Однако на словарь влияет и стиль, и тематика, и жанр, и авторская принадлежность того или иного текста. Вот почему различают частотные словари устной и письменной речи, словари общие (вроде нашего «Частотного словаря русского языка») и отраслевые (например, Е. А. Калининой с помощью ЭВМ составлен частотный словарь русского подъязыка электроники). Есть словари отдельных произведений, как классиков, так и современных авторов. Составлены «персональные» частотные словари — Пушкина, Шекспира, Шевченко и других.
Не менее важно и то, что именно фиксируется в словаре: исходная форма слова, словоформа, то есть слово в различных грамматических формах, основа слова или словосочетание. В таких языках, как китайский, разница между словарем основ и словоформ практически неощутима. В английском языке она уже заметна. Когда же мы обращаемся к такому языку, как русский, где множество падежей, глагольных форм и т. д., различие между исходной формой слова и словоформой огромно. Например, частотный словарь русского подъязыка электроники, составленный по текстам в двести тысяч слов, дал свыше двадцати одной тысячи различных словоформ и менее семи тысяч слов!
Частоты, приводимые рядом со словами, также различны. Это может быть абсолютная частота, указывающая, сколько раз в тексте встретилось то или иное слово. Частота эта может быть относительной, выраженной в процентах или вероятностях (ведь объемы словарей могут быть разными, в зависимости от них различны и абсолютные частоты). Во многих словарях приводятся и другие числовые характеристики, например количество источников, в которых встретилось то или иное слово.
Наконец, словари могут различаться по способу анализа материала. Обычно их составляют на основании выборок. Так, для «Частотного словаря русского языка» брались отрывки из произведений различных авторов — писателей и драматургов, ученых и публицистов. В их числе были Ленин и Калинин, Леонов и Шолохов, Вавилов и Тарле, Тимирязев и Ферсман.
Однако есть и другой метод — сплошное расписывание текста. Именно так составляется словарь языка писателя. Подобного рода словари начали составляться давно. В них включаются все слова, которые употребил тот или иной автор в своих произведениях. Существует уже множество словарей, посвященных отдельным произведениям, например «Божественной комедии» Данте, «Неистовому Орланду» Торквато Тассо, «Улиссу» Джеймса Джойса и другим (кстати сказать, «Улиссу» принадлежит своеобразный рекорд по числу различных слов: если в «Божественной комедии» их пять тысяч восемьсот шестьдесят, в «Неистовом Орланде» — восемь тысяч четыреста семьдесят четыре, то Джойс ухитрился употребить почти тридцать тысяч разных слов в одном романе!)
Словарь языка писателя нетрудно сделать и частотным — для этого надо только указать, как часто употреблялось то или иное слово. Именно таким словарем является «Словарь языка Пушкина», выпущенный в нашей стране в четырех томах. В нем приводятся данные о том, сколько раз встречается то или иное слово в Полном собрании сочинений Пушкина, в каких именно произведениях, в каких значениях и грамматических формах.
Около шестисот тысяч слов содержат все пушкинские тексты. Из них двадцать одна тысяча двести слов — различные. Свыше ста раз встречается лишь семьсот двадцать слов. Зато один раз во всех пушкинских текстах употребляется шесть тысяч четыреста сорок различных слов, два раза — две тысячи восемьсот восемьдесят слов, три раза — одна тысяча восемьсот слов. Это — не «опровержимое и точное свидетельство богатства Пушкинского словаря, своеобразия его лексики.
Это, так сказать, общая статистическая картина. В последнее время в нашей стране появляются работы, в которых делается попытка на основании частотного словаря дать характеристику своеобразной модели мира, которая лежит в основе творчества каждого большого поэта. Большие поэты, как известно, проходят на своем пути этапы развития, вехи которых — поэтические сборники или поэмы. Сопоставление частотных словарей, составленных по отдельным сборникам, позволяет выразить в числах и точно сформулировать то, что интуитивно чувствует читатель.
Вот, например, сравнение частотных словарей по сборнику стихов Бориса Пастернака «Сестра моя жизнь» и Осипа Мандельштама «Камень» (сборники эти вышли почти одновременно и признаны едва ли не высшими достижениями в творчестве этих поэтов). Если откинуть все служебные слова, союзы и прочий «грамматический фон», то самым частым существительным у Пастернака является ночь, вслед за ним идут слова глаза, губы, звезда, сад. В «Камне» Мандельштама самое частое существительное — Рим, затем мир, сердце, печаль.
Еще более разительный контраст получается, если сгруппировать существительные по «смысловым полям»: природа, вещи, человек, культура и история. Слова, относящиеся к «полям» человек и вещи, употребляются обоими поэтами примерно одинаково. Но если у Пастер» нака «поле» природа включает половину всех слов, то у Мандельштама — менее тридцати процентов. И, наоборот, «поле» культура и история у Пастернака занимает три процента слов, а у Мандельштама — почти двадцать!
Смысловое «поле» флора у Пастернака содержит свыше сотни названий растений и слов, имеющих прямое отношение к растительному царству (грядка, шишка и т. п.). У Мандельштама в «Камне» лишь двенадцать названий растений. Пастернаковский «зоопарк» состоит почти из полусотни названий живых существ, от бациллы и стафилококка до ехидны и мамонта. Еще двадцать пять слов связаны с животным миром (рыба, гнездо, хвост и т. п.). Фауна Мандельштама бедней, всего лишь двадцать одно животное.
Сопоставление подобного рода смысловых «полей», частот отдельных слов и групп слов ярко показывает различие между моделью мира, запечатленной Пастернаком в сборнике «Сестра моя жизнь», где чувства человека слиты в неразрывное целое с окружающей природой, и моделью мира Мандельштама, выраженной в сборнике «Камень», где история и культура органически связаны с человеческим бытием. А если бы у нас был частотный словарь по произведениям Маяковского, написанных в ту же пору, когда писались «Камень» и «Сестра моя жизнь», мы бы наглядно убедились в том, что модель мира великого пролетарского поэта была совсем иной, она обращена была на революцию, опрокинувшую старый строй.
К сожалению, помимо многотомного «Словаря языка Пушкина» мы имеем лишь частотный словарь «Стихов о Прекрасной Даме» Блока, да два словаря, о которых только что шла речь выше. Вероятно, в недалеком будущем у исследователей будет достаточное число таких словарей. И тогда можно будет сопоставлять творчество различных поэтов одной эпохи (например, Блока и Брюсова, Маяковского и Хлебникова, Пастернака и Есенина, Мандельштама и Цветаевой, Багрицкого и Уткина), проводить сопоставление различных сборников и поэм одного и того же поэта (скажем, сопоставить «Сестру мою жизнь» не только с «Камнем» Мандельштама, но и с другими произведениями самого Пастернака — «Волнами», «Темами и вариациями», «Спекторским» и т. д.).
Не только на основании частотных словарей получаем мы возможность сделать доказательным то, что чувствуем лишь интуитивно, подсознательно. Методы статистики все шире проникают в литературоведение, поэтику, стилистику. С их помощью исследователи могут давать характеристику стилей различных авторов не только качественную, но и количественную.
Так, уже простой подсчет среднего количества слов в предложении позволяет характеризовать стиль того или иного писателя с помощью чисел. Как пишет советский математик Р. Л. Добрушин, «можно сказать: А. Н. Толстой предпочитает более длинные фразы, а А. И. Куприн — более короткие». А можно сказать и так: «Среднее число слов в фразе в произведении Толстого «Сестры» равно 11,9, а среднее число слов в фразе в произведении Куприна «Поединок» — 9,5». Разница будет примерно такая же, как если в одном случае ограничиться утверждением, что производство угля в Советском Союзе больше, чем в Англии, а в другом — привести конкретные цифры. Каждому ясна большая доказательность утверждения во втором случае».
Первую попытку применить статистику в литературоведении сделал почетный академик Н. А. Морозов, известный деятель «Народной воли», более четверти века проведший в одиночном заключении в Шлиссельбургской крепости. Правда, методика исследования его была несовершенна, что и отмечал крупнейший русский математик А. А. Марков сразу после выхода работы Морозова «Лингвистические спектры». «Только значительное расширение поля исследования (подсчет не пяти тысяч, а сотен тысяч знаков) может придать заключениям некоторую степень основательности, если только границы итогов различных писателей окажутся резко отделенными, а не обнаружится другое весьма вероятное обстоятельство, что итоги всех писателей будут колебаться около среднего числа, подчиняясь общим законам языка», — писал Марков в «Известиях Академии наук» в 1915 году.
