Играет он отнюдь не блестяще — возможно, поэтому ему с трудом хватает на жизнь, — но все-таки кое-что уличными выступлениями зарабатывает. Потерзав несколько месяцев «Дом восходящего солнца», известную американскую балладу, Марв, наконец, собрал достаточно средств, чтобы заменить старый инструмент новым. Вот он с гордостью приносит новенькую гитару домой и принимается за ее настройку.
Марв трогает четвертую струну — она вибрирует со скоростью примерно 147 колебаний в секунду. Эта вибрация влечет за собой соответствующую вибрацию над поверхностью блестящей, лакированной доски, образующей верхнюю деку инструмента. Волны отражаются верхней декой — получается богатый звук. Распространяясь от вибрирующей деки вовне, они согревают мрачную, неуютную комнатушку, наполняя ее теплом.
Отношения между волнами и вибрациями настолько тесные, что едва ли возможно эту парочку разделить. Да, вибрации порождают волны, однако связь эта не односторонняя. Волны, в свою очередь, порождают вибрации — в частности, периодические волны, которые в конечном счете представляют собой распространяющиеся колебания определенного вида. То же самое можно сказать и о теплой ноте ре, исходящей от деки новенькой гитары. За спиной Марва, в углу комнаты, стоит старая гитара: поцарапанная, потертая, вся в наклейках. Пять лет она служила Марву верой и правдой, сопровождая его на групповых выступлениях, она помогла насобирать — монетку за монеткой — денег на покупку своей преемницы. С приобретением новой гитары музыкант мог выбросить прежнюю, как отжившую свой век, однако «старушка» стоит в углу идеально настроенная.
Ее четвертая струна также вибрирует со скоростью 147 колебаний в секунду.[25] И когда Марв играет ноту, звуковые волны частотой в 147 Гц, распространяясь через всю комнату, вызывают у четвертой струны «старушки» легкую ответную вибрацию. Частота волн совпадает со скоростью естественной вибрации старой струны. Последовательность приближающихся сжатий и разрежений подходящей звуковой волны гармонирует с естественным движением струны. Каждая последовательность, складываясь с предыдущей, создает в струне движение — струна начинает звучать на свойственной ей ноте. Получается, что гитары вместе играют одну и ту же ноту.
Очень похоже на то, как Марв качает сынишку на качелях в парке. «Выше, еще выше!» — визжит мальчик от восторга. Однако Марв, замотанный отец, весь день провел на ногах, думает о чем-то своем, так что не особенно усердствует. Он мог бы поднять качели гораздо выше, себе по плечи, и только тогда отпустить, но не поднимает. Вместо этого лишь слегка их подталкивает. И качели начинают раскачиваться. Потом ему остается лишь чуть-чуть помогать им в нужный момент — дуга, по которой перемещаются качели, естественным образом растет. Марв подталкивает качели машинально, не отдавая себе в этом отчета. Толкай он качели чаще или реже, он либо задевал бы сына, либо вообще промахивался. Качели в таком случае никогда не набрали бы скорость, а сынишка жаловался бы, что у него плохой папа.
Но вернемся к нашей «старушке» в углу комнаты. У нее вибрирует только четвертая струна — в ответ на ноту, рождаемую новой гитарой. Остальные струны «старушки» неподвижны — скорость их вибрации, их собственная частота не совпадает со скоростью и частотой четвертой струны. Каждый гребень звуковой волны для них все равно, что толчок качелей невпопад — он не усиливает их вибрации, эффекта нарастания не происходит.[26]
Однако у каждой струны нашей почтенного возраста гитары есть частота, на которой она резонирует с наибольшей готовностью — это частота, совпадающая с ее основным типом вибраций. Итак, Марв извлекает из новой гитары первые звуки — боюсь, это все тот же «Дом восходящего солнца», — и струны его «старушки» естественным образом мягко откликаются на определенные ноты. Как будто «старушка» со временем успела выучить мелодию и теперь с легкостью сопровождает игру Марва. Марв, конечно, этого «аккомпанемента» не замечает. За звуками новой гитары он не слышит резонирующих струн «старушки», однако они, тем не менее, резонируют, негромко отзываясь на созвучные им частоты. И только в самом конце композиции, когда Марв уже кладет руку на струны — и новенькая гитара замолкает, — он успевает услышать реверберирующие звуки «старушки».
* * *
Явление резонанса, при котором одна струна затрагивает другую, было использовано при создании целого ряда музыкальных инструментов. Один из них — струнный смычковый инструмент эпохи барокко под названием виола д'аморе.
Хотя внешний облик инструмента со временем претерпевал изменения, у огромного количества виол д'аморе, изготавливавшихся в XVIII веке, на пике их популярности, имелась одна общая черта — под шестью или семью струнами того же самого расположения, что у скрипки или альта, шел ряд резонансных струн — они находились под грифом. Струны были настроены на те же ноты, что и верхние, но музыкант во время игры их не касался. Они вибрировали под воздействием звуковых волн непосредственно задействованных в игре струн. Их ответный резонанс придавал инструменту гораздо более мягкое, богатое звучание — Леопольд Моцарт, отец Вольфганга Амадея Моцарта, утверждал, что эти «звуки особенно очаровывают тихим вечером».{53}
Резонаторные отверстия, или эфы, в передней части виолы д'аморе повторяли форму языков пламени или арабских мечей — можно предположить, что инструмент впервые появился в землях Среднего Востока (изначально он вполне мог называться «виолой мавров»[27]). Но вместо завитка скрипки, который идет за колками, виолу д'аморе украшали искусно вырезанной головой. Чаще всего это был Купидон с завязанными глазами — достойный символ для музыкального инструмента, у каждой струны которого имелся тайный партнер, ответно вибрировавший, иногда и в унисон.
«Погоди, не подсказывай! Эту я знаю… Вивальди?» Виола д'аморе работы Жана Батиста Деге Саломона, ок. 1740 г.В XIX веке понятие резонанса стало символом не только любви, но и сопереживания, чувств одного человека к другому, особенно в плане эмоциональном или интуитивном. Обратимся к словам писателя, историка и философа Томаса Карлайла, убежденного кальвиниста; в 1828 году он так описывал своего шотландского соплеменника, поэта Роберта Бернса: «В нем слезы и вместе с тем всепоглощающий огонь; его возможно сравнить с молнией, мелькающей посреди летнего дождя. Его душа с готовностью откликается на каждый звук человеческого существа».{54}
Слово «резонанс» метафорически обозначало связь, выражаемую без помощи слов, почти телепатически, при которой двое настроены друг на друга. Например, в первой главе классического произведения Эмили Бронте «Грозовой перевал», написанного в 1847 году, мистер Локвуд по наитию постигает сущность своего хозяина, угрюмого Хитклифа: «Иные, возможно, заподозрят в нем некоторую долю чванства, не вяжущегося с хорошим воспитанием; но созвучная струна во мне самом подсказывает мне, что здесь скрывается нечто совсем другое: я знаю чутьем, что сдержанность мистера Хитклифа проистекает из его несклонности обнажать свои чувства или выказывать встречное тяготение».{55} То же самое можно сказать и о произведении «В дороге» Джека Ке-руака, написанном более сотни лет назад, в котором автор описывает отношения между Уильямом Берроузом и его женой Джоан Воллмер как весьма своеобразный резонанс душ: «Неожиданные нотки черствости и холодности между ними на самом деле были ничем иным, как своеобразным чувством юмора, — хохмя, они обменивались свойственным только им набором тончайших вибраций».{56}
В конце 1960-х и в 1970-е годы метафора вернула себе первоначальный смысл. Под словом «резонанс» снова стали подразумевать способность настроиться на волну окружения — хрустальные сферы с вращающимися вокруг планетами сменили размалеванные масляными красками всех цветов радуги стены ночных клубов. «Бич Бойз» пели о том, что нужно настроиться на хорошие вибрации, а Том Вулф в «Электропрохладительном кислотном тесте» писал: «…что-то происходит, возникает какая-то напряженность, кругом дурные вибрации».{57} В 1966 году Тимоти Лири бросил клич: «Включись, настройся, улетай», — который позднее объяснил так: «Настройся — то есть живи в гармонии с окружающим миром».{58}
* * *
В этом году, слушая игру музыкальной группы в нашем поселковом клубе, я вдруг поймал себя на мысли: а ведь за все время выступления музыкантов о резонансе я ни на минуту не забывал. И не потому, что группа играла на виоле д'аморе XVIII века. Наоборот, один из участников ударял в ханг, немного похожий на стальной барабан, но в виде «летающих тарелок» — музыкальный инструмент, придуманный в Швейцарии в 2000 году. А о резонансе я думал потому, что музыка на меня определенно подействовала.
