407
Жирмунский В.М. О ритмической прозе // Жирмунский В.М. Теория стиха. — Л., 1975. — С. 574.
Переводя метафору-символ Макина, Ю. Яхнина ключевое в ней и задающее переносный и обобщенно-символический смысл слово «s'étaient incrustés» (имперфект — прошедшее время несовершенного вида — от глагола «s'incruster»: «инкрустировать», «укореняться», «врастать») передает по-русски глаголом прошедшего времени совершенного вида, во многом точно воспроизводя образный контекст развернутой метафоры оригинального текста.
Дмитриева Н.А. Опыты самопознания // Образ человека и индивидуальность художника в западном искусстве ХХ века. — М., 1984. — С. 10.
Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути. — С. 319.
См.: Литературная газета. — 1995. — № 47 (27 нояб.) — С. 9.
Так определил «русское очарование» романа Макина один из значительных писателей современной французской литературы Доминик Фернандез (Звезда. — 1996. — № 4. — С. 223).
«En poussant jusqu'au bout ma pensée… je me dis» (240).
Мориак Ф. Указ. соч. — С. 325.
Статья 1821 года «Защита поэзии» (Литературные манифесты западноевропейских романтиков. — М., 1980. — С. 325).
Н.Т. Рымарь, рассматривая лирическую форму современного западного романа, в котором «исходным пунктом… изображения становится сознание человека», не только отражающее, но и творящее мир, убедительно показывает, что «лирический роман создает основы для новой концепции мира». Этот роман, в котором «лирический герой» становится «неоспоримым представителем нравственной правды», «утверждает суверенность сознания человека, свободу его воли» и создает «предпосылки для своего рода возвращения человеку всей дегуманизированной картины мира» (Рымарь Н.Т. Современный западный роман. — С. 62, 96—97).
Lafille P. André Gide romancier. — P., 1954. — P. 207. И в этой связи представляется важным осмысление этих новаций Жида двадцатилетие спустя М. Рэмоном, который справедливо полагает, что в сравнении с Джойсом и В. Вулф «Фальшивомонетчики» не произвели «революции в романе», но роман Жида остается знаменательной датой в истории современного романа (Raimond M. Op. cit. — Р. 118—119).
Литературная история Соединенных Штатов Америки: В 3 т. — Т. III. — М., 1979. — С. 429.
Днепров В.Д. Идеи времени и формы времени. — С. 174.
Albérès R.-M. Histoire du roman moderne. — P. 421.
Эпштейн М.Н. Указ. соч. — С. 374.
См.: Raimond M. Op. cit. — Р. 260—268; Lévy-Valensi J. Aragon romancier: d' Anicet à Aurélien. — Р., 1989. — Р. 27; Зонина Л.А. Указ. соч. — С. 39—57; Днепров В.Д. Указ. соч. — С. 186—188.
Nabokov V.V. Strong opinions. Weidenfeld and Nicolson. — London, 1974. — P. 173.
Fild A. The Life and Art of Vladimir Nabokov. — London, 1988. — P. 348.
Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений. — Т. 2. — С. 391.
Там же. — С. 272.
Липовецкий М. Эпилог русского модернизма. Художественная философия творчества в «Даре» Набокова // В.В. Набоков: pro et contra. — СПб., 1997. — С. 666.
McCarty M. Writing on Wall. — N.Y., 1973. — P. 178.
См., например: Fild A. Op. cit. — P. 348; Анастасьев Н.А. Феномен Набокова. — М., 1992. — С. 232.
Так, П. Во в монографии «Метароман», говоря о видоизменениях современного романа, одной из форм саморефлексии у которого является пародия, пишет о пародийном использовании «форм триллера» в «Бледном огне» (Waugh P. Metafiction: The Theory and Practice of Self-conscious Fiction. — L.; N.Y., 1984. — P. 85—86). См. также: Ерофеев В.В. В лабиринте проклятых вопросов. — М., 1990. — С. 162—205; Липовецкий М. Эпилог русского модернизма // В.В. Набоков: pro et contra. — С. 643—666.
Imhof R. Contemporary metafiction: A Poeto-Logical Study of Metafiction in English since 1939. — Heidelberg, 1986. — P. 9, 198.
Waugh P. Op. cit. — P. 2.
Иностранная литература. — 1992. — № 7. — С. 233.
Ерофеев В.В. Указ. соч. — С. 175.
Эта множественность точек зрения вызовет цепную реакцию, стоит к ней подключить постмодернистские толкования «мета». См. статью «Метарассказ»: Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. — М., 1996. — С. 229—233.
Кентавр: Эрнст Неизвестный об искусстве, литературе и философии. — М., 1992. — С. 39, 40—41.
Как представляется, достаточно неуверенно Н.А. Анастасьев в «Феномене Набокова» определяет «Бледный огонь» как «попытку синтеза», добавляя при этом, что «синтез в искусстве — новое художественное качество» (Анастасьев Н.А. Указ. соч. — С. 241).
Davydov S. «Teksty-matreski» Vladimira Nabokova. — München, 1982. P. 201. Это неопровержимое суждение С. Давыдова, резюмирующее его анализ русской прозы Набокова («Уста к устам», «Отчаяние», «Приглашение на казнь, «Дар») как «текста-матрешки», фактически, правомерно относительно всего творческого наследия писателя. Теоретически определяя это свойство поэтики как «текст в тексте», «роман в романе» и раскрывая его суть в рассуждении, что «"текст-матрешка" дает писателю возможность двупланового построения текста, причем планы "внутреннего" и "внешнего" текстов (соответственно: самого автора и героя-писателя. — В.П.) развиваются совместно и синхронно, перекрывая друг друга, как на дважды экспонированной фотографии» (с. 6), С. Давыдов тем самым выявляет одно из проявлений синкретизма романной формы Набокова.
Цитаты даны по изданию: Набоков В.В. Собрание сочинений: В 5 т. — Т. 3. — СПб., 1997. Здесь и далее страницы цитат указаны в тексте работы в скобках.
I was the shadow of the waxwing slain
By the false azure in the windowpane;
I was the smudge of ashen fluff — and I
Lived on, flew on, in the reflected sky (29).
Оригинальный текст дается по изданию: Nabokov V. Pale Fire. — N.Y., 1987. Здесь и далее страницы цитат указаны в скобках.
Man's life as commentary to abstruse
Unfinished poem (57).
Just this: not text, but texture; not the dream
But topsy-turvical coincidence,
Not flimsy nonsense, but a web of sense (53).
Представляется небезынтересным обратить здесь внимание на одно «подозрение» С. Давыдова: «…"внутренний текст" иногда является неудавшимся произведением самого Набокова, которое строгий к себе автор предоставляет своему герою-писателю и затем подвергает этот текст язвительной пародии. Такими неудавшимися текстами можно считать, например, неудачную повесть Германа в романе "Отчаяние" или поэму Джона Шейда в романе "Бледный огонь"» (Davydov S. Op. cit. — P. 7).
Как резюме проблемы «творчество Набокова и постмодернизм» воспринимается доказанное многими монографиями о Набокове тезисное утверждение русистки из Загреба Магдалены Медарич в статье «Владимир Набоков и роман XX столетия»: «Своими американскими романами Владимир Набоков включается в ту литературную тенденцию, которую современные теоретики называют «постмодернизмом». Почти нет книги о постмодернистской литературе, в которой бы не приводились примеры прозы Набокова и Борхеса как идеальные примеры постмодернистской литературы» (Russian Literature. — Amsterdam, 1991. — Vol. 21. — № 1. — Р. 97).
Липовецкий М. Закон крутизны // Вопросы литературы. — 1991. — № 11/12. — С. 7.
Расширяет представление о возможностях интерпретации прозы Набокова в целом и его «Бледного огня» в частности и точка зрения В. Линецкого, который с фрейдо-лакановских позиций рассматривает образ Кинбота. Этот герой, по мнению исследователя, «предстает шейдовским бессознательным, читающим — в лакановском смысле — текст сознания и этим авторизирующим его». И хотя Кинбот, утверждает В. Линецкий, «пытается семантизировать маргинальные элементы шейдовского текста, долженствующие стать мостом между жизнью короля и жизнью поэта, слить их в традиционный амбивалентный символ», «в итоге Кинбот вынужден признать, что все его попытки опрозрачить это стекло своими силами, т. е. установить диалог с Шейдом, войти в его жизнь и в текст его поэмы, кончаются неудачей» (Линецкий В. «Анти-Бахтин» — лучшая книга о Владимире Набокове. — СПб., 1994. — С. 147, 149).
