройти по прямой», в чем сказался сам кривотолкующий, ведь непонимание автопортретно. Против пословиц убежденно пишет статейки Татьяна Николаева («Некооперация» и Неопр. парем.), подтверждая замечание Даля: «У нас же, более чем где-нибудь, просвещение — такое, какое есть, — сделалось гонителем всего родного и народного.» (в Напутном к ПРН, с. 8). «Вообще пословицы это мелочь», пренебрежительно сказал мне однажды человек образованный и умница, но это злая полуправда. Пословица — великое в малом, она кратчайшим образом выражает народную «опытную мудрость» (Даль там же, с. 19), превосходящую опыт всякого отдельного умника.
«Что наше, того нам и не надо». Русские пословицы, к счастью, еще недостаточно мертвы для того чтобы сами русские их почитали. «Что наше, того нам и не надо» (ПРН, с. 614): лучшую до сих пор книгу пословиц составил Владимир Даль (к ней см. Ю. Левин, Проверб, простр.), теперь нужен другой обруселый инородец, способный любовно переиздать этот сборник для научного пользования. А кто поищет наследственное собрание отправленного на Колыму Василия Князева, из которого ему дали напечатать лишь выборки — Русь (1924) и Кн. посл.? О нужности Свода русских пословиц я уж не говорю.
Радость толкователя. Жизнь прожить что море переплыть, уже без звездочки, знак догадки снимается. Это совпадение восстановленного смысла с настоящим словом — радость толкователя. Толкование доказано: твое построение не выдумка, ты не от себя сказал, а от лица и имени говорящего, кого ты представляешь и чьи слова призван толковать.
Толкование не разоблачение. «Сама мысль, что обо мне можно толковать их словами, была невыносимой. Для этого подходили только мои слова.»[59] — это признание героя Мисимы (Золотой Храм, 7) говорит против «герменевтики подозрения», к которой согласно Полю Рикёру относятся Маркс, Ницше, Фрейд и которая пользуется вместо толкования разоблачительным переводом. Вот неофрейдист Эрик Берн, После приветствия:
Несколько примеров ниже покажут подобие между мифами, волшебными сказками и живыми людьми.-- Здесь Марио-марсианин приходит на землю и должен вернуться к своим и «рассказать как оно есть» — не так, как есть по словам землян или как они хотят это преподнести. Он не слышит громких слов и не замечает статистических таблиц, но больше смотрит, что каждый человек делал другому, для другого и с другим, чем что люди говорят о сделанном.
(3С); в «марсианской реакции» на сказку про Красную Шапочку «даже бабушка и охотник под подозрением», единственным положительным лицом оказывается волк. Толкованне-как-разоблачение антигерменевтично, оно напоминает неправый суд, исходящий из презумпции виновности. Сюда же Салтыков-Щедрин и прочая «обличительная» литература.
