127
Некоторые могут засомневаться в том, были ли воспоминания господина А. о похоронах его матери «настоящими» воспоминаниями или просто желанием что-то вспомнить. Если это была всего лишь фантазия, то она не могла появиться у него в начале курса психоанализа. Даже в таком случае воспоминание вряд ли направлялось его желанием: для него это было крайне болезненным переживанием и, без сомнения, не являлось магическим отрицанием реальности, поскольку он удостоверился в том, что присутствовал на похоронах. Как вы узнаете далее из этой главы (и последующих примечаний), сегодня исследования показывают, что некоторые дети в возрасте 26 месяцев способны осознанно запечатлеть события в памяти. Израильский психоаналитик и психиатр Йорам Йовелл, работавший в лаборатории Кандела, отмечает, что тяжелые жизненные травмы могут оказывать двойственное влияние на гиппокамп в момент формирования воспоминаний. Вырабатываемые в этот момент глюкокортикоиды способствуют возникновению отрывочных воспоминаний. Однако адреналин и норадреналин, выделяемые под действием стрессовых событий, могут заставить гиппокамп формировать «импульсные воспоминания», представляющие собой усиленные, яркие, эксплицитные (некогда произвольные, осознанные. — Прим. ред.) воспоминания. Возможно, именно поэтому у людей, перенесших травму, могут быть гиперяркие воспоминания для одних аспектов травмы и обрывочные воспоминания — для других. Вид мертвой матери вполне мог вызвать такое импульсное воспоминание у господина А. В конце концов, осторожное утверждение самого господина А. говорит само за себя: образ открытого гроба появился в его сознании именно как воспоминание, однако он предварил свой рассказ о нем осторожным «Мне кажется». См. Y. Yovell. 2000. From hysteria toposttraumatic stress disorder. Journal of Neuro-Psychoanalysis, 2:171–81; L. Cahill, B. Prins, M. Weber, and J. L. McGaugh.1994. в-Adrenergic activation and memory for emotional events. Nature, 371(6499): 702–4.
Мы недооцениваем развитие системы произвольной памяти на факты и события у детей младшего возраста, потому что, как правило, проверяем эту систему, задавая людям вопросы, на которые они отвечают словами. Очевидно, что дети, находящиеся в довербальном периоде, не могут рассказать нам о том, происходит ли у них сознательное запоминание определенного события. Однако недавно исследователи нашли способ тестирования детей младшего возраста, заставляя их ударять ногой, когда они распознают повторение событий и могут их запомнить. С. Rovee-Collier. 1997. Dissociations in infant memory: Rethinking the development of implicit and explicit memory. Psychological Review, 104(3): 467–98; C. Rovee-Collier. 1999. The development of infant memory. Current Directions in Psychological Science, 8(3): 80–85.
Сон господина A. («Я ищу что-то потерянное, но не знаю, что. Возможно, это часть меня… и я узнаю, когда найду это») совершенно явно сообщает о том, что у него проблемы с памятью и вспоминанием. Л. знает, что сам не может вспомнить, что потерял, но он также уверен, что узнает это, когда оно окажется прямо перед ним, поскольку узнавание является более базисной формой запоминания, чем вспоминание. Причем предсказание, содержащееся в его сне, оказалось совершенно точным. Ведь когда, в конце концов, Л. нашел то, что искал, он узнал это. И «находка» потрясла А. до глубины души.
Лауреаты Нобелевской премии Фрэнсис Крик и Грэм Митчисон предположили, что во сне происходит своего рода «обратное научение» — одна из задач мозга, видящего сны, заключается в том, чтобы забывать различные побочные образы. F. Crick and G. Mitchison.1983. The function of dream sleep. Nature, 304(5922): 111–14. См. также G. Christos. 2003. Memory and dreams: The creative mind. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press. Согласно их модели «мы видим сны, чтобы забывать». То есть мозг в процессе сна классифицирует некоторые события и образы как важные и достойные запоминания, а гораздо большее количество — как подлежащие забыванию. Эта теория прекрасно объясняет, почему мы забываем и наши сновидения. Но она плохо помогает понять, почему мы можем научиться столь многому из снов, особенно посттравматических, повторяющихся снов, которые видел господин А. и которые не мог выбросить из головы.
Сны часто носят беспорядочный характер и сложны для понимания, потому что во время сна «более высокие» психические функции действуют иначе, чем в период бодрствования.
Активируются области мозга, обрабатывающие эмоциональную информацию, а часть мозга, контролирующая наши рациональные действия, находится в относительно подавленном состоянии. Поэтому те желания и влечения, которые мы обычно сдерживаем или даже не осознаем, могут находить свое выражение в снах, о чем говорил Фрейд, а до него еще Платон.
Но почему наши сновидения сродни галлюцинациям? Почему мы переживаем то, что не происходит, как реальность? Когда мы находимся в состоянии бодрствования, мы сначала воспринимаем мир с помощью чувств. Если рассматривать зрение, то этот процесс начинается с того, что через глаза поступает входящая информация. После чего основная зрительная зона мозга получает прямые входящие сигналы от сетчатки глаз. Далее вторичная зрительная зона обрабатывает цвета и движения и распознает объекты. И, наконец, третичная зона (она находится в месте соединения затылочно-височной и теменной областей коры) собирает воедино эти образы и связывает их с другими сенсорными ощущениями. Таким образом, события, воспринимаемые нами конкретно, оказываются связанными друг с другом, после чего могут появиться более абстрактные мысли и значения.
Фрейд утверждал, что во время галлюцинаций и сновидений сознание человека «регрессирует». Под этим он понимал, что обработка образов происходит в обратном порядке. Мы начинаем не с получения ощущений от внешнего мира и последующего формирования абстрактных представлений о нем, а с наших собственных абстрактных образов — идей, представленных в конкретной, обычно визуальной форме, словно действие реально происходит в мире.
Аллен Браун показал с помощью сканирования мозга спящих людей, что те части мозга, которые первыми получают входящую зрительную информацию — первичные зрительные области, — во время сна отключаются. Однако вторичные зрительные зоны, интегрирующие входящую зрительную информацию разных типов (например, цвет, движение) в объекты, остаются в активированном состоянии. Поэтому образы сновидений, которые приходят не из внешнего мира, а изнутри, мы воспринимаем как «реальные» галлюцинации. Это согласуется с утверждением о том, что во время сна информационная обработка образов восприятия происходит в обратном порядке.
Интерпретацию снов следует начинать с анализа галлюцинаторных образов, которые кажутся странными и не связанными друг с другом, и прослеживать их до более абстрактных идей, которые их создают.
Невролог и психоаналитик Марк Солмс внес значительный вклад в изучение снов, исследуя пациентов, перенесших инсульт. Работая с этими пациентами, Солмс доказал, что сны состоят не только из зрительных образов. Он обследовал пациентов с повреждениями области мозга, необходимой для формирования зрительных образов. В состоянии бодрствования такие пациенты не могут формировать полноценные зрительные образы, помогающие воспоминанию. Одна женщина, у которой инсульт поразил именно эту область, не узнавала лица членов своей семьи, но могла узнавать их голоса. Сломс обнаружил, что в своих снах она тоже слышала лишь голоса, но не видела никаких визуальных образов; таким образом, ее сны были незрительными.
Другой пациент с похожим расстройством, которое возникло после удаления опухоли мозга, сообщал: «Во сне моя мама и еще одна дама не дают мне подняться». Солмс спросил, откуда он может это знать, если в сновидении у него нет зрительных образов. Пациент ответил: «Я просто знаю» и сообщил, что ясно ощущает, как его удерживают. Он сказал, что со времени операции его сновидения стали «мысленными». Другими словами, за зрительными образами снов всегда стоит процесс мышления.
Так каким же образом происходит формирование абстрактных мыслей у пациентов с повреждением третичных зон мозга? Ведь, по мнению Фейда, именно эта часть мозга ответственна за формирование сновидений. Солмс обнаружил, что в случае повреждения третичных зон, определяющих «идею» сновидения, люди перестают видеть сны. Это позволяет сделать вывод, что данная область играет важную роль в генерировании сновидений.
Солмс предполагает, что сновидения, как правило, сложно понять, потому что в них абстрактные идеи представлены визуально. В чем это выражается? Например, обобщенная идея: «Я — особенный человек и не обязан соблюдать правила, которым следуют другие люди», может быть образно выражена в сновидении, где оказывается, что вы умеете летать. Идея «я глубоко внутри себя боюсь, что не способен контролировать свои амбиции», может быть представлена в виде сна, в котором человек видит тело Муссолини после казни. К. Kaplan-Solms and М. Solms. 2002. Clinical studies in neuro-psychoanalysis. New York: Karnac; M. Solms and O. Turnbull, 2002, 209–10.
