Спрашивается, что ксерокопировал я задолго до Х Съезда писателей России? На том съезде директор ИМЛИ обвинил меня в попытках продать рукописи, утверждая, что якобы я «поднимал ставку, сначала 50 тысяч долларов, потом 500 тысяч», что иначе, как злобной клеветой, я назвать не могу.
Директору ИМЛИ поверил директор «Пушкинского дома», сообщивший прессе, что «пять лет назад на рукопись вышел один из журналистов, запросивший с литераторов 500 тысяч долларов за указание ее местонахождения. Но недавно исследователи творчества Шолохова сами нашли рукопись». Хочу спросить директора ИРЛИ Николая Скатова, на что «вышел» я, о чем докладывал ИРЛИ в 1991 году?
ИМЛИ до последнего времени возглавлял Феликс Кузнецов, сыгравший в ХХ веке роль, которую в XIX веке исполнял в русской литературе Фаддей Булгарин, тесно связанный с тайной полицией, 111 отделением. Пусть читатель не подумает, что, вынося столь строгий приговор, я руководствуюсь слухами. В мемуарах «Волчий паспорт», изданных в 1998 году, Евгений Евтушенко пишет: «Одному сравнительно молодому, считавшемуся тогда прогрессивным критику Феликсу Кузнецову предложили руководящий пост в Московской писательской организации. Он приехал ко мне на дачу, чтобы уговорить меня сотрудничать с ним в будущем руководстве. Помявшись, добавил: «Только вот что, Женя, мне надо твердо знать, будешь ли голосовать за исключение диссидентов?» – «Каких именно? – спросил я. – Ведь все зависит от каждого конкретного случая». – «Ну, какие будут», – опуская глаза, сказал он. «Но ведь кто-то может быть ни в чем не виноват», – возразил я. «Есть люди, которые лучше нас знают, кто виноват, кто нет», – торопливо ответил этот современный Клим Самгин».
С «людьми, которые лучше нас знают, кто виноват, кто нет», тесно общался господин Кузнецов, будучи секретарем Московской писательской организации. Он травил писателей, выпустивших «Метрополь», вкупе с «литературоведами в штатском», которые лучше его знали, кто виноват, кто нет.
Выступив с сенсационным заявлением о «найденных рукописях» Кузнецов поставил не только себя, но и уважаемый институт в ложное положение. Десятки раз в СМИ (ТАСС, ИТАР-ТАСС, «Правда», «Известия», «Московская Правда», «Аргументы и факты», «Вечерняя Москва», «МК», «Молот», «Рабочая трибуна», журналы «Москва», «Вопросы литературы», Первый канал, Второй канал, Московское радио) я рассказывал о найденных рукописях, защищал авторство Шолохова, боролся с клеветниками. В 1995 году вышла книга «Кто написал «Тихий Дон»», хорошо известная директору ИМЛИ. В ней проанализирован текст рукописей. После выхода книги Ф. Ф. Кузнецов в своем кабинете в присутствии В. В. Петелина предложил мне штатную должность научного сотрудника и высказал мнение, что работа заслуживает присуждения без защиты диссертации Honoris causa – за заслуги – научной степени. Но с условием, что я сообщу, у кого хранится рукопись и передам ее институту, что тогда по причинам, о которых речь идет в книге, я при всем моем желании не мог сделать.
К слову сказать, я неоднократно пытался устно и в письмах убедить хранительницу рукописи передать ее государству. В 1990-91 годах сообщил о них в ЦК КПСС, встречался с руководящими работниками, ведавшими идеологией, помощником Генерального секретаря М. Горбачева академиком Фроловым. В этом мне помогал писатель Георгий Пряхин, тогда заместитель заведующего отделом ЦК КПСС.
Директор института мировой литературы не только присвоил мой приоритет, но и ввел в заблуждение правительство, докладывая, что якобы ИМЛИ занимался «многолетними поисками» рукописей. Ничем подобным институт не занимался, не выступал в годы «перестройки» против травли, которой подвергся покойный писатель в СМИ в обстановке вседозволенности, прикрываемой флагом «плюрализма мнений».
Искать владельцев рукописей ИМЛИ начал весной 1998 года после моей информации 25 февраля 1998 года в «Известиях». Тогда я впервые сообщил, что рукопись «осталась в Москве в семье друга, который погиб на фронте». Цитирую «Известия»: «Известному московскому журналисту Льву Колодному удалось ксерокопировать рукопись, опубликовать ряд фрагментов, не вошедших в канонический корпус романа, и сделать этот факт достоянием читателей и ученых». Та публикация не осталась незамеченной ИМЛИ, в ней директор Ф. Кузнецов признался: «Мы знаем, рукопись в Москве, знаем о работе Льва Колодного».
Свою порцию лжи растиражировал заодно с директором профессор А. Ушаков, заведующий отделом института. «Несколько лет назад, – заявил он СМИ осенью 1999 года, – московский журналист Лев Колодный выступил с сенсационным заявлением, что удалось найти человека, у которого хранится рукопись романа. Мы, работники института, решили вести свой собственный поиск. Это было сложное дело. Я вычертил две схемы: «потомки Левицкой», редактора первой части романа, и «потомки Кудашева», близкого друга писателя. В конце концов мы в ИМЛИ пришли к выводу, что рукописи находятся в семье Кудашевых. Там мы их нашли год назад». Зачем было чертить схемы, если любой исследователь творчества Шолохова осведомлен, что другом Михаила Шолохова, погибшим на фронте, был Василий Кудашев? Получив из «Известий» информацию, с помощью правоохранительных органов без особых усилий ИМЛИ установил адрес семьи Кудашева. Профессор Ушаков выдумал, что якобы в книге я «увел читателя в сторону, создав впечатление, что рукописи находятся у родственников Левицкой». Тот, кто прочтет книгу, увидит, что никого в сторону я не увожу.
Когда «Тихий Дон» оказался в ИМЛИ, директор института, прежде не изучавший биографию и творчество Шолохова, сам взялся за рукописи романа. Шолоховскую группу он распустил в 1995 году. Ее руководитель, всю жизнь занимавшийся исследованием творчества М. А. Шолохова, Виктор Петелин вынужден был уйти из института. По поводу выдумок Феликса Кузнецова в «Литературной России» им сказано: «Кузнецов заявил о том, что якобы ИМЛИ нашел рукопись «Тихого Дона» в 1999 году. СМИ разнесли по свету эту сенсацию директора ИМЛИ, хотя рукопись за много лет до него нашел Лев Колодный. Это серьезное открытие ХХ века в области шолоховедения, глубокий сдвиг в сторону прояснения многих вопросов». Об этом В. В. Петелин подробно написал в своей книге «Жизнь Шолохова», изданной в 2002 году.
Хочу в третий раз выразить публично глубокую благодарность директору издательства «Голос – Пресс» секретарю Союза писателей России Петру Алешкину. Без него я бы не смог опубликовать в 1995 году рукопись, которую отвергли издательства. Москвы и Ростова – настолько глубоко пустила корни клевета даже на родине творца, для которой он так много сделал.
Но все плохое позади. Впереди юбилей. Отчеканена медаль по случаю столетия гениального писателя. В Москве решено открыть памятник автору «Тихого Дона». Им является Михаил Александрович Шолохов, в чем вряд ли кто теперь усомнится.
Книга первая. Друзья и письма
(Косвенные доказательства)
Глава первая. «На Плющихе в долгом переулке…»
Глава первая, которая начинается с воспоминаний юности, объясняющих личный интерес автора к Шолохову, побудивший его обратиться к умиравшему писателю с несколькими вопросами о его прошлом, на которые были получены короткие, но точные ответы. Они помогли пойти с самого начала по верному пути. Поэтому читатель узнает, в какой московской гимназии учился будущий писатель, где жил на Плющихе в 1914–1916 годах, будучи гимназистом, а позднее – московским безработным и разнорабочим, когда перед ним захлопнулись двери Московского университета, куда он безуспешно постучался, не имея аттестата зрелости и путевки комсомола на учебу. Мы узнаем имена некоторых давних знакомых и друзей Михаила Шолохова в Москве, где он собирался работать и жить, ради чего даже успешно судился с соседями, чтобы заполучить жилплощадь в столице. Некоторые ценные сведения об этом сообщает Мария Петровна Шолохова, дочь станичного атамана…
О том, что Михаил Шолохов подолгу жил в Москве, я узнал случайно и давно – летом 1950 года в студенческом общежитии МГУ на Стромынке. Там я познакомился со сверстником – Борисом Русиновым. Поразил он меня необычайно тем, что по дороге в столицу из Грозного заехал на Дон, добрался до Вешенской и там, по его словам, попросил Михаила Шолохова дать ему рекомендательное письмо для поступления в Московский университет. С этим письмом он и явился в приемную комиссию на Моховой.
Отца Борис Р. потерял в дни войны, мать работала уборщицей, получала мало. Однако она помогла сыну получить аттестат зрелости и снарядила в далекую дорогу…
Все это я узнал от Бориса Р., когда мы готовились в читальном зале к вступительным экзаменам. Примерно это якобы рассказал он и Михаилу Шолохову, принявшему его и обласкавшему в своем доме. Не исключено, что к шолоховской просьбе члены приемной комиссии филологического факультета, куда на отделение журналистики мы поступали, прислушались. Во всяком случае, Борис Р., в отличие от всех других известных мне абитуриентов, единственный сдавал все экзамены на пятерки, хотя ни эрудицией, ни какими-то другими талантами не выделялся среди обитателей Стромынки. Но даже всех пятерок для иногородних, а именно к ним относился Борис Р., оказалось мало. Требовалось наличие места в общежитии. Из-за этого злосчастного места все могло сорваться. Когда приемная комиссия решала судьбу Бориса Р., он, не теряя времени, отправился на почту и дал телеграмму в Вешенскую, еще раз обратившись за помощью.