Наталья Иванова - Либерализм: взгляд из литературы

«Пусть расцветает сто цветов», – говорит уважаемый либерал и полагает, что он сказал достаточно. Следующее звено рассуждений опущено. Поэтому для многих либерализм в литературе – это либо всеядность, отсутствие ясной вкусовой позиции, либо постмодернизм. А ведь постмодернизм – допустимый, но отнюдь не единственный из изводов либерального миропонимания. Так давайте скажем об этом. И скажем не только самим себе, но и публике.

Фондом «Либеральная миссия» издана книга «Либеральные реформы и культура». При том что подавляющее большинство изданий в стране так или иначе контролируется либерально ориентированными журналистами, пишут они о чем угодно, но только не о таких книгах, только не о том, что составляет существо их воззрений на жизнь и на литературу. Поэтому говорить о кризисе либеральных идей, мне кажется, преждевременно. Просто потому, что они – как свод идей – еще не были представлены российскому обществу.

Наталья Иванова: В чем, по-вашему, причина давления на либеральные ценности в современной словесности?

Сергей Чупринин: Мне кажется, я назвал одну из причин. Полная аморфность либералов, а часто и капитуляция – вместо ясного, энергичного, может быть, даже агрессивного предъявления символа своей веры. Отечественным либералам нужно брать пример с радикалов: их не так много, даже в новом поколении, но они атакуют и соответственно выглядят более убедительными, более живыми.

Алла Латынина:

«Сегодня идея свободы попадает в число обветшавших догм» .

Я не согласна с Сергеем Чуприниным в том, что либеральные идеи не были представлены в России. Либерализм не может быть идеологией. Но именно либерализм был господствующим умонастроением оппозиционного интеллигентского сообщества в условиях коммунистического режима. Идея свободы в условиях полицейского государства казалась самой важной и универсальной.

Сергей Иванович удивляется словам Явлинского. Но мы сами говорили то же самое. Вспомним публицистику конца 1980-х годов, ее основной пафос: пусть уйдут партия и государство, сгинут идеологические надсмотрщики, и тогда культура расцветет. Либеральный проект казался очень заманчивым и радужным, пока он был проектом. Журнальный, по преимуществу – публикаторский, бум конца 1980-х годов – момент успешного осуществления этого проекта. Когда ушло начальство, появилась цветущая литература. Никто не думал о предстоящих экономических проблемах.

Дальше начался печальный, но вполне предсказуемый процесс. Выяснилось, что ценности свободы в широких массах совсем не котируются и без справедливости она мало кому нужна. А справедливости либерализм не обещал. Ответственность за все негативные последствия реформ свалили на либералов, либерализм стал проигрывать по всем направлениям, потому что активно обороняться, не перестав быть либерализмом, он не может. В литературе либерализм также вышел из моды – причина тут и в поколенческом противостоянии. Защита ценностей свободы стала восприниматься как нечто старомодное и пресное. Либерализм вообще дает к этому основания. Есть остроумное рассуждение Василия Розанова о том, что в либерализме существуют некоторые удобства, без которых «трет плечо». В либеральной школе лучше учат, либерал лучше издаст «Войну и мир», но либерал никогда не напишет «Войны и мира». Либерал – он «к услугам», но он – не душа. А душа – это энтузиазм, вера, безумие, огонь, заключает Розанов.

Действительно, ни Толстой, ни Достоевский, ни Чехов либералами не были. Сегодня многим либеральные ценности кажутся пресными, а энтузиазм, вера, огонь снова в цене, даже если они отмечены безумием. Я не представляю себе, чтобы десятилетие назад за роман Проханова «Господин Гексоген» проголосовали люди типа Хакамады и Прохоровой, входившие в жюри премии «Национальный бестселлер». Сейчас же как позитивное качество романа как раз и называют его страстность, огонь. Что именно готов сжечь огонь – об этом не задумываются.

Показательна также кампания в защиту Эдуарда Лимонова. В прессе, которая считает себя либеральной, шли разговоры о том, что он политический узник, но попытки привлечь внимание к политической утопии Лимонова «Другая Россия» никакого успеха не имели. Книга совершенно легально печаталась; она рисует такие картины будущего, рядом с которыми Освенцим показался бы домом отдыха. В ней проповедуется культ «всеочищающего насилия», которое должно освободить планету от нынешней цивилизации и лишнего населения. Это не художественная литература, это именно проект для будущего Пол Пота, надеюсь, неосуществимый.

Прошли времена, когда политическая позиция Белова или Распутина делала их маргиналами в литературном сообществе. Фашистские проповеди Лимонова ничуть не настораживают жюри премии Андрея Белого, недавно воспринимавшейся как премия, главным основанием для которой считалась свобода художника от стесняющих догм. Теперь и сама идея свободы попадает в число обветшавших догм. А всякого рода радикализм, напротив, кажется притягательным.

Либерализм в России не сумел создать выраженную систему ценностей. Я думаю, это связано с тем, что либерализм не имеет в нашей стране традиций. Либеральные свободы ведут начало от аристократических привилегий, завоеванных Великой хартией вольности, а не от мощного напора демоса, который временами у нас возникал. Сейчас и этот напор ослаб. Идея свободы во всех ее проявлениях терпит поражение, и не только из-за давления сверху. Единственное, на что остается надеяться: рано или поздно она все же окажется востребованной.

Наталья Иванова:

Кто виноват в том, что либерализм не был проявлен, что система либеральных ценностей недостаточно четко отрефлектирована, в том числе в публицистике, в литературной критике, в культурологии, – ведь все сидящие здесь так или иначе выступают в средствах массовой информации? Это к вопросу об ответственности и о путях преодоления создавшегося кризиса.

Здесь уже прозвучало, что либеральная идея несвойственна массовой культуре. Я позволю себе в этом усомниться. Идея, месседж массовой литературы, телесериалов – это пропаганда определенной системы ценностей, чтобы люди, которые еще не вписались в современную ситуацию, могли так или иначе усвоить какие-то модели. Это отдельная проблема, но поскольку она была затронута, попрошу кого-то из выступающих обратить на нее внимание.

Алла Латынина: Либералы – это мы. Я считаю себя либералом. Это не мешает мне считать, что идеология либерализма терпит поражение.

Наталья Иванова: В конце 1980-х – начале 1990-х годов и Алла Николаевна, и другие критики употребляли в своих статьях выражение «либеральный террор». Либеральный террор – это террор либералов, которые преследуют тех, кто не исповедует систему либеральных ценностей. На протяжении всех 1990-х годов я видела, что либерального террора как такового нет. Очень показательны в этом смысле 1991 и 1993 годы. После того, что произошло, не было преследования коммунистической партии, не было запрета на профессии, не была пересмотрена коммунистическая идеология, не произошла декоммунизация страны. А нынешнее смешение стилей, когда Проханова поддерживают бывшие либералы, выглядит очень пошло.

Лев Рубинштейн:

«Многие из критиков либерализма имеют в виду не собственно либерализм, а, как ни странно, ведущую государственную идеологию» .

Мне кажется, что проблема не в том, сформулированы либеральные ценности или нет, а в том, насколько они укоренены в общественном сознании. С одной стороны, они укоренены недостаточно для того, чтобы некоторые радикальные проекты в культуре были вполне безопасны, как на Западе; но с другой – укоренены настолько, чтобы уже восприниматься частью культурного сообщества как мейнстрим, от которого необходимо дистанцироваться. Думаю, многие из критиков либерализма имеют в виду не собственно либерализм. Они имеют в виду, как ни странно, ведущую государственную идеологию.

Сейчас мы говорим в основном о литературе. Я полагаю, что радикальные проекты в рамках культурного функционирования не только неизбежны, но и необходимы, иначе и не будет никакой культуры. Мы все считаем себя либералами. Но при этом существуют два «крыла» – праволиберальное и леволиберальное. И если сторонники правого крыла либерализма, т. е. собственно либералы, совершенно справедливо понимают культуру как иерархическую систему, то приверженцы левоориентированного либерализма, по-моему, не менее справедливо понимают жизнь культуры как постоянное потрясение и пересмотр иерархий. Мне кажется, что нынешние борцы с либерализмом, во всяком случае многие из них, как это ни покажется странным, тоже носители либерального сознания.

Но то, что это происходит в рамках именно литературного процесса, представляется мне не вполне безопасным хотя бы потому, что литература в нашей стране по-прежнему легко отчуждается в идеологию и перестает быть видом по преимуществу искусства. В силу нашей исторически сложившейся литературоцентричности писатель для многих по-прежнему является носителем неких экстралитературных идей. В других видах искусства, например в современном изобразительном искусстве, гораздо более связанном с интернациональным контекстом, чем литература, радикальные действия скорее полезны, нежели вредны. В русской литературе, к сожалению, это не так. Хотя опять же подходить надо индивидуально. Потому что упомянутые здесь Бренер и Проханов – это не одно и то же, как и Лимонов и Сорокин. Хотя, к сожалению, сейчас с легкой руки Александра Иванова Сорокин вписался в несколько сомнительный ряд и, кажется, не ропщет на свое положение.