76
В работе [Янко-Триницкая 1982: 207-208] эти глагольные формы (с сохранением корневого [о]) даются как единственно возможные в литературном языке.
О разнообразных приемах языковой игры, в которой сознательное нарушение норм играет важнейшую роль, см. [Земская,Китайгородская, Розанова 1983; Норман 1987; Гридина 1996; Санников 2002, 2003]. Многочисленные случаи трансформации стереотипных, нормативных значений слов при их ироническом употреблении рассматриваются в книге [Ермакова 2005].
Помимо литературного языка к кодифицированным подсистемам могут быть отнесены, например, специальные подъязыки науки.
Сокращенный вариант статьи, опубликованной в книге: Язык и мы. Мы и язык: Сб. ст. памяти Б. С. Шварцкопфа / Отв. ред. Р. И. Розина. М.: Изд-во РГГУ, 2006. С. 175-183.
Следует обратить внимание на такое свойство литературной нормы, как ее избирательность, особенно в сфере произношения: казалось бы, в одинаковых или в очень сходных фонетических позициях одни слова допускают одно произношение, а другие – иное. Например, сейчас уже почти никто не придерживается старомосковской нормы при произношении слова шаги ([шы]гм), но в словоформе лошадей звукосочетание [шы] статистически преобладает над звукосочетанием [ша]; слова темп, тент надо произносить с твердым [т], а при слове тенор «Орфоэпический словарь», напротив, дает запретительную помету: «не тэнор», и большинство говорящих по-русски с этим запретом, несомненно, согласится (так же, как и с запретом произносить твердый согласный перед [э] в словах музей, шинель, пионер, фанера и нек. др.).
Правда, в этом примере один из вариантов пока находится за пределами литературной нормы, но нельзя не отметить широкую распространенность произношения километр наряду с нормативным киломе′тр.
Ср. противоположное мнение, высказанное одним из рецензентов «Толкового словаря иноязычных слов»: упрекая составителя словаря в том, что он не включил в словник «такие частотные в современном русском речевом обиходе междометия, которые явно пришлись по вкусу, – вау (англ. wow – первоначально: возглас восхищения в театре), опс = упс (англ. oops = hoop = whoop), бла-бла-бла (англ. bla-bla-bla), шит (англ. shit «дерьмо»)» – рецензент полагает, что «данные междометия прочно и надолго «обосновались» в русском языке» (Зеленин А. В. Рец. на: Л. П. Крысин. Толковый словарь иноязычных слов // Вопр. языкознания. 2002. №1. С. 139).
Впервые опубликовано в сб.: Культурно-речевая ситуация в современной России / Отв. ред. Н. А. Купина. Екатеринбург, 2000. С. 105-107.
Впервые опубликовано в журн.: Русский язык в школе. 2007. №1. С. 88-89.
Случаи типа: Нападение и похищение на российских дипломатов не отразится на отношениях России и Ирана («Эхо Москвы», 04.06.06, в спонтанной речи), по всей видимости, надо расценивать как оговорки.
Первоначальный вариант статьи (при соавторстве Ли Ын Ян) опубликован в журн.: Russistik (Берлин). 2000. № 1-2. С. 5-21.
В отличие от этого, например, английское соответствие этого слова – whole имеет форму множ. числа. Опубликованный в 60-х гг. XX в. сборник работ, в котором проблема части и целого рассматривается в применении к разным областям человеческой деятельности, называется «Parts and W hole s» (см. [Lerner 1963]), что на русский язык переводится как «Части и целое».
Прилагательное целый, производным которого является рассматриваемое нами субстантивированное существительное, имеет несколько значений и в одном из них может употребляться также как субстантив – в результате стяжения словосочетания целое число: пять целых, семь десятых; ноль целых и две сотых и т. п.
Термины «базовый» и «элементарный» соответствуют тому, что А. Вежбицкая называет семантическими примитивами [Wierzbicka 1972] и понятийными примитивами: «Если имеется некоторое число понятийных примитивов, понимаемых непосредственно (не через другие понятия), то эти примитивы могут служить твердым основанием для всех других понятий: бесконечное число новых понятий может быть получено из небольшого числа семантических примитивов» [Вежбицкая 1996: 296].
В связи со словом половина следовало бы рассмотреть морфемы пол– (пол-яблока, полкотлеты, полчаса, полведра и т. п.) и полу– (полуокружность, полуправда, полутьма и т. п.), которые также могут обозначать одну из двух частей предмета. Однако, в соответствии с обозначенным в названии статьи ограничением – рассматривать только лексические способы выражения смысла 'часть целого', – мы оставляем эти морфемы за пределами нашего внимания. О морфологическом статусе морфем поли полу– и их семантике см. [Мельчук 1995].
Словарные описания приводятся лишь в тех их частях, которые актуальны для нашего рассмотрения; кроме приведенных, данные слова имеют и некоторые другие значения, толкования которых здесь не цитируются.
Компонент 'содержащая мозг', вероятно, не покрывает всех случаев употребления слова голова: так, можно говорить о голове червя, голове моллюска, но едва ли в этих случаях актуален признак 'наличие (в голове) мозга'.
Впервые опубликовано в журн.: Русский язык в школе. 2005. №3. С. 110-113, 119.
См., например, очерки о словах влияние, игнорировать, мировоззрение, потусторонний, самоуправление, самочувствие, фигурировать и нек. др. в книге «История слов».
Впервые опубликовано в сб.: Язык художественной литературы. Литературный язык: Сб. ст. к 80-летию М. Б. Борисовой. Саратов, 2006. С. 112-120.
Обзор литературы, посвященной гиперболе и смежным с нею явлениям, характерным для русской разговорной речи, см. в ст. [Крысин 1988].
Как известно, наряду с гиперболой в поэтике принято выделять литоту – преуменьшение. В данной статье это явление рассматривается как частный случай гиперболы, как «гипербола наоборот»: преуменьшение предмета – это не что иное, как преувеличенное представление малых размеров предмета: мужичок с ноготок, буквы с маковое зерно; «Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более наперстка…» (А. Грибоедов) и под.
Как это вполне очевидно, слово все говорящий может относить к разным по объему множествам: например, вообще к человечеству (Все хотят мира), к взрослому населению страны (Сегодня все идут голосовать), к друзьям или членам семьи (А у нас уже все встали!) и т. д. Гиперболическим является такое употребление квантора все, при котором действие или свойство, характеризующее некоторые элементы данного множества, говорящий обобщает и приписывает – вопреки действительному положению вещей – всем элементам множества. Эта черта присуща и некоторым художникам слова. Например, К. Чуковский отмечал склонность писателя А. И. Куприна к использованию слов все, всегда, никогда именно в обобщающем смысле: в мире, который описывает Куприн, он чувствует себя настолько уверенно, что может категорически утверждать: «все атлеты носят фуфайки», «все воры скупы» и т. д. [Чуковский 2002: 77].
Текст доклада на конференции MegaLing'06: Горизонти прикладної лінгвістики та лінгвістичних технологій. Міжнародна наукова конференція. Україна, Крим, Партеніт. 20.09.06 – 27.09.06.
Гораздо более тонкое описание смысла глагола ругать, его семантических и сочетаемостных свойств содержится в соответствующей статье «Нового объяснительного словаря синонимов русского языка» ([НОСС: 345-351]; авторы словарной статьи Ю. Д. Апресян и М. Я. Гловинская). В частности, здесь имеется указание на то, что в ситуации, обозначаемой этим глаголом, социальный или возрастной статус субъекта не ниже социального или возрастного статуса адресата, что ругают и бранят кого-либо, имея на то определенные основания и пытаясь исправить поведение или свойства ругаемого, и нек. др.
По-видимому, такие слова, адресованные конкретному лицу, должны квалифицироваться по статьям, предусматривающим наказание за унижение чести и достоинства человека. О других типах инвективной лексики см. [Цена слова 2001: 144-156].
Речь идет именно о возможности, но не об императиве: например, в разговорной речи подобные определения нередко бывают в постпозиции к определяемому имени (ср.: – Ты с ума сошла! Зачем ты берешь эти грибы? Это ж поганки обыкновенные!), отчего такие словосочетания не становятся терминологическими.
