Возможность усмотрения деривационных отношений как типа межтекстовых подготовлена рядом факторов:
– всем ходом исследования текста: во многих случаях отношения между текстами по своей сути есть отношения исходного (первичного) и производного (вторичного). Ср.: первичные и вторичные речевые жанры у М.М. Бахтина; признание Р. Бартом каждого текста интер-текстом; исследование И. Смирновым явления интертекста, Вл. Скаличкой – эвокации и др.
Материалы, представленные в ряде монографий и статей, показывают, что отношения между двумя частично совпадающими текстами, легко интерпретируются как отношения между исходным и производным, т. е. как деривационные отношения. Приведем некоторые примеры: Л.М. Майданова рассматривает факты завершения первичного текста, продолжения завершенного первичного текста и др. [Майданова 1994]; Э.А. Лазарева изучает составной газетный текст [Лазарева 1993]; Д.И. Блюменау [Блюменау 1982] описывает процедуры свертывания научной информации, содержащейся в текстах. Рубежное значение как факт постановки проблемы имеют уже упомянутые статья Л.Н. Мурзина и книга Л.В. Сахарного;
– осознанием самими говорящими факта образования своего текста на основе чужого. В качестве иллюстраций служат материалы рубрики «По ходу текста» в журнале «Новый мир». Приведем из того же журнала два следующих суждения, в одном из которых представлена интерпретация чужого (исходного) текста, а в другом – базовая текстообразовательная операция и причина невозможности ею воспользоваться в той ситуации, которую излагает автор: «Но интересно понять, что происходит в произведениях тех, кто кровно и больно связан с теперешней жизнью слова.
Текст, скажем, может исчезнуть вообще, оставив после себя лишь примечания, которых, впрочем, набирается на огромный том, – примечания к когда-то, не здесь и не с нами, происшедшей жизни. Я говорю о книге Дмитрия Галковского "Бесконечный тупик".
Или из текста, при сохранении его грамматической структуры, исчезают значимые слова, слово разлагается в самой сердцевине – в корне, при сохранении видимости жизни в суффиксах и флексиях, как это происходит в текстах Л. Петрушевской…» (Т. Касаткина);
«Пересказать его (Д.С. Лихачева. – А. Ч.) слова я не берусь – слишком важна интонация, важен тон, который, по известному выражению, делает музыку» (С. Аверинцев);
– признанием деривационных отношений одним из типов универсальных отношений в языке. Эта их оценка присутствует, например, в следующих суждениях: «В качестве деривационных следует рассматривать такие связи, которыми объединяются первичные и, основанные на них, вторичные языковые единицы и которые типичны для отношений между исходными и производными знаками языка.
Отношения такого порядка обнаруживаются между единицами одного и того же уровня… и между единицами разных уровней… (курсив наш. – А.Ч.)» [Кубрякова, Панкрац 1982, с. 8–9].
Итак, деривационные отношения между текстами, как и между другими лингвистическими объектами, говоря словами Л.И. Мурзина, направлены «на функционально-семантическое преобразование исходной единицы» и ориентированы «либо на создание нового знака, либо на выражение исходным знаком новой функции» [Мурзин 1976, с. 10]. Текстообразование обеспечивается процессами деривационными вместе с недеривационными процессами (лексическими, синтаксическими, интонационными трансформациями и др.). Деривационные отношения связывают исходный (первичный) и производный (вторичный) тексты.
Приведем важнейшие понятия, посредством которых описываются деривационные отношения между текстами, устанавливающиеся в процессе образования текста.
Производностъ текста. В отношениях производности могут находиться тексты, если они являются частично совпадающими, или, как писал Л.Н. Мурзин по поводу деривации предложения [Мурзин 1974, с. 48], частично тождественными. Дальнейшая оценка производного текста идет в терминах: «быть сложнее» [Мурзин 1974 с. 48], «быть объясненным с помощью первичного знака» [Кубрякова, Панкрац 1982, с. 8]. Внутренний смысл такого объяснения базируется на тезисах Г.О. Винокура. Рассуждая о производных словах, он писал: есть «слова, составляющие в известном смысле не вполне условные, мотивированные обозначения предметов действительности, причем мотивированность этого рода обозначений выражается в отношениях между значащими звуковыми комплексами, обнаруживающимися в самой структуре этого рода слов» [Винокур 1959, с. 421]. В паре исходный текст – производный текст первый признаётся соотносящимся с действительностью (денотативный аспект) и– или выражающим модусные, «собственно» коммуникативные смыслы (целеустановочный, актуальный и др.) непосредственно, а второй – через посредство первого. Данный критерий производности (или при терминологии первичный – вторичный текст: вторичности), может быть применен при реконструкции отношений между текстами, различающимися / не различающимися и формально (субстанционально).
Приведем иллюстрации: 1) формально (субстанционально) различаются два следующих рекламных объявления: Продаю муку. Тел.* и Продаю муку. Высший сорт, 1 сорт. Низкие цены. Сертифицировано. Тел.*; 2) не различается формально текст – составной компонент цикла и «тот же текст» при его изъятии из цикла (автором, издателем, читателем и др.). Так, по данным H.A. Волковой [Чувакин, Бровки па, Волкова, Никонова, 2000, с. 12–19], субъективно-оценочная модальность рассказа «Первое знакомство с городом», открывающего цикл В.М. Шукшина «Из детских лет Ивана Попова», при разъединении цикла, квалифицируется как «отрицательная»: доминирующей эмоцией в рассказе является грусть, горечь, связанная с отъездом из деревни; см.: Как горько мне было уезжать! Мне стало совсем невмоготу; Эх, папка, папка! А вдруг да у него не так все хорошо пойдет в городе?. Однако при чтении рассказа в составе цикла значение «отрицательной» модальности не только нейтрализуется, но уступает место «положительной»: это происходит под влиянием семантики центрального рассказа цикла «Гоголь и Райка» – активного центра цикла с частотными лексемами праздник, счастье, радость, выражениями типа Душа заходится от ликующего делового чувства; чуть не стонал от счастья; рассуждениями уже взрослого персонажа: «Я тут частенько восклицаю: счастье, радость, праздники! Но это – правда, так было. Может, оттого, что – детство (…)>>.
Таким образом, производный текст, сохраняя свои связи с исходным, отличается от последнего формально-семантически (большей сложностью / простотой) и-или в смысловом отношении. Тексты такого рода признаются родственными.
Деривационные процессы текстообразования.
В сфере текстообразования различаются [Чувакин 1998, с. 23] три основных деривационных процесса:
1) развертывание, при котором исходный текст получает формально-семантические прибавления. Так, при преобразовании текстов рассказов в текст киноповести, по данным И.Ю. Качесовой, В.М. Шукшин вводит значимые в кинематографическом плане компоненты – прямое «руководство к действию» для режиссера. Например: Домой Чудик пришел часу в шестом. Шел и ясно себе представлял, как он чуть было не стал киноартистом. Как все будут от души смеяться (немое изображение: Чудик рассказывает брату, его жене, детям, показывает, как они репетировали с режиссером; все покатываются со смеху, даже маленький в разрисованной колясочке) (курсив наш.
A. Ч.)» [Качесова 1998];
2) свертывание, при котором исходный текст получает формально-семантнчесие опущения. Традиционный пример в этом случае – жанр аннотации, которая предполагает глубокое свертывание исходного текста – до ответа на два вопроса: о чем говорится в исходном тексте? кому это адресовано? (Предлагаем читателю, завершив знакомство с учебным пособием, обратиться к аннотации.);
3) усложнение, при котором исходный текст первично претерпевает не формально-семантические, а функциональные изменения. Пример: по данным A.C. Гавнеко [Гавенко 2002], рекламные тексты, воспроизводимые в романе B. Пелевина «Generation "П"» без видимых внешних изменений, становятся средством пародии. Например: Когда «Парламент>> кончился, Татарский захотел курить. Он обыскал всю квартиру в поисках курева и нашел старую пачку «Явы». Сделав две затяжки, он бросил сигарету в унитаз и бросился к столу. У него родился текст, который в первый момент показался ему решением:
PARLAMENT THE – UNЯВА
Но сразу же вспомнил, что слоган должен быть на русском. После долгих мучений он записал:
ЧТО ДЕНЬ ГРЯДУЩИЙ НАМ ГОТОВИТ?
