Между тем, автор «Quo Vadis?» прекрасно знал труды Ренана, и Нерон в его книге в полной мере соответствует характеристике, данной императору французским историком-позитивистом.
«Сам Нерон, — читаем в „Антихристе“, — представлял собой в одно и то же время нечто и чудовищное, и смешное, и грандиозное, и нелепое. Цезарь был человек весьма образованный, и сумасшествие его оказалось преимущественно литературным. Грёзы всех веков витали в диком хаосе в бедном мозгу артиста, посредственного, но с убеждением преданного искусству». Нерон, по Ренану, — «смесь сумасшедшего, простака и актёра», «романтик, оперный император, меломан, дрожащий перед партером и заставляющий партер дрожать перед собою. Сенека принёс своему ученику гораздо более зла своим литературным вкусом, чем добра — прекрасной философией. Упражняя своего ученика в искусстве выражать мысли, каких в голове его никогда не бывало, заранее подбирать напыщенные фразы, он сделал из него комедианта, завистливого и ревнивого. Фигляр достиг права располагать жизнью и смертью своих зрителей; дилетант угрожал людям пытками, если они не восхищались его стихами». После пожара тиран расправился с опасной, не скрывавшей неприязни к распутному варварскому Риму, сектой. И обставил чудовищную расправу как изуверское представление. Тысячи христиан запылали живыми факелами, освещая языческие праздники в садах цезаря за Тибром. «Из казней делали общественную забаву, — писал Ренан. — Самым уважаемым христианкам суждено было испытать эти неистовства. Одним пришлось изображать Данаид, другим Диркею».
Лигия, главная героиня романа Сенкевича, и осуждена изображать мифическую Диркею, которая за жестокое обращение с Антионой, матерью Зефа и Амфиона, была ими на горе Киферон привязана к рогам быка, чтобы он разметал её по скалам. Но как милость великану Урсу разрешено попытаться одолеть быка и таким образом спасти девушку. Это ему удаётся.
«Я взял моих Лигов потому, что они жили между Одером и Вислой, — признавался Сенкевич. — Мне приятно думать, что Лигия была полькой».
Естественно, что и победа Урса над германским туром несла в романе идеологическую, патриотическую нагрузку.
Однако не этот мотив помог роману пережить десятилетия, оставаясь привлекательным не только для польского читателя. И даже не высокое профессиональное мастерство автора, которое позволило ему держать в напряжении несколько поколений читательской аудитории во всём мире, хотя этот фактор нельзя не учитывать.
Заслугой Сенкевича, как уже было сказано, является убедительное изображение способности христианской веры торжествовать над «властью не от Бога» (а власть Антихриста таковой является по определению). Но, с другой стороны, заслуга писателя состоит и в противопоставлении атмосферы жестокости и насилия, тирании и фиглярства, развращающей плебс, и мира возвышенного, в котором живёт Петроний — «возможно, наиболее выдающая фигура аристократа в мировой литературе», как о нём сказал авторитетный исследователь творчества Сенкевича Юлиан Кшижановский.
Смерть «арбитра элегантности», приговорённого тираном, но избегающего гибели по приговору тем, что он покидает земное обиталище в изысканно красивой обстановке и в объятиях любимой — ещё один вызов развратному злодею. И в этом, смеем предположить, великий автор «Сатирикона», высмеивающего моральное вырождение римского общества, сближается с земным подвигом Спасителя. Ведь получается, что и он «смертью смерть попрал», да простят нас фанатики канонизации трактовок религиозных текстов!
Нельзя забывать также о том, что любовь Виниция к Лигии изображена автором как чувство, облагораживающее героя. Мы никак не можем согласиться с А. Ладыкой, полагавшей, что принадлежность Лигии к христианам — «лишь предлог, необходимый для того, чтобы в произведении что-то происходило. Она могла бы точно так же поклоняться какому угодно другому божеству, почитатели которого были бы столь же преследуемы». Ведь мы знаем, что, например, мусульманская религия рассматривает женщину не иначе, как существо, полностью подчинённое мужчине, созданное для того, чтобы ему служить. Виниций же познаёт не агрессивную любовь-вожделение, не страсть к потреблению, но совершенно новое для себя, возвышенное, чистое чувство, внушающее ему тревогу за любимую и одухотворённое умиротворение от воссоединения с ней. Это качественно отличающееся от его прежнего мироощущения чувство даёт племяннику Петрония именно вера любимой женщины, именно христианство.
Итак, в сфере духовной добро в романе противостоит злу, в сфере материальной — утончённая красота противоборствует с вульгарной жаждой развлечения, зрелищ, пусть и отвратительных, кровавых. И это противостояние, как показывает произведение Сенкевича, — извечное, и сохранится оно до тех пор, пока не изменится этот мир. Может быть, он и не изменится. Но тем важнее о нём говорить и противопоставлять добро злу, а прекрасное — отвратительному. (Не потому ли вскоре после выхода этого романа Генрык Сенкевич стал лауреатом Нобелевской премии?)
Позволим себе высказать предположение, что указанными идеями руководствовался при работе над экранизацией «Quo Vadis?» один из самых выдающихся режиссёров мирового кино Ежи Кавалерович. Думается, не зря его фильм начинается проездом камеры вдоль руин римского Колизея, во время которого за кадром слышны крики толпы: «Heil Caesar!». Ведь это римское приветствие в XX веке стало синонимом разнузданного и агрессивного человеконенавистничества! А финал фильма — знаменитое обращение апостола Петра к видимому только ему Спасителю, ставшее заглавием романа. И после этого, как известно, Пётр в сопровождении Иоанна вернулся в Рим, где оба обрели ужасную смерть. Это ли не утверждение необходимости жертв во имя великого противостояния!
Наша трактовка фильма, вполне возможно, расходится с целью, которую ставил перед собой режиссёр. Но, согласитесь, она допустима, если справедливо наше толкование книги Сенкевича.
*
Работа над «Поланецкими» и «Quo vadis?» отвлекла Сенкевича от начатой ещё в 1892 г. работы над «Крестоносцами», и только в феврале 1896 г. он вплотную приступил к их написанию. Окончен роман был в 1900 г.
Выдающаяся поэтесса, прозаик и литературный критик Мария Конопницкая (1842—1919) сказала об этом романе: «Огромная историческая отдалённость и огромная эмоциональная близость — вот два исходных момента „Крестоносцев“».
«Эмоциональную близость» романа можно объяснить тем фактом, что почти за сорок лет до его выхода из печати, в 1861 г., канцлер Бисмарк заявил: «Бейте поляков, чтобы отбить у них желание жить... Если мы хотим существовать, нам ничего не остаётся, кроме как истребить их».
В дальнейшем, вплоть до Первой мировой войны, политика Германии заметно ориентировалась на осуществление рекомендации «Железного канцлера»: права польского населения ограничивались, школьное образование германизировалось, выделялись крупные средства на выкуп польских земель и т. д.
В 1895 г. по случаю 80-летия этого выдающегося политика Сенкевич в числе двадцати популярнейших писателей Европы отвечал на вопрос берлинской газеты «Gegenwart»: «Что вы думаете о Бисмарке?» Отметив заслуги юбиляра перед Германией, Сенкевич далее писал: «Практик-политик убил в нём великого человека. Чем крупнее становились его дела, тем менее Бисмарк был способен понять, что сила должна иметь душу, к тому же, душу высокоморальную... Государство имеет право стремиться к могуществу, но должно иметь общечеловеческие обязательства. Между тем, именно там, где начинаются эти обязательства, там кончается гений Бисмарка... Бисмарк даже немцам представляется силой лишь наполовину. Другая же половина — это воплощение разнообразной ненависти, начиная с поистине антихристианской ненависти парвеню к безоружному великому польскому народу и кончая ненавистью к разным немецким партиям, которые придерживаются противоположной ему политики».
Совершенно очевидно, что роман, над которым в это время работал писатель, отразил его взгляд на современную ему ситуацию. Политика действующего в книге Тевтонского ордена — «ненасытного племени, хуже турок и татар» — это сплошная цепь насилия, предательств, преступлений. Поэтому Грюнвальдская битва — заслуженная кара, которую понесли крестоносцы. Грюнвальд стал, подобно Ясногорской обители, символом победы угнетённого народа. Пророчеством поражения воинственного германского духа. Поражения, которое потерпела Германия в двадцатом веке: и в Первой, и во Второй мировых войнах.
Мастерство Сенкевича, однако, состоит в том, что рыцари-крестоносцы у него в романе неодинаковы, все они наделены индивидуальными чертами. Скажем, старый магистр ордена фон Юнгинген — мудрый противник развязывания войны с Польшей и Литвой — видит в будущей войне неминуемую гибель ордена. А лотарингец де Лорш — представитель средневековой французской культуры, который не поддерживает вероломных действий членов ордена, не приемлет обычной для них жестокости.
