В общем, это путь, обычный для каждого писателя, если он желает создать реалистический роман.
Исследователями творчества писателя установлено, что Шолоховым использованы факты, названия, наименования, цифры, фамилии исторических лиц из разных источников: сборника «Пролетарская революция на Дону», выходившего в Ростове в 1922 году, книг А. А. Френкеля «Орлы революции», «Русская Вандея», вышедших в Ростове в 1920 году, книги Дана Деллерта «Дон в огне» 1927 года… Использовались выходившие в те годы мемуары белых генералов Краснова, Лукомского, Деникина, газетные, журнальные, архивные источники. Но главное взято из самой жизни, из виденного Михаилом Шолоховым, из слышанного от земляков, казаков.
Идя по следам недавних событий, описывая родной край, Михаил Шолохов, естественно, в первую очередь использовал колоссальные богатства собственной феноменальной памяти, вобравшей впечатления и переживания детства и юности, памяти, не подверженной порче временем.
Память эта позволяла обходиться без записных книжек, держать все необходимое в голове, память эта, по словам очевидцев, позволяла в пятьдесят пять лет диктовать на машинку целые главы, не заглядывая в текст рукописи, читать наизусть отрывки из «Войны и мира», стихи, собственные сочинения, в частности, неизданные рассказы. Такая память бывает у гениев.
Михаил Шолохов меньше всего нуждался в «бытописательском» материале. Черпать его из чьих-либо произведений, будь то Льва Толстого, Александра Серафимовича, Константина Тренева, тоже писавшего о донских казаках, или Федора Крюкова ему не было никакой нужды, потому что впитал он с молоком матери соки тихого Дона.
Передо мной в годы «частного расследования» версии о плагиате встал вопрос: кто в Москве, кроме друзей-сверстников, знал о работе над романом в 1926–1927 годах?
Знал ли о работе над «Тихим Доном» Александр Серафимович?
Отношения с Александром Серафимовичем поначалу из-за разницы лет и места, занимаемого им в литературе, складывались как младшего со старшим, начинающего – с мастером.
Письмо в Москву из Вешенской, направленное в декабре 1926 года, в разгар работы над романом, начинается словами полуофициальными, полудружескими:
«Уважаемый и дорогой т. Серафимович!
Посылаю Вам книгу моих рассказов «Лазоревая степь». Примите эту памятку от земляка и одного из глубоко и искренне любящих Ваше творчество… Прошу Вас, если можно, напишите мне Ваше мнение о последних моих рассказах: «Чужая кровь», «Семейный человек» и «Лазоревая степь». Ваше мнение для меня особенно дорого и полноценно».
И ни слова о том, что день и ночь работает над «Тихим Доном».
Проходит два с половиной месяца, 22 февраля 1927 года, не получив ответа от Серафимовича, Михаил Шолохов шлет ему другое письмо, напоминает о посланной книге:
«…Месяца два назад я послал Вам свою книгу «Лазоревая степь». Если найдете время, очень прошу Вас, черкните мне о недостатках и изъянах. А то ведь мне тут в станице не от кого услышать слово обличения, а Ваше слово мне особенно ценно…».
Это пишет автор «Тихого Дона»: на его столе тогда лежал черновик двух частей романа.
Прошло еще полгода, и Михаил Шолохов, радостный и полный надежд, привозит в Москву рукопись, заявляется с ней к друзьям.
«– Ну вот, приехал, нагрохал первую часть. А куда девать, не знаю», – так описывает в воспоминаниях эпизод появления в Москве в 1927 году Михаила Шолохова редактор «Журнала крестьянской молодежи» писатель Николай Тришин.
Рукопись Государственное издательство отвергло.
«Не проходит! Замахали руками, как черт на ладан: восхваление казачества. Идеализация казачьего быта. И все в таком роде. Куда еще тащить?» – это сцена из воспоминаний Николая Гришина. Тогда-то и попала рукопись в редакцию журнала «Октябрь». И там она не вызвала восторга: рукопись предложили намного сократить, членам редколлегии роман показался «бытописательским», без политической остроты. Чтобы решить вопрос окончательно, редколлегия решила дать на заключение рукопись «почетному редактору» Александру Серафимовичу. Вот так еще раз он оказался причастным к судьбе молодого Михаила Шолохова.
Обычно во многих книгах дело изображается так, что Александр Серафамович, прочитав рукопись, распорядился тотчас ее напечатать.
«– Эка беда, что номер сверстан! – якобы решительно отвел он возражения. – Что у нас в номере, напомните… Отрывок из моей «Борьбы»… Снять…»
И так далее в том же духе.
Все происходило не столь просто – ведь Александр Серафимович являлся не главным редактором, а «почетным редактором», не мог отдавать распоряжения, ему приходилось убеждать, советовать.
Гораздо больше правды в записи, сделанной самим Александром Серафимовичем.
«С Лузгиным (заместитель редактора журнала. – Л.К.) сидим в ресторане Дома Герцена, говорим о редакционных делах. Уговариваю печатать Шолохова ««Тихий Дон». Упирается».
В конце концов Александр Серафимович настоял на своем. И, как известно, первый том был напечатан в январе – апреле 1928 года в «Октябре», без сокращений. В апреле появилась в газете «Правда» восторженная рецензия Александра Серафимовича:
«Да, из яйца маленьких недурных, «подающих надежды» рассказов вылупился писатель, особенный, ни на кого не похожий, со своим собственным лицом, таящий огромные возможности».
Спустя менее чем год пришлось снова Александру Серафимовичу браться за перо и обращаться в «Правду». Вместе с другими писателями, как мы знаем, он подписывает открытое письмо, защищающее честь автора «Тихого Дона»…
* * *
Кого-кого, а Александра Серафимовича, всякое повидавшего за долгие годы работы в литературе, такой поворот дела не обескуражил. Он хорошо помнил случай из собственной практики. Его первые рассказы, напечатанные в газете «Русское слово», вызвали такую реакцию у одного из приятелей:
«– Верно, здорово ты написал. Но зачем ты у Короленко все лупишь?
– Как?
– Вот у тебя страница, а вот у Короленко, до чего же похоже…».
Русская литература велика, кроме известных классиков, прославленных писателей, творят ее сотни и тысячи «второстепенных», малоизвестных и совсем не известных литераторов. Всегда при желании можно найти между великим и малоизвестным писателем нечто общее, причем не только в темах, сюжетах, но и в названиях, именах… Кто не знает поэмы Твардовского «Василий Теркин»? Но ведь до него, как выяснилось, существовал в русской литературе другой, никому не известный, забытый герой Василий Теркин, неведомый в свое время нашему замечательному поэту.
Не знал и Михаил Шолохов, что до него за четверть с лишним века на страницах журнала «Русское богатство» печатались очерки под названием «На тихом Дону»…
* * *
Что известно мне было известно о судьбе «Тихого Дона»?
Роман-эпопея «Тихий Дон» общепризнан как выдающееся произведение русской литературы, да и всей мировой литературы. Его ставят рядом с «Войной и миром» Льва Толстого. С момента выхода в свет первых двух томов шолоховского романа, а именно они служили объектом главных нападок, прошло много лет. За эти годы «Тихий Дон» прочли миллионы людей. Роман публиковался многократно в Советском Союзе и за рубежом. Постоянно появляются новые издания, как на русском языке, так и переводные. Время над романом не властно. Но рукописей первых двух томов в государственных архивах нет. И это обстоятельство породило множество домыслов, бороться с которыми пришлось с помощью ЭВМ, да и их выводы пытаются оспаривать…
– Знаете, – предостерегал меня опытный литературовед, – дело, за которое вы беретесь, столь же сложное, как вопрос об авторстве «Слова о полку Игореве».
Рукопись «Слова о полку Игореве» сгорела в войне 1812 года. С тех пор литературоведы спорят о подлинности великого творения древности.
Не раз писали, что рукописи «Тихого Дона» сгорели в войне 1941–1945 годов…
Неужели только в романах они не горят?
Шолоховский роман-эпопея состоит из четырех томов.
««Тихий Дон» имеет около девяноста печатных листов, – рассказывал писатель до войны корреспонденту «Известий» Исааку Экслеру, одному из первых приоткрывая завесу над историей создания романа. – Всего же мною написано около ста листов. Удалить пришлось листов десять… А вообще материала было так много, что одно время я подумывал о пятой книге романа».
Что это именно так, подтверждает четвертый том «Тихого Дона», наиболее объемистый: в нем печатных страниц на сто больше, чем в ранее вышедших томах.
Произведем несложный подсчет. В собрании сочинений М. А. Шолохова (изд-во «Правда», 1980) четыре книги романа составляют свыше 1800 страниц печатного текста. Поскольку его восемь частей переписывались по нескольку раз, в свое время у автора хранились тысячи рукописных страниц, не считая машинописных.
В Пушкинский Дом поступила из архива М.А. Шолохова всего одна папка с автографами романа – рукописными и машинописными.