Два выше приведенных примера можно считать довольно тривиальными в практике взаимоотношений, складывающихся внутри рабочего коллектива. Разумеется, вариантов похожих и иных конфликтных ситуаций существует множество и все они отнюдь не улучшают почву для профессиональной деятельности людей, объединенных в один рабочий коллектив. И здесь главная роль, несомненно, принадлежит лидеру, формальному или реальному, но лидеру, способному умело и тонко управлять нюансами человеческой психики, используя приемы и методы психологии труда, инженерной психологии, психологии межличностных отношений, наконец, педагогики, социологии и производственной культуры. Одного профессионализма, пусть даже высокого уровня, оказывается явно недостаточно, чтобы не только погасить конфликт, но, прежде всего, не допустить его возникновения. Конечно, авторитет руководителя, особенно подкрепленный его профессионализмом, в какой-то мере может при определенных ситуациях скрашивать неординарность личных проявлений, даже таких, как резкость в суждениях, категоричность, но отнюдь не хамство по отношению к подчиненному тебе человеку. Известно, например, что основатель нашей ракетно-космической индустрии С.П. Королев был человеком весьма резким и категоричным в суждениях. Но громадный авторитет этого человека, наделенного блестящими способностями конструктора, его воля заставляли порой людей делать почти невозможное. По-видимому, в определенной обстановке это оправдано. Так же, например, как и во время военных действий или действий во время экстремальных, чрезвычайных ситуаций, где на принятие решения и контроль за его выполнением, порой не остается времени для психологических нюансов. Разумеется, психика и того, кто отдает приказ, и того, кто его выполняет, находятся в ином, экстремальном состоянии, но именно это мобилизует в короткий срок все, в том числе и скрытые резервы, позволяющие разрешить возникшую ситуацию.
Экстремум в коллективе потенциально заложен несоответствием характеров людей, его составляющих. Даже сильная (профессионально значимая) мотивация не является непреодолимым барьером для неадекватных реакций двух или нескольких людей в ответ на один и тот же провоцирующий фактор.
Но все же, для того, чтобы конфликтная ситуация возникла, необходима «первоначальная искра», пусковой триггер-фактор, включающий совокупность внешних и внутренних причин. К внутренним причинам как раз и относятся точки (плоскости) соприкосновений человеческих характеров и привычек. Личность, во всем многообразии своего статуса, обладает своеобразным «рецептивным полем», которое отнюдь не ограничивается рецептивными системами человека. Порой то, что мы называем «фибрами души», гораздо тоньше, быстрее и адекватнее реагирует на внешний сигнал, исходящий не только от неодушевленной системы, но и, что более важно, от другого человека, уже через мгновение объединенного с другим человеком в единую, «экстремальную» или, напротив, «адекватную» систему.
Такая пара, являя собой своеобразный «керн» развивающейся ситуации, может стать пейсмеккером, задающим ритм и режим распространяющейся волны конфликтной ситуации, энергия которой может стремительно возрастать по мере вовлечения очередных элементов (индивидов) коллектива. Но в отличии от неорганизованной толпы, которая представляет собой конгломерат, сформировавшийся в силу определенных причин и ждущий синхронизирующей вспышки, коллектив, изначально объединенный целями и задачами, более инертен к воздействию пейсмеккера, у него есть определенная инерция в проявлении реакций, здесь присутствует сдерживающее начало, которое и необходимо учитывать в процессе коррекции поведения коллектива.
И если в толпе сознательная личность «растворяется», нивелируется, подчиняясь либо общему хаосу, либо той дремучей силе, которая будучи изначально заключена в толпе, готова непредсказуемо проявиться, то в коллективе, даже находящемся в состоянии возбуждения и дрейфа ориентации, личность тем не менее, остается индивидуальностью, активно или пассивно продолжающей поиск адекватной позиции.
Конфликтная, экстремальная ситуация в коллективе — беда социального масштаба, поскольку сам факт объединения разноликих по характеру, привычкам, ориентациям и мотивациям людей, даже на добровольных началах вступающих в коллектив, есть акт определенного насилия над личностью, потенциально создающий почву для проявления экстремума. Но пока именно коллектив в состоянии не только породить конфликт, но и погасить его, если алгоритмы и цели лидера совпадают с таковыми самого коллектива.
Экстремум в семье
Семья, как «элементарная» ячейка общества, существует с незапамятных времен. По сути — это небольшой коллектив, связанных родственными узами людей. Как правило, организующим началом в семье является мужчина (муж, отец), хотя бывают и исключения. Материальное обеспечение, жилье, наиболее трудные оргвопросы ложатся прежде всего на мужчин. Но наиболее оптимальные решения принимаются коллегиально, иногда и с привлечением детей, если они уже достаточно взрослые для подобных ситуаций.
Вполне понятно, что психологический микроклимат в семье — залог благополучия и успеха или — напротив — тяжелых семейных драм, скандалов, распрей вплоть до распада семьи со всеми вытекающими последствиями. Особенно уязвимым звеном в семейных конфликтах являются дети. Становление личности ребенка, его характера, адаптивно-приспособительных реакций, формирование будущей судьбы — все это определяется взаимоотношениями между родителями и детьми.
В современном обществе примат воспитания принадлежит матери. Отцы, в силу занятости, как правило, меньше уделяют внимания детям. Отсюда вполне понятно, что мнение и слово матери имеет больший внутренний отзвук в душе ребенка, чем порой более строгий и категоричный приказ отца. Понимая, что отец, как глава семьи, обладает решающим голосом, ребенок, выполняя приказ отца, тем не менее, в глубине души может не соглашаться с ним, оставаясь более солидарным с мнением матери в каком-либо спорном вопросе.
При повторяющихся неоднократно спорных (конфликтных) ситуациях в психике ребенка постепенно может сформироваться базис для внутреннего протеста на действия и поступки отца, что уже само по себе служит почвой для напряжения психики, неадекватных реакций и в итоге может привести к срыву, обострению взаимоотношений и явному или скрытому протесту в любой, подчас весьма экстремальной форме.
Пример: В семье четыре человека: отец (42 года), мать (40 лет) и двое детей — сын (15 лет) и дочь (11 лет). Отец работает начальником цеха, мать, в этом же цехе, диспетчером. По складу характера отец — волевой человек, профессионально исполняющий свой служебный долг, решающий разнообразные производственные и организационные задачи на участке сборки автомобилей (в подчинении около 300 человек). Он много курит, пьет умеренно, но после дозы алкоголя становится агрессивным, хотя до рукоприкладства по отношению к жене и детям дело не доходило. К детям относится неоднозначно, и хотя больше любит сына, в отношении к нему всегда был категоричен, в раннем детстве часто наказывал, но никогда не бил. Диалог с сыном и дочерью — всегда в приказном порядке. По отношению к жене — тот же вариант. Сын, после очередной «проработки» часто (особенно до школы) искал защиты у матери, мягкой по характеру женщины, редко пытавшейся возражать мужу. Во время учебы в 8 классе сын впервые попытался возразить отцу по поводу очередной разборки, но был грубо и с угрозами вытолкан из комнаты. Мать пыталась вступиться за сына и на этой почве разразился скандал в присутствии дочери, у которой началась истерика. Мать с двумя детьми ушла к своим родителям и пробыла у них двое суток. В последующем подобные сцены повторялись неоднократно, в результате чего в семье возникла напряженная психологическая обстановка. Дети стали бояться отца, а когда тот приходил домой нетрезвым, уходили к бабушке и дедушке. Во время очередного скандала, когда отец пытался закрыть дверь ключом, чтобы дети не ушли из квартиры, сын, в аффекте, ударил его по руке и, не надев куртки, выскочил на улицу. Пока добирался до дома, где жили бабушка и дедушка (дело происходило в ноябре) промок под холодным дождем и, простудившись, тяжело заболел. После выздоровления домой возвращаться категорически отказался. Отец несколько раз пытался наладить с сыном отношения, но мальчик, окончательно замкнувшись, избегал любых контактов с отцом. Позже в беседе с психологом, мать призналась, что сын, называя отца извергом, просил ее оставить отца и переехать жить к бабушке и дедушке. Этого в силу определенных обстоятельств сделано не было. Когда мальчик учился уже в 10 классе, отец, в нетрезвом состоянии, придя к родителям жены, силой пытался увести сына домой. Мальчик, вырвавшись, убежал и несколько дней не появлялся дома, ночуя в подъездах и на чердаках, где и познакомился с несколькими беспризорниками. Там же впервые в жизни попробовал и начал курить, однако, видимо живо помня состояния отца, от предложений попробовать водку упорно отказывался. Как ни покажется странным, но в школе учился по-прежнему на «хорошо» и «отлично», но стал замкнутым, в классе почти ни с кем не дружил, ведя вторую, как он сам потом признался, «тайную» жизнь в компании чердаков и подвалов. В первом в своей жизни коллективном ограблении продуктового ларька участвовал скорее пассивно, помогая лишь спрятать продукты в подвале и затем сбывая на рынке, то, что ему выдавалось. Через два месяца после этого события стал свидетелем избиения и ограбления взрослого мужчины тремя своими товарищами «по подвалу». Сам в этом непосредственного участия не принимал, стоял «на шухере». Когда здесь же торопливо делили деньги, часы и кольцо, отобранное у мужчины, тот попытался подняться. На приказ: «Подойди и угомони его!» — отреагировал вначале отказом, но затем, уступив повторному приказу с угрозой, подошел к мужчине и, перевернув его лицом вверх, узнал отца. Дальнейшие события развивались стремительно: достав нож, бросился на стоявших в ожидании дружков и успел нанести одному удар в плечо. Завязавшаяся драка была остановлена нарядом милиции.