Глы́зка, кусочекъ.
Гука́ть, кричать.
Едный, однимъ-одннъ.
Женка, баба.
Запатра́ть, замарать.
Ка́пость, пакость.
Ко́лышень, водная зыбь.
Послухмя́ный, послушный.
Ручни́къ, утиральникъ.
Стрѣ́лить, выстрѣлить.
Мѣхоно́ша, кто мѣшокъ носитъ, на колядкахъ.
Оча(и)по́къ, волосни́къ.
Звонъ, колоколъ.
Пермской:
Бокла́га, боченокъ.
Вереща́ть, визжать.
Доскона́льно, подлинно.
Запло́тъ, заборъ.
Каю́къ, челнокъ.
Клюка́, кочерга.
Жменя́ (жме́ня), горсть.
Мото́рный, бойкій, проворный.
Ночо́вки, лотокъ.
Сдивоваться, удивиться.
Независимо отъ словъ, сходство новгородскаго съ малорускнмъ, по произношенію, заключается въ слѣдующемъ:
1) Говоръ низкій, на о. 2) И вмѣсто гь. 3) Въ окончаніи прилагательныхъ произносятъ г, а не в. 4) Буквы в, у замѣняютъ другъ друга. 5) ф, х также. 6) Частица що вмѣсто что́.
Всѣ примѣты эти не общія, но всѣ онѣ встрѣчаются мѣстами въ области новгородскаго наречія.
Къ новгородскому наречію надо причислить: Новгородъ, Тверь, Псковъ, Питеръ, Олонецъ, Архангельскъ, Вологду, отчасти Кострому и даже нижегородское Заволжье, Вятку и Пермь. Повторяю, предѣлы наречій и губерній или уѣздовъ не совпадаютъ; въ цѣлой области этой крайнія полосы переходныя; можетъ быть современемъ сырты и рѣки послужатъ для болѣе точнаго и положительнаго разграниченія наречій, но при нынѣшнихъ данныхъ мы невсилахъ этого сдѣлать. Въ Псковской губ. по уѣздамъ слышится сильное вмѣшательство бѣлорускаго, а въ Тверской господствуетъ смѣшеніе наречій; въ Вологодской, Костромской, Вятской и Пермской мѣстами теряются и послѣдніе отличительные признаки новгородскаго говора отъ владимірскаго; зауральская часть Перми, по наречію, принадлежитъ Сибири; даже часть Костромской и Нижегородской принадлежитъ новгородскому наречію, напримѣръ Кологрнвъ и Городецъ (а часть кологривцевъ рязанскіе переселенцы, и понынѣ акаютъ), тогда-какъ Кострому и Нижній безспорно отнести надо ко Владиміру. Въ Питерѣ всего замѣтнѣе прямое искаженіе языка на французскій и особенно на нѣмецкій ладъ; корелы, зыряне, пермяки, вогулы, вотяки, черемисы, русѣя, переиначиваютъ нѣсколько языкъ нашъ. Чудскія племена вообще легко теряютъ языкъ и народность свою и вочью русѣютъ; это надо помнить, разсматривая карту П. И. Кеппена: болѣе половины Росіи или подданныхъ ея носитъ на себѣ еще признаки разныхъ чудскихъ племенъ.
Въ новгородскомъ наречіи находимъ мы всего болѣе старинныхъ рускихъ словъ; грамотность и расколъ въ племени этомъ болѣе распространены и церковный языкъ ему знакомъ ближе. Слова, какъ: по́стать (пашня), студенецъ (колодезь), выть, у́поводъ (участокъ дня), опакуша (изнанка), гра́ять (каркать), столова́нье (пиръ), о́тповѣдь (отвѣтъ), во́лотъ (великанъ), борзо (очень), гонъ и гоны (часъ ѣзды), веретіе (открытая возвышенность), вервь, доспѣть, по́слухъ, сполохъ и проч. извѣстны только въ новгородскомъ наречіи.
Тамъ же находимъ много мѣстныхъ словъ, не древнихъ и не перенятыхъ: божа́тко (крестный отецъ), умирашка (покойникъ), тяжелко́ (рабочая сермяга), бере́женикъ (праздничный сарафанъ), босовики (туфли), домаха (домосѣдка), поима́ться (обѣщаться), поспасать (поблагодарить), помани́ть (погодить), жега́лка (свѣча), зазори́ть (зажечь) и проч. Такихъ словъ въ новгородскомъ наречіи гораздо болѣе, чѣмъ въ прочихъ.
Есть на сѣверѣ также немало словъ, употребляемыхъ тамъ въ иномъ значеніи: заколоть кого, значитъ ушибить; кли́кать — побираться; доходный — доступный; броди́ть — проказить; мостъ — сѣни; моли́ть или принять, освѣжевать — рѣзать скотину; краска — кровь; дворе́цъ — за́городъ; потерять — сгубить, убить; кругъ — колесо; паха́ть — мести́; бѣдно — досадно; дивно — много.
Опишемъ примѣты новгородскаго наречія:
1) Звукъ о господствуетъ, произносится всюду, гдѣ пишется и даже иногда замѣняетъ а безъ ударенья, напримѣръ: тороканъ, козна́,[2] бора́нки; даже иногда ударенье, вопреки московскому, переносится на о или ё, напримѣръ: вы говоритё, видите́, дѣво́чка, дѣво́нька, завсёгда, нико́гда.
2) Гдѣ мы пишемъ ѣ, тамъ новгородцы произносятъ и, какъ дѣлаютъ въ Малой и Червоной-Руси. Примѣта эта существена, потому что не встрѣчается ни въ одномъ изъ прочихъ наречій; но она и не есть общая во всей области сѣвернаго наречія, а встрѣчается только собственно по губерніи Новгородской, по Тверской (тамъ, гдѣ окаютъ), въ сѣверной части Петербургской, по Ладогѣ, и по сосѣдству въ Вологодской. Мѣстами слышится то же и въ отдаленіи отъ этихъ мѣстъ, напримѣръ у Кологрива, Костромской, у Городца, Нижегородской губерній.
3) Звукъ е мѣстами не такъ часто переходитъ въ ё, какъ въ восточномъ наречіи: ты веде́шь, мы веде́мъ, ты смѣе́шься, женка, черный, въ этихъ и другихъ словахъ произносятъ е, а не ё. Говорятъ даже кольце́, хороше́; но вмѣсто онъ, она, его, слышимъ: ёнъ, ёна и яна́, евоновъ и ево́ный. При вставкѣ е, для полногласія, оно обращается въ ё съ удареньемъ: верёхъ, добёръ, склёзко, зёлъ, вмѣсто: верхъ, добръ, скользко, золъ.
4) Окончанія аго, яго, ого, его, вообще произносятся по-московски, т. е. в вмѣсто г, но въ концѣ слышно о; мѣстами однако жъ произносятъ букву г, и говорятъ: твого́, мого́, до́брого, худо́го; этотъ говоръ легко отличается отъ рязанскаго, гдѣ говорятъ какъ написано: тваяго́, маяго́, до́браго, до́брага и до́брава.
5) Буква г отвѣчаетъ латинской g, и произносится немного тверже московскаго, приближаясь къ к; придыханія же (h), въ которое буква эта обращена на западѣ и югѣ отъ Москвы, на сѣверѣ (и на востокѣ) не знаютъ вовсе.
6) Третье лицо глаголовъ оканчиваютъ на ъ (а не на ь), иногда откидываютъ тъ: онъ возьмé, онъ хóди, лю́би; ёнъ брáжничае, хрёсной поѣ́де; около Бронницы слышимъ даже ёны ѣ́здя, лю́бя (мн. ч.). Это признакъ весьма существеный для отличія новгородскаго говора отъ владимірскаго; но и въ первомъ такой говоръ не общій.
7) Творительный и дательный падежи мн. ч. замѣняются одинъ другимъ: признакъ существеный, но также не общій. Новгородецъ ходитъ ногамъ, беретъ рукамъ, ко́летъ виламъ; онъ идетъ къ нами, благодаренъ вами, даетъ овса лошадьми. Мѣстами (Боровичи) путаютъ также родительный и предложный падежи женскаго рода: изъ Москвѣ, у рѣкѣ; поди къ рѣки, ударь по руки́, отъ ногѣ, стоять на одной ноги́. Изрѣдка винительный падежъ употребляютъ некстати съ предлогомъ: читать въ книгу; курить въ трубку. Но и въ Ярославской г. можно слышать: Не стучи ногамъ-тѣ, дай покой людми.
Остальные признаки еще менѣе общи по всей области новгородскаго наречія; а такъ какъ я не беру на себя дѣлать подраздѣленія или опредѣлять прямо по мѣстности поднаречія, то и выпишу здѣсь только особыя замѣтки, по губерніямъ и уѣздамъ.
Г. Новгородская. Въ Бронницахъ слышимъ: идета, сидита, смотрита, вмѣсто: идетъ, сидитъ, смотритъ; мы-ка съ ево́нова двёхъ копіёкъ не разбогатсіемъ. Боровичи дзекаютъ: за дзе́рево циной сойдзе́мси; тсяни́, тсипунъ тсебѣ! Но еще болѣе, чѣмъ дзеканье, распространено, почти отъ Ладоги до Бѣлозера, картавость другаго рода: цоканье и чваканье или чавканье, т. е. взаимная замѣна буквъ ч, ц одной другою: курича, улича, черква, чолковый; целовѣкъ, го́лцыть, цесть, сцытать. Странность эта не можетъ, впрочемъ, служить особенной примѣтой: она встрѣчается также и въ прочихъ наречіяхъ (и болѣе на взаимныхъ предѣлахъ двухъ говоровъ), напримѣръ, въ восточномъ: во Владимірской губерніи; въ Ардатовѣ, Нижегородской; въ южномъ: въ пензенской мещерѣ, также около Касимова, даже у Можайска; въ сѣверномъ же: въ Шенкурскѣ и пр.
Въ Кириловѣ можно услышать восточный, особенно сибирскій, вопросъ: чего ты дѣлаешь? Тамъ же баба говоритъ дочери: Шурка, постановь селезнякъ на бабурку, а сама полѣзай на верёхъ! т. е. Сашка, поставь горшокъ на загнетку, а сама полѣзай на чердакъ.
