Призрак настоящей любви преследует лирического героя, как наваждение. В этом земном бытии человек не может быть счастлив: он всегда будет страдать и тосковать. Даже любящие друг друга души никогда не найдут понимания и отклика: они обречены на разрыв. В одном из своих лучших любовных стихотворений «О доблестях, о подвигах, о славе…» (30 декабря 1908) Блок вновь возрождает образ Вечно Женственного – в лице возлюбленной, жены, покидающей лирического героя:
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Тема мужественного преодоления любви, тема достоинства, которое оказывается сильнее угара страсти и молитвенного отношения к женщине, – вот поэтическое i открытие Блока, его нравственный урок:
Летели дни, крутясь проклятым роем…
человеческого даже сильнее человеческое
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
Часть 4. Смерть и бессмертие, грех и совесть в русской литературе
Глава 1. Эволюция темы смерти в творчестве русских писателей XIX–XX веков
Сейчас как никогда ему было ясно, что искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь.
Б. Пастернак «Доктор Живаго»[34]
Тема смерти, как ясно из эпиграфа, – одна из главных тем мировой литературы, а следовательно, и русской литературы. Но для Пастернака, главный герой которого Юрий Живаго как раз и произносит эти слова, тема смерти важна не сама по себе, а с точки зрения бессмертия. Подобный разворот темы смерти присущ именно русской литературе: не смерть сама по себе, но бессмертие как основа основ существования, как смысл человеческой жизни.
Если русская литература XIX–XX веков – литература по преимуществу христианская, где центральной фигурой мировой истории и вообще человеческой жизни делается Иисус Христос и в особенности его воскресение из мертвых, то естественно предположить, что главной целью русской литературы становится цель утвердить в умах и сердцах своих читателей мысль о бессмертии души. Тело умирает, но душа, подобно воскресшему Христу, бессмертна. Значит, нравственная задача человека – сохранить и спасти свою душу, то есть не делать зла и творить добро.
Впрочем, эта нравственная жизненная позиция отнюдь не означает, что смерть пощадит человека. Писатели XIX–XX веков, произведения которых мы рассмотрим и проанализируем с точки зрения смерти, все-таки писатели-реалисты, поэтому они рисуют смерть как явление, независимое от воли человека, подчас как непостижимую злую силу, порожденную неумолимыми законами природы. Смерть таит в себе бездну, полную загадочных призраков: в ней прячутся чудовища неизвестности, ужаса и страха. Не даром Н.А. Некрасов писал пронизанные неземным ужасом строки: «О Муза! Я у двери гроба!»[35]
Заглянуть в бездну смерти – все равно что проникнуть за изнанку своей души и разглядеть там уродливых и безобразных монстров, с которыми не чаял встретиться. Вот почему героя русской литературы странным образом притягивает смерть. Евгений Онегин желает смерти своему дяде – и получает желаемое. «Мертвые души» Гоголя от первой до последней страницы проникнуты этой тягой к смерти. На смерти Чичиков хочет выстроить себе благосостояние, не понимая, что строит дом из песка. Со смертью напрямую связаны и живые помещики и чиновники, с которыми Чичиков встречается на своем пути, так сказать, двигаясь прямиком в ад: они делаются все мертвее и тоже как будто спускаются в ад [36](от Манилова, человека «ни то ни сё», «ни в городе Богдан ни в селе Селифан»[37], до Плюшкина, который уже даже не человек, а «прореха на человечестве»[38]). Как будто галерея помещиков в «Мертвых душах» предстает бесконечной галерей, уходящей все глубже и глубже в склеп, а в нем по стенам стоят застывшие и холодные истуканы – все, что осталось от когда-то живых. И наоборот, мертвые крестьяне вдруг оживают в воображении Чичикова, они воскресают из мертвых, как бы встают из гробов, и неожиданно перед читателем с поразительной силой предстает талантливый и яркий образ русского народа, подлинно народа-созидателя, сущность которого – бессмертие.
Середина и конец XIX века – время, когда изменяется представление о смысле человеческой жизни. Здесь И.С. Тургенев и А.П. Чехов следуют за Н.В. Гоголем, который пророчески разглядел, как постепенно истлевает вера в человеческую душу, а значит, и в бессмертие. Материя, деньги, власть, жизнь здесь и теперь со всеми возможными и невозможными наслаждениями – вот что определяет сущность существования, и тогда не бессмертие, а смерть делается главным героем жизни. Она (смерть), как власть имеющий, уничтожает и убивает человека. Она вольна над каждым, кто усомнился в бессмертии. Не случайно тургеневский Базаров, возомнивший себя единственным творцом во Вселенной, неожиданно умирает от тифа: смерть точно смеется над его потугами быть хозяином земли, смерть показывает ему его настоящее место – под могильным «лопухом».
В XX веке, когда человеческая жизнь полностью обесценилась и смерть приобрела безграничную власть, стала полновластной хозяйкой жизни, в литературе неожиданно наступает «великий перелом». Воскресает идея бессмертия именно тогда, когда миллионы людей в страшные времена сталинского режима превратились в материал для смерти. Казалось бы, ничего не надо доказывать, теперь всем ясно: человек – прах и в прах превратится, его тело истлеет в брошенной безымянной могиле после массового расстрела или на лесоповале ГУЛАГа. Между тем придавленный и уничтоженный режимом человек, напротив, в русской литературе XX века внезапно подымается из грязи; перед его внутренним взором опять мерцает прекрасный и нетленный образ Христа, полный Божественного величия и человеческого достоинства.
Герой булгаковского «Мастера и Маргариты» атеист Берлиоз, уверенный в своем бессмертии, оказывается под колесами трамвая, и его отрезанная голова с глазами, полными смертного ужаса, катятся по рельсам. Воланд на Патриарших прудах предупреждает Берлиоза о «внезапной смерти» человека.
Идею бессмертия в христианском духе возрождает и Б.Л. Пастернак. Его «Доктор Живаго» – манифест бессмертия. Миллионы смертей в годы революции и гражданской войны не отменяют для Пастернака, а, наоборот, доказывают идею бессмертия. Бессмертна также любовь Юрия Живаго и Лары, как бессмертна любовь Мастера и Маргариты, обретающих бессмертие на небесах, вопреки их реальной смерти на Земле.
Одним словом, от смерти к бессмертию – вот направление эволюции темы смерти в русской литературе XIX–XX веков.
1.1 Тема смерти в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»
Образ Онегина, да и вообще всех главных героев романа, Пушкин выстраивает на фоне смерти. Тема смерти – одна из самых значимых тем в пушкинском романе, и образы героев Пушкин отчетливо различает «сквозь магический кристалл» смерти.
В начале романа, зевая от дорожной скуки, Онегин лениво призывает чёрта, который очень ему услужил бы, если бы взял к себе в преисподнюю больного дядю-старика («Когда же чёрт возьмет тебя…» [39]). Машинально воображаемое зло сразу делается нешуточной явью:
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле (I, LII).
Символично, что сюжетная линия Онегина начинается с уничтожения, со смерти. Иное, загробное пространство как бы проглотило старика-дядю вместе с потрохами. В романе целых пять смертей: умирают отец и дядя Онегина, отходит в лучший мир отец Татьяны Дмитрий Ларин, гибнет на дуэли Ленский, няня Татьяны обретает вечное упокоение «на смиренном кладбище, // Где нынче крест и тень ветвей» (VIII, XL VI). Притом Пушкин каждый раз находит новые слова, рисующие смерть. Эти слова сводятся, в сущности, к одному: смерть вытесняет умершего из мира продолжающих жить. От личности остается прах, она исчезает, растворяется в вечности, а место человека в окружающем пространстве как будто навсегда занимают памятник или надгробный камень:
И там, где прах его лежит
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир (II, XXXVI).
С темой смерти связан и образ Ленского. Навестивший могилу соседа, отца своей возлюбленной Ольги (Дмитрий Ларин умирает еще до того, как «поклонник Канта и поэт» возвращается домой из Геттингенского университета, то есть до начала действия романа), Ленский нисколько не подозревает, что в скором времени его ждет та же печальная участь, что и почтенного старика, кому он «тут же начертал (…) надгробный мадригал»:
