Наскоро утолив свою жажду и голод (религиозные жажду и голод, разумеется!), родители отправляют своих детей – которых у них пятнадцать – в ближайший Сияющий Храм Знаний – в просторечии школу или на «эрзац-языкене» просто «скулку» – для скорейшего постижения ими основ Демократии и Свободы. Вечером все пятнадцать детей возвращаются домой в слезах. Родители думают, что это слезы умиления и благодарности, и плачут вместе со своими отпрысками. Слезы эти не просыхают ни через день, ни через неделю, ни через месяц. У родителей начинают зарождаться некие смутные подозрения.
К тому же и дети пытаются говорить им о чем-то, что имеет место быть в школе. И родители хотя и с опаской, но все же решают совершить туда поход. Надев на спины котомки и хлебнув для храбрости свежей кака-колы, наши ходоки трогаются в путь.
Представ перед секретаршей «скулки», они называют ей свою фамилию. Секретарша смотрит на них странным, диковатым взглядом, на ее лице появляется некая полуулыбка, которую она безуспешно пытается подавить. Она берет телефон и сообщает куда-то, что пришли Фо… эээ… Фа… ну, вобщем, эти, русские. Моментально появляется директор школы с таким же странным выражением на лице. Он пытается что-то говорить нашим искателям свободы и гамбургеров, но, увы, безрезультатно, поскольку не знает ни русского, ни тем более украинского. «Новомэриканьцы» же из английского знают только «гутен тах», «хенде, эта, хох» и «я тобэ ныхт ферштеен», которыми и пытаются оперировать в своем общении с директором. Эти фразы как-то мало помогают в прояснении ситуации. Наконец, директор начинает махать руками, берет телефон, звонит куда-то и жестами показывает своим «собеседникам», что нужно сесть и подождать.
Проходит около получаса, и входная дверь открывается. На сцене появляется новое действующее лицо – ваш покорный слуга. Немного запыленный, но элегантный, небрежно-уверенный в себе, гладко выбритый, в безупречно сидящем на моем подтянутом – и такое тоже было – маловерам могу предоставить соответствующие цветные фотографии! – теле костюме от «Армани» и белой накрахмаленной рубашке. Мои итальянские туфли сияют до боли в глазах полной восторга и обожания аудитории.
У меня в руке новая должным образом скрипучая кожаная папка для документов. Каждое мое движение сопровождает легкий запах французского одеколона – «Шабли
№ 5», если не ошибаюсь, – ведь прошло уже столько лет! Я обаятелен, но в то же время сдержанно-корректен и сверхпрофессионален. Я – в роли переводчика с «мовы» на американский, и роль эту я играю, как всегда, безукоризненно. О, поверьте мне, мой любезный собеседник, поверьте мне! Когда-то давно я умел – и любил! – играть и такие роли! Отчаявшийся директор позвонил в наше переводческое агентство и попросил срочно прислать кого-нибудь к ним в школу, а «иначе он за себя не ручается!». Жребий ехать выпал мне. Ну, кому же еще!
«Ехай, мой юный энергический друг!» – сказал мне наш добрейший начальник и отец родной (он еще совсем недавно вышел из народа, и поэтому мы прощали ему некоторые вольности с русским языком). «Ехай! Как всегда, от тебя зависют судьбы людей!». Я привычно легко взлетел в седло, и мой верный конь снова понес меня и мои развевающиеся на ветру и тогда все еще золотые кудри навстречу опасностям и приключениям.
Глядя на меня с восхищением и надеждой, директор «скулки» вручил мне ведомость, в которую крупными буквами была впечатана фамилия – Фокачук. И потом еще десяток таких же ведомостей. На моем тренированном лице не шевельнулся ни один мускул. А ведь мог бы шевельнуться, ох, как мог бы, окажись на моем месте кто-либо менее опытный в нашем нелегком ремесле переводчика. Я же к тому времени кое-что повидал (включая личное знакомство с майкрософтовским русскоговорящим программистом, утверждавшим, что он Нео из той самой знаменитой «Матрицы», – в местном сумасшедшем доме, правда) и был хладнокровен и профессионален в практически любых ситуациях.
Директор объяснил мне, что администрация и преподавательский состав делают все возможное и невозможное, чтобы держать ситуацию под контролем. «Но, ведь это же дети! Дети! Они смеются над ними! Не дают им прохода! У нас, конечно, нет национальной – и какой-либо другой! – дискриминации, и мы делаем всё, что от нас зависит, но невозможно приставить к каждому из десяти по учителю! Просто невозможно! Дисциплина в школе полностью подорвана! И должны же они были появиться с такой… эээ… своеобразной фамилией именно в моей школе!»
Да, мой любезный собеседник, да! Такая простая и ничем не примечательная для нас с вами фамилия, как Фокачук и десять ее ни в чем не повинных носителей привели всю школу – включая и виновников «торжества» – на грань коллективной истерики! В англоговорящей стране весьма трудно – мягко говоря – жить с такой фамилией, несмотря на ежедневно и ежеминутно сгущающиеся миазмы политкорректности. Бедных Фокачуков никто не предупредил об этом. А если и предупредил, то в предвкушении столь долгожданной свободы – и теряющихся в облаках гор гамбургеров – они не придали этому ровно никакого значения. И совершенно напрасно, скажу я вам! Такие вещи надо воспринимать очень и очень серьезно!
Безобидно и даже мило звучащие – или выглядящие на бумаге – слова нашего языка иногда принимают в других языках весьма… эээ… колоритную, скажем так, окраску. Если ваша фамилия Фокин, Слуцкий, Панцов, Крапивин, Липшиц, Пекарчук, Коков, Хорин, Любарский, Храпов, Юрин, Шитов, Кантария или, пардон, Вагина, а имя ваше, скажем, Семен, Любовь или… эээ… Лика и вы едете в англоговорящую страну, то вы должны быть готовы к самым непредсказуемым реакциям со стороны аборигенов. В одной популярной американской радиопрограмме постоянно обыгрывается – и весьма забавно обыгрывается – даже известная фамилия Андропов. Впрочем, конкретно в этой передаче смех достаточно мягкий и необидный – политически корректный смех.
Сценарий, представляющийся мне в этом смысле максимально кошмарным, – безупречно причесанный и одетый в смокинг, вы с благородно поднятой головой и пылающим взором подходите к облаченной в сверкающее вечернее платье хозяйке какой-нибудь калифорнийской усадьбы под любопытными взглядами нескольких десятков гостей с бокалами шампанского в руках, а также многочисленной вышколенной челяди и нарушаете гулкую тишину, говоря с глубочайшим чувством собственного достоинства на всю залу по-английски: «Мадам, разрешите представиться: Фока Фокич Фокин! Из деревни Фокино! Честь имею!»
Впрочем, недавно на глаза мне попалась почтенная и явно претендующая на первое место в этом прискорбном, но далеко не полном списке фамилия Соколов. Хотя некоторым особо тонким ценителям похожая фамилия Соколиков может показаться… эээ… несколько витиеватей, в силу чего еще ближе к заветному пьедесталу. М-да, непростой и требующий дальнейших кропотливых исследований вопрос…
Ну, что же, я вас честно предупредил и, соответственно, имею право, облегченно вздохнув, снять с себя всякую ответственность за любые возможные морально-языковые травмы, потенциально грозящие вам со стороны бессердечно хихикающих, а также открыто насмехающихся носителей языка Шекспира и Генри Миллера.
Так же, как отлично знающие иностранные языки референты дальновидно предупредили известного советского деятеля и министра чего-то там Фурцеву, вследствие чего она никогда не была в странах, где говорят на гордом языке штандартенфюрера Штирлица. И правильно – с такой фамилией вам там будет полный аллес капут!
Когда вы, мой любезный собеседник, разговариваете с вашими друзьями по-русски, находясь поблизости от американцев, британцев, канадцев и прочих австралийцев, то не отвергайте аргументы ваших русских собеседников – даже если эти аргументы совершенно, до смешного, несостоятельны! – громогласным «Это не факт!». Слово «факт» прекрасно известно носителям английского языка, но для них оно значит – как вы, конечно, уже догадались – что-то совершенно другое, нежели в нашем языке, и в приличном обществе это слово не принято говорить вслух.
Не удивляйтесь, если на лицах ваших англоговорящих собеседников появятся некие не вполне вам понятные и даже несколько обидные для вас усмешки, после того как вы или ваш переводчик скажете им по-английски, что вы являетесь представителем известной торгово-финансовой компании с названием «Фартов». Если вы хотите произвести на ваших потенциальных партнеров впечатление, то для начала вашу компанию было бы неплохо переименовать. Впрочем, «Фартов» тоже произведет на них сильное впечатление. Но отнюдь не то, которое вы – и отцы-основатели вашей почтенной компании – хотели бы произвести.
Или вот такая воображаемая ситуация: вы, как я уже давно подозревал, – большой любитель немецкой идеалистической философии. Более того, вы – кантианец. Кантианец до такой степени, что никогда не выпускаете из рук «Критику чистого разума» немецкого философа Канта. Ведомый вашим категорическим императивом, вы приезжаете в Америку или Англию – других посмотреть и ваш английский показать. Приезжаете с томиком Канта, нежно сжатом в вашей горячей ладошке, конечно. Вы знакомитесь с местными обитателями, и они тут же интересуются, что это такое у вас в руках.
