а Статья Эйхенбаума — "Литература и литературный быт" ("На литературном посту", 1927, № 9).
6 Имеется в виду рецензия О. Бескина на "Третью фабрику" Шкловского, напечатанная в № 7 "На литературном посту" под названием "Кустарная мастерская литературной реакции". В письме от 8–9 апреля 1927 г. Эйхенбаум писал Шкловскому: "Юра тоже отдал свою статью о литературной эволюции в «Пост» — она пойдет, вероятно, без возражений: в ней трудно редакции понять что-либо, напечатают из уважения. Он тоже смущен статьей Бескина — напиши нам, тебе виднее. Я намекаю Авербаху, что следовало бы им показать, что редакция не подписывается под этой статьей — если журнал, так он пишет мне, стремится к серьезному, деловому и вдумчивому обсуждению разногласий" (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 782).
Статьи Эйхенбаума и Тынянова в журнале "На литературном посту" были встречены как свидетельство методологических затруднений и существенных перемен внутри формальной школы (в этом же плане воспринимались вышедшие в 1928 г. книги Шкловского "Матерьял и стиль в романе Льва Толстого "Война и мир"" и Эйхенбаума — "Лев Толстой", кн. 1. См., напр.: М. Григорьев. Кризис формализма. — В его кн.: Литература и идеология. М., 1929 (первоначально: "Печать и революция", 1927, № 9); Е. Мустангова. Формалисты на новом этапе. В сб.: За марксистское литературоведение. Л., 1930; Ц. Вольпе. Теория литературного быта (там же); П. Н. Сакулин. К итогам русского литературоведения за десять лет. — "Литература и марксизм", 1928, кн. I.
После опубликования статьи проблема не перестает занимать Тынянова. В переписке со Шкловским 1928 г. повторяется мысль о будущей совместной работе — построении систематической истории русской литературы, несомненно в связи с концепцией, которая складывалась у Тынянова в 1925–1927 гг. Об этом же замысле говорит в дневниковой записи от 15 мая 1928 г. Эйхенбаум: "Витя приехал на два дня. С Юрием просидели вечер у меня. Толковали о многом. О будущей нашей истории литературы. Это было бы действительно дело!" (ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 247; ср. в предисловии Эйхенбаума к сб. "Русская проза", стр. 6–7, а также прим. к "Предисловию к АиН").
Конец 1928 г. был отмечен энергичными попытками реорганизации Опояза на основе переосмысления теоретических принципов общества (о направлении этого переосмысления см. прим. к тезисам "Проблемы изучения литературы и языка"). 16 декабря 1928 г. Тынянов изложил содержание статьи, выступая в Пражском лингвистическом кружке с докладом о литературной эволюции (см. прим. к указ. тезисам).
Изменение названия статьи в АиН в известном смысле знаменательно: оно как бы засвидетельствовало прекращение работы над проблемой — «вопрос» оказался ответом. Изложен он в тезисной форме и потому требует подробного комментария.
Иной ответ — концепцию литературного быта — предлагал в ряде статей этих лет Эйхенбаум (вошли в его кн. "Мой временник", 1929). Как любезно сообщила комментаторам Л. Я. Гинзбург, обсуждение этой концепции в семинаре Эйхенбаума и Тынянова (первая половина 1927 г.) стало одним из эпизодов кризиса семинара, прекратившего свою работу в 1927 г.: "Теория была встречена возражениями. Выслушав их, Борис Михайлович сказал: "Семинарий проявил полное единодушие. Я — в ужасном положении. Но положение могло быть еще гораздо ужаснее. Представьте себе, что так, лет через пять вы начали бы говорить какие-нибудь там новые, смелые вещи и я бы вас не понимал. Ведь это было бы ужасно! К счастью, сегодня все получилось наоборот!""
И сам Эйхенбаум, и молодые авторы, последовавшие за концепцией литературного быта (М. Аронсон и С. Рейсер. Литературные кружки и салоны. Л., 1929; Т. Гриц, В. Тренин, М. Никитин. Словесность и коммерция. М., 1929) в-г, ссылались на "Литературный факт" и "О литературной эволюции" как на принципиально близкие им работы. Действительно, стремление к теоретическому обоснованию истории литературы, различение категорий эволюции и генезиса, поиски выхода к внелитературным рядам присущи и Эйхенбауму и Тынянову. Но они намечали два разных пути — ближайших конкретных исследований и "опережающих") теоретических построений.
в-г Приводим (в переводе) рецензию Тынянова на эту книгу: "В настоящее время в теории и истории русской литературы одним из наиболее актуальных является вопрос о взаимосвязи между литературой и другими социальными областями. Книга молодых московских исследователей представляет собой попытку изучить "литературную среду", область, наиболее близко стоящую к литературе. Русский термин "литературная среда" является очень запутанным комплексом. Сюда относится как проблема профессионализации писательской работы, так и проблемы исторической роли дилетантизма, книжного рынка, соотношения между журналом и альманахом. Практически совершенное отсутствие исследований по этим чрезвычайно важным проблемам объясняет то вполне понятное предпочтение к многокрасочному материалу, которое обнаруживают пионеры этих изысканий. Эта весьма широкая тематическая палитра рассматриваемой книги является ее сильной и, одновременно, слабой стороной. Богатство привлеченного исторического материала, представленного к тому же в свете современных проблем, несомненно, вызовет живой интерес. В то же время то обстоятельство, что авторы отказались от необходимой научной обработки этого материала, следует оценить как недостаток книги. Всю же работу следует характеризовать как одну из первых попыток забить шурф (Schurfungsversuche) в одной из важнейших областей современного русского литературоведения" ("Slavische Rundschau", 1929, № 3, S. 191). Ср. в письме к Шкловскому из Праги (декабрь 1928 г.): "Поблагодари своих молодых, они очень быстро исполнили мою просьбу и прислали "Словесность и коммерцию" с трогательной надписью. В книге они, конечно, захлебнулись от интереса и удивления. Материала в ней тронуто слишком много. И это по крайней мере свежо, хоть и зелено, Я написал рецензию, хорошую" (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 723).
Эти построения основываются на идее системности. Как и в "Литературном факте", исходные постулаты мыслятся тождественными для литературы в целом и для отдельных ее участков. Предлагается предварительное условие: признак системности приписывается литературе (данной эпохи) вообще и любому произведению, и притом считается основным. Отсюда по крайней мере двойная соотнесенность всякого рассматриваемого элемента произведения — с каждой из этих систем (практически отношение конкретного текста со "всей литературой" опосредствовано жанром). Это представление Тынянова опередило свое время и передало последующей науке задачу большой сложности. Еще и в настоящее время принцип системного подхода наиболее последовательно проводится при анализе отдельного текста, значительно менее последовательно при обращении к совокупности текстов одного автора или нескольким сопоставляемым текстам разных и в совершенно недостаточной степени применяется для описания "всей литературы" данной эпохи д. Следует отметить одно чрезвычайно важное следствие, вытекающее из признания любого факта литературы системным: в процессе литературной эволюции отступление данного факта от прежней его соотнесенности подчеркивает эту соотнесенность, актуализует всю систему литературных связей (см. пункт 9 статьи). Таким эффектом сопровождаются, в частности, жанровые новации е. Другой важнейший тезис Тынянова интерпретирует категорию формы и в частном случае — феномен "новой формы". В связи с этим надо подчеркнуть, что Тынянов употреблял (не всегда последовательно) термин «функция», не придавая ему целевого значения (что соответствует общему его отталкиванию от телеологического понимания поэтики — ср. прим. 17). Сказать, что элемент (произведения — или произведение как элемент "всей литературы") выступает в некоторой функции не значит определить, с какой целью он употреблен (даже если цель понимается не как субъективно творимая, а как заданная объективно); это значит прежде всего определить область корреляций элемента, провести линию соотнесенности — одну из множества линий, образующих схему данной литературной системы. Абстрактная схема функций-соотнесенностей и есть начало, организующее эмпирическую совокупность форм, непрерывное возникновение которых образует реальную жизнь литературы. Любой формальный элемент (или целостная "форма") представляет собой реализацию некоторого отношения и в этом плане мыслится зависимым от функции. Одна из подготовительных записей к статье так определяет соотношение основных категорий концепции: "Главное в историко-эволюционном порядке — форма. Главное в логическом порядке — функция" (АК). Блестящее рассуждение, проведенное в этом плане, — в добавлении 1928 г. к "Стиховым формам Некрасова" (см. в наст. изд.), статье, где уже было намечено понимание функциональных различий в использовании тождественных формальных элементов. (Ср.: T. Todorov. Poetique de la prose. Paris, 1971, p. 19).
