Это сочинение сыграло роковую роль в жизни Шевченко. При разгроме Кирилло-Мефодиевского общества экземпляры текста поэмы вместе с другими его произведениями были обнаружены у многих членов организации и представлены императору.
Говорят, Николай I от души смеялся, читая строки, направленные против себя, и хотя называл поэта дураком, но совсем не был расположен наказывать его. Однако, дойдя до поэмы «Сон», где поливалась грязью его жена, царь пришел в ярость. «Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?» — спрашивал разгневанный монарх.
Шевченко был арестован и доставлен в столицу. Опасность он осознал не сразу. К тайному обществу поэт не принадлежал (во всяком случае, никаких доказательств этому не было), а «вольнолюбивые стихи», очевидно, не считались тогда основанием для крупных неприятностей. По воспоминаниям очевидцев, всю дорогу до Петербурга Тарас беспрестанно хохотал, шутил, пел песни, словом, вел себя так, что даже у конвоировавших его жандармов сложилась уверенность в неминуемом оправдании поэта.
Только оказавшись в тюрьме и подвергшись строгому допросу, Шевченко понял, чем грозит ему оскорбление императрицы. Он признает «неблагопристойность своих сочинений», называет их «мерзкими», высказывает «раскаяние в гнусной неблагодарности своей к особам, оказавшим ему столь высокую милость». «Я слышал везде дерзости и порицания на Государя и Правительство. Я всему этому поверил и, забыв совесть и страх Божий, дерзнул писать наглости против моего Высочайшего благодетеля, чем довершил свое безумство», — пояснял поэт свое поведение.
Но раскаяние явно запоздало. Шевченко уже восстановил против себя как императора, так и руководителей следствия. Управляющий III Отделением Л.В. Дубельт и шеф жандармов А.Ф. Орлов не скрывали своего презрения к нему. И если большинству подследственных при вынесении приговора было оказано снисхождение, то Шевченко, за проявленную им неблагодарность к монарху, единодушно был признан никакой милости не заслуживающим. Он был наказан по всей строгости тогдашних законов и «за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений» определен рядовым в Оренбургский отдельный корпус, сохранив, однако, за собой право выслуги в унтер-офицеры. Местному начальству было поручено иметь за поэтом «строжайшее наблюдение, дабы от него, ни под каким видом, не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений».
Вдобавок ко всему, при обыске среди бумаг Кобзаря жандармы нашли выполненные им рисунки «фривольного» (как тогда говорили) содержания. Возможно, сегодня, когда любой телезритель, включив «ящик» в «детское» время, имеет возможность лицезреть на экране половой акт, такие рисунки показались бы невинной шалостью. В середине XIX века нравы были иные. Шевченко посчитали развратником, а рисованные им «картинки» оскорбили царскую семью не меньше, чем «возмутительные стихи». Ведь прося во дворце помощи для Шевченко, его ходатаи говорили о необычайном таланте крепостного, той пользе, которую он может принести русскому искусству. И вот куда были употреблены способности художника! Так к запрещению писать прибавилось не менее тягостное для Тараса Григорьевича запрещение рисовать.
Нельзя не заметить, что, в отличие от «шевченкознавцев», сам поэт не оспаривал справедливости приговора. В документах III Отделения указывалось, что «бывший художник Шевченко, при объявлении ему Высочайшего решения об определении его рядовым в Отдельный Оренбургский корпус, принял это объявление с величайшею покорностью, выражал глубочайшую благодарность Государю Императору за дарование ему права выслуги и с искреннейшим раскаянием, сквозь слезы говорил, что он сам чувствует, сколь низки и преступны были его занятия. По его словам, он не получил никакого воспитания и образования до того самого времени, когда был освобожден из крепостного состояния, а потом вдруг попал в круг студентов, которые совратили его с прямой дороги. Он обещается употребить все старания вполне исправиться и заслужить оказанное ему снисхождение».
Искренним ли было намерение исправиться? Или поэт рассчитывал показным смирением добиться смягчения своей участи? Надо сказать, что Шевченко тогда очень надеялся на прежние связи в столичном обществе. Но слишком уж в неприглядном свете предстал он перед своими знакомыми. Отплатившему злом на добро не было оправдания.
«Недаром говорит пословица: с хама не буде пана», — прокомментировал случившееся первый издатель «Кобзаря» П.И. Мартос. Карл Брюллов в ответ на просьбу друзей Шевченко о помощи только пожал плечами и отказался предпринять что-либо для своего бывшего ученика. Не заступился за поэта и Жуковский, к которому Тарас Григорьевич обратился с письмом. Интересно, что в изданном в 60-е годы академическом «полном» собрании сочинений Т.Г. Шевченко из чернового варианта письма к Жуковскому таинственным образом «исчезла» часть текста с фразами «я вполне сознаю мое преступление и от души раскаиваюсь» и «я прошу милостивого ходатайства вашего перед всемилостивейшим Государем нашим», так же, как из советских публикаций следственного дела поэта «исчезали» все признания им своей вины. Видно, не очень-то вязались они с образом «несгибаемого борца с самодержавием».
Не помогло Шевченко и обращение его доброжелателей к командиру Оренбургского отдельного корпуса генералу А.В. Перовскому, которого знавшие его близко люди характеризовали как человека «истинно великодушного и с ангельски добрым сердцем». Перовский выразил намерение «сделать для него все, что можно», но, съездив в III Отделение и лично ознакомившись со следственным делом, отказался заступаться за поэта, запретив своим сотрудникам впредь просить об этом. Когда же один из подчиненных генерала посмел нарушить запрет, Перовский решительно потребовал не напоминать ему больше про «этого негодяя».
Долгие десять лет тянул поэт солдатскую лямку. Огонек надежды мелькнул для него в 1855 году, после смерти Николая I. Вступивший на отцовский престол Александр II амнистировал многих политических преступников, но фамилию Шевченко собственноручно вычеркнул из списка освобождаемых. «Этого простить не могу, он оскорбил мою мать», — заявил новый император.
Понадобились усиленные хлопоты, чтобы добиться прощения для Тараса Григорьевича. И здесь снова не обошлось без представителей царской семьи. Пост президента Академии художеств занимала тогда дочь Николая I, великая княгиня Мария Николаевна. Именно к ней, через посредство вице-президента Академии графа Ф.П. Толстого и его супруги, обратился поэт. «Ходатайствуйте обо мне у нашей высокой покровительницы», «подайте от себя прошение обо мне ея высочеству, нашему августейшему президенту», — умолял он в письмах.
Великая княгиня также вначале не проявила желания добиваться освобождения человека, столь неблагодарного по отношению к ее родителям, но, тронутая рассказами о страданиях Шевченко, смягчилась и обратилась с соответствующей просьбой к Александру И. Император не стал отказывать сестре и в 1857 году «во внимание к ходатайству президента Академии художеств. Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Николаевны» поэт был уволен от воинской службы. Позднее, после новых просьб со стороны Шевченко, та же великая княгиня добилась для него разрешения проживать в Петербурге и работать в Академии.
Так закончился тяжелейший период в биографии Кобзаря.
Ко всему этому можно добавить, что, обращаясь с просьбами к Марии Николаевне, поэт в дневниковых записках поносил ее уже покойного отца, а в 1860, когда умерла вдовствующая императрица Александра Федоровна, Шевченко откликнулся на это событие стихотворением «Хоча лежачого й не бють», в котором называет мать великой княгини «сукой» и призывает «тілько плюнуть на тих оддоених щенят, що ти щенила», зачисляя, надо полагать, в число «щенят» и свою новую покровительницу.
Думается, нет нужды комментировать этот поступок великого поэта.
Примечание автора.
При подготовке статьи использованы дневник, письма и художественные произведения Т.Г. Шевченко, материалы следственного дела об «Украйно-славянском обществе», воспоминания о поэте Н.Д. Быкова, К.И. Герна, Л.B. Дубельта, И.И. Костомарова, Ф.М. Лазаревского, П.И. Мартоса, П.Д. Седлецкого, Е.Ф. Юнге, другие материалы, опубликованные в журналах «Вестник Европы», «Вестник Юго-Западной и Западной России», «Голос минувшего», «Исторический вестник», «Киевская старина», «Русская мысль», «Русская старина», «Русский архив», «Русское богатство», «Україна». А также книги: Белинский В.Г. Собрание сочинений. Т. 9. М., 1982; Демченко Я. «Оклеветание Шевченко некоторыми патриотами». К., 1910; Конисский А.Я. «Жизнь украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко». Одесса, 1898; «Листи до Т.Г. Шевченка». К., 1962; Маслов В.П. «Тарас Григорьевич Шевченко». М., 1874; Моренец И.И. «Шевченко в Петербурге». Л., 1960; Петров И.И. «Очерки истории украинской литературы XIX столетия». К., 1884; Пискунов Ф.М. «Шевченко, его жизнь и сочинения». К., 1878; «Спогади про Тараса Шевченка». К., 1982; Чалый М.К. «Жизнь и произведения Тараса Шевченко». К., 1882; «Тарас Григорович Шевченко. Біографія». К., 1960; «Т.Г. Шевченко в документах і матеріалах». К., 1950; «Шевченковський словник». Т. 1–2. К., 1976-/977; Яворницький Д.I. «Матеріали до біографи Т.Г. Шевченка». Катеринослав, 1909; Яковенко В.И. «Т.Г. Шевченко. Его жизнь и литературная деятельность». СПб, 1894.
