крайне возбудимых родителей могут на некоторое время получить большое облегчение от пребывания в больнице
без их посещений. На попечении медсестры есть такие дети, и мы можем слышать от нее такую точку зрения, что временами лучше вообще не посещать
никого. Она также присматривает за детьми, чьи родители живут слишком далеко и не посещают больницу, и, что особенно трудно, за детьми, у которых вообще нет родителей. Естественно, приемные часы не помогают медсестре хорошо обходиться с
такими детьми, предъявляющими особые требования к ней и санитаркам из-за их слабой веры в людей. Для детей, у которых нет нормальной семьи, пребывание в больнице может стать первым хорошим опытом. Некоторые из них даже не верят в людей настолько, чтобы грустить: им приходится дружить со всеми появляющимися людьми, а когда они остаются одни, то раскачиваются взад-вперед или бьются головой об подушку или спинки кровати. У вас нет причин позволять своему ребенку страдать из-за присутствия таких обездоленных детей в палате, но в то же время вы должны знать, что уход медсестры за этими менее удачливыми детьми может быть затруднен тем, что других посещают их собственные родители.
Когда все идет как полагается, вполне вероятно, что после пребывания в больнице у детей появится новая игра: сначала были дочки-матери, затем игра в школу, а теперь в больницу. Иногда «жертвой» такой игры становится младший ребенок, а порой кукла, собака или кошка.
Главное, что я хочу сказать: введение частого посещения детей в больницах является важным шагом вперед и, по сути, давно назревшей реформой. Я приветствую новую тенденцию, поскольку она снижает стресс. Я привлек ваше внимание к трудностям, которые могут быть весьма реальными, потому что считаю посещение больниц очень важным.
В наши дни, заходя в детскую палату, мы видим стоящего в кроватке маленького ребенка, который встречает нас такими словами: «Моя мама пришла!» Такое гордое хвастовство – совершенно новое явление.
Я вспомнил плачущего трехлетнего мальчика. Медсестры очень старались понять, как его успокоить. Обнять его не удавалось, потому что он этого не желал. Наконец, они выяснили, что рядом с его кроваткой нужно было поставить какой-то стул. Это успокоило его, но прошло еще некоторое время, прежде чем он смог объяснить: «Это стул для папы, когда он придет ко мне завтра».
Так что в посещениях скрыто нечто большее, и родителям стоит попытаться понять трудности, с которыми сталкиваются врачи и медсестры, чтобы позволить тем выполнять свою работу.
Глава 34
Аспекты детской преступности
Детская преступность – огромный и сложный вопрос, но я постараюсь сказать кое-что простое об асоциальных детях и о связи преступности с обездоленностью в семейной жизни.
Вам известно, что при обследовании нескольких учеников в исправительной школе для малолетних преступников диагноз может варьироваться от нормы (ребенок здоров) до шизофрении. Однако есть что-то общее для всех правонарушителей. Что же это?
В обычной семье мужчина и женщина – муж и жена – несут совместную ответственность за своих детей. Рождаются дети, и мать (при поддержке отца) воспитывает каждого ребенка, изучая его личность, справляясь с его личными проблемами, поскольку они затрагивают общество в его наименьшей ячейке – семье и доме.
Что такое обычный ребенок? Тот, кто просто ест, растет и мило улыбается? Нет. Обычный ребенок доверяет отцу и матери, преодолевает все преграды. Со временем он испытывает свою власть, чтобы вредить, разрушать, запугивать, изматывать, портить, выуживать и присваивать. Все, что приводит людей в суд (или, в данном случае, в психиатрическую больницу), имеет свой нормальный эквивалент в младенчестве и раннем детстве – в отношении ребенка к собственному дому. Если дом способен противостоять всему, что он может вытворить, чтобы его разрушить, то он переходит к игре. Прежде всего необходимо провести исследования, особенно если есть сомнения относительно стабильности родительской ситуации и дома (под которым я имею в виду гораздо большее, чем сам дом). Сначала ребенку требуется осознать имеющиеся рамки, если он хочет чувствовать себя свободно, быть способным играть, рисовать картинки, быть безответственным малышом.
Почему должно быть так? Дело в том, что ранние этапы эмоционального развития наполнены потенциальным конфликтом и разрушением. Отношение к внешней реальности еще не сформировано, личность еще недостаточно хорошо интегрирована, примитивная любовь имеет деструктивную цель, а маленький ребенок пока не научился терпеть и справляться с инстинктами. Он может научиться управлять этими вещами и даже большим в стабильной и ориентированной на него обстановке. Вначале ему абсолютно необходимо жить в окружении любви и силы (с вытекающей из нее терпимостью), если он не слишком запуган собственными мыслями и фантазиями, чтобы добиться прогресса в своем эмоциональном развитии.
Что же произойдет, если семья не сможет предоставить это ребенку, прежде чем он получит представление о рамках как о части собственной натуры? Распространенное мнение состоит в том, что, почувствовав себя «на свободе», он продолжит наслаждаться жизнью. Это далеко от истины. Обнаружив рамки своей жизни нарушенными, он больше не чувствует себя свободным. Его охватывает тревога, и, если в нем все еще теплится надежда, он начинает искать рамки в каком-то другом месте. Ребенок, чей дом не дал ему ощущения безопасности, смотрит по сторонам в поисках другого дома: у него все еще есть надежда, и он смотрит на бабушку и дедушку, дядю и тетю, друзей семьи, школу. Он ищет внешнюю стабильность, без которой может сойти с ума. При условии, что в нужное время эта стабильность могла врасти в ребенка, как кости в его тело, он постепенно, в течение первых месяцев и лет своей жизни перешел бы к независимости от зависимости и необходимости быть кем-то руководимым. Зачастую ребенок получает от взаимоотношений с другими людьми и школы то, что не нашел в собственной семье.
Асоциальный ребенок просто смотрит немного дальше – на общество, вместо собственной семьи или школы, – чтобы обеспечить необходимую ему стабильность для прохождения через ранние и довольно важные этапы своего эмоционального развития.
Скажем так: крадя сахар, ребенок ищет свою хорошую мать, его собственность, у которой он имеет право брать все, например сладость. Безусловно, эта сладкая вещь принадлежит ему, потому что он извлек ее и ее сладость из своей способности любить, из своего изначального творческого потенциала, каким бы он ни был. Он также ищет своего отца, который «защитит» мать от его нападений, совершенных в попытке примитивной любви. Воруя за пределами собственного дома, ребенок все еще ищет маму, но с бо́льшей фрустрацией, в то же время все более нуждаясь в поиске
