Истолкование влечения как жизненной энергии человеческого организма не означает постулирования какого-либо «жизненного инстинкта» с его специфическими целями и смыслами (Freud, 1920). Оно просто означает, что в психическом функционировании не существует «не наделенных влечением аспектов», если влечение – это энергия, снабжающая топливом все процессы живущего человека, наблюдаемые и воспринимаемые как физические или как психические. Вопросы происхождения и «цели» этой энергии – того же рода, что и вопросы о происхождении и цели самой жизни. Какими бы чарующими они ни были, попытки ответа на них при данном уровне знаний легко приводят либо к метафизике, либо к псевдообъяснениям.
Поскольку постоянно аккумулирующаяся жизненная энергия, порождаемая процессами жизнедеятельности самого организма, принуждает человеческого индивида развертывать свою программу развития и эволюционные потенциалы, то далее будут возникать как физические потребности, так и психические желания, мотивируя его поведение и способы переживания. Эти потребности и желания получают свою мотивационную силу от энергии влечения, однако их цели, смыслы и объекты не могут быть приписаны влечению, у которого, как у чисто энергетической величины, такого рода характеристики отсутствуют.
Эмпирическому миру человека свойственна характерная «способность представления» (Loewald, 19 71). Как уже отмечалось, эта способность, вероятно, запускается в действие самыми ранними процессами сенсорной рецепции, которые через их связь с восприятиями уменьшения напряжения ведут к формированию осмысленных ощущений. Использование самых ранних представлений в качестве примитивных регулирующих структур указывает на то, что первичным мотивом психики является попытка найти и обеспечить удовлетворение посредством всех ее структурных элементов, собранных к данному времени. Хотя эти самые ранние структуры все еще являются прямыми субститутами удовлетворения, продолжающаяся и зависящая от объектных отношений структурализация психики начинает порождать все более эффективные и сложные способы обращения с энергией влечения, а также разветвленную сеть вторичных мотивов (Schafer, 1968).
Определение влечения в чисто энергетических терминах неизбежно ведет к пересмотру некоторых концепций, объясняющих существенную часть развития и функционирования психики качественными трансформациями инстинктивных влечений. Суть излагаемого здесь подхода может быть кратко выражена следующим образом: «Влечение заряжает энергией все нормальные и патологические элементы содержания и все процессы психики. Любые качества принадлежат психике, а не самой энергии».
Естественным следствием этого является то, что намерения и цели всегда следует приписывать организму, психике или Собственному Я. Уменьшение напряжения представляется центральной первичной целью организма, но удовлетворение столь же очевидно представляется первой и фундаментальной целью примитивной психики. Мобилизуя и заряжая энергией намерения и цели, само влечение бесцельно. Следовательно фрустрироваться могут только потребности и желания. Фрустрация связана с некоторым уровнем восприятия (физического или психического) и лишь заряжается энергией влечения.
Нет у влечения и каких-либо объектов. Именно человеку требуются объекты для распределения энергии влечения, а не самому влечению. Влечение не имеет также какого-либо развития. Как энергетическая величина оно может лишь возрастать или уменьшаться в своей интенсивности, хотя то, что оно заряжает энергией, растет, изменяется и развивается. Изменяющиеся способы удовлетворения влечения представляют собой различные стадии и аспекты структурализации личности с характерными сдвигами в развивающемся мире представлений и в динамических связях между его элементами. Различные догенитальные потребности и «составные» влечения являются, таким образом, потребностями инфантильной психики, а не выражением развития влечения.
Если у влечения отсутствует любая психическая репрезентация, включая так называемые дериваты влечения, то все метапсихологические точки зрения (отличные от экономической) имеют отношение не к нему, а исключительно к структурам психики. То же можно сказать и о динамической точке зрения; хотя влечения и несут мощь энергии, вся динамика психики имеет место между ее собственными элементами.
Постулирование количественной энергетической природы влечения явно исключает всякое разнообразие инстинктивных влечений. Поэтому агрессия рассматривается здесь не как самостоятельное влечение (Hartmann, Kris and Loewenstein, 1949), а скорее как способ восприятия и поведения, когда ожидаемое удовлетворение не осуществляется (Fenichel, 1945; Gillespie, 1971).
До тех пор пока нет воспринимаемых препятствий на пути уменьшения напряжения, деятельность организма, направленная на поиск удовольствия, минимальна. Однако когда в послеродовой жизни такие помехи с неизбежностью возникают, аккумулирование напряжения мобилизует все доступные физические и психические ресурсы организма для его уменьшения и/или связывания.
Выше высказывалось предположение, что до дифференциации самостных и объектных представлений психические элементы, мобилизуемые при возникновении потребности, являются исключительно энграммами, связанными с восприятиями удовлетворения, тогда как боль и фрустрация все еще принадлежат к сфере физиологического восприятия, не имея психической репрезентации. Лишь после того как дифференциация воспринимаемого мира делает возможным психическое восприятие фрустрации, появляется агрессия как психический феномен. Было высказано предположение, что такая дифференциация инициируется некоторой болью и неудовольствием (крик ребенка о голоде и дискомфорте) и впервые становится психически представленной через ее воспринимаемую способность приносить удовлетворение. Таково эмпирическое ядро, вокруг которого собирается Собственное Я при разделении воспринимаемого мира, позволяющее фрустрации психически восприниматься в некоторой форме.
Агрессия, по-видимому, является именно тем способом, посредством которого возрастание напряжения влечения воспринимается примитивным Собственным Я, когда его средства недостаточны для того, чтобы вызвать ожидаемое удовлетворение. Агрессия воспринимается и как аффективное состояние, и как сильное побуждение к действию. Поскольку дифференцированное Собственное Я представляет собой последний инструмент психики, оказавшийся эффективным в обеспечении удовлетворения, то оно становится главным носителем давлений влечения, которые наделяют его как побудительным импульсом к действию, так и огромной результативностью. При этом пределы, до которых может простираться восприятие удовлетворительного состояния, зависят как от реального поведения объекта, так и от функциональных ресурсов Собственного Я.
Те причины, по которым фрустрация вначале, по-видимому, воспринимается как агрессия, становятся понятными при рассмотрении природы и функции недавно возникшего Собственного Я. Первой репрезентацией Собственного Я является крик ребенка, который психически предстает как мощный поставщик удовлетворения, означающий одновременно и неудовольствие, и средство получения удовольствия. Это последнее обстоятельство является необходимым условием и единственным оправданием для существования Собственного Я на данной стадии развития. Если бы Собственное Я не могло функционировать в качестве средства обеспечения удовлетворения, оно редуцировалось бы в чистую формацию неудовольствия, которая в свою очередь немедленно декатектиро-валась бы как бесполезная и непереносимая для примитивной психики, управляемой принципом удовольствия. При таких обстоятельствах то, что фрустрация начинает психически представляться как агрессия, отражает, по-видимому, принуждающую мощь болезненно аккумулирующегося давления влечения и вместе с тем – экзистенциальную необходимость для Собственного Я доказать свое могущество в качестве поставщика удовлетворения. Следует помнить, что Собственное Я не только дает новый и более эффективный способ справляться с энергией влечения, но также является носителем субъективного восприятия себя как живущего.
Сохранение недавно дифференцированного Собственного Я, таким образом, целиком зависит от наличия полностью удовлетворяющего объекта в эмпирическом мире ребенка. Даже если такой объект уже локализован вне Собственного Я, он все еще воспринимается как простой инструмент удовлетворения, полностью принадлежащий Собственному Я и находящийся под его всемогущим контролем.
Когда такое восприятие подвергается опасности расшатывания вследствие отсрочки удовлетворения, надвигающаяся фрустрация вначале придает все более агрессивное качество имеющейся в распоряжении Собственного Я способности к действию. Приказы для приносящего удовлетворение объекта появиться вновь становятся все более громкими. Если это не дает результата, Собственное Я переполняется агрессией и деструктивностью по отношению к тому, что воспринимается как источник фрустрации. Возникает тенденция к разрушению образа объекта, приносящего удовлетворение и к утрате предпосылки для существования Собственного Я, которое становится декатектированным и растворяется, как было описано выше.
