Почти три с половиной века спустя сидит современный пионер на заброшенном ранчо посреди этой степи и не может припомнить, чтобы когда-нибудь в своей жизни чего-нибудь так страстно ждал, как ждет сейчас свои три километра садового шланга. Они пропали во время забастовки портовых рабочих, и пришлось заказывать их заново. Правда, на участке, который Кеннет Бейнбридж облюбовал для испытания плутониевой бомбы, никто ничего не собирается поливать. Его группа из двухсот пятидесяти человек проложила уже почти восемьсот километров кабеля. Но на некоторых чувствительных местах придется дополнительно упрятать электропроводку, телефонный и запальный кабели в садовый шланг и зарыть в землю. После теста со ста тоннами тринитротолуола Бейнбридж смог убедить генерала Гровса срочно проложить тридцать километров новой асфальтовой дороги и не допустить того, чтобы сломалась ось транспорта, перевозящего «Толстяка» по ухабистой пустыне. Кроме того, песок и глинистая пыль, вздымаемая армейскими джипами, проникает в сейсмографы и счетчики Гейгера и повышает опасность того, что испытание пройдет неудачно. Руководитель испытания привел в действие все рычаги, чтобы пилоты Air Force опять не спутали освещенный лагерь из палаток и бараков с тренировочными мишенями для сброса их бомб. Вообще-то тренировочные мишени представляют собой деревянные трехсторонние пирамиды, оснащенные лампочками накаливания на всех ребрах, чтобы можно было тренировать и ночные вылеты. Бейнбриджу хоть и известно, что территория испытания принадлежит военной закрытой зоне бомбового полигона Аламогордо, однако он не рассчитывал на «дружественный огонь» экзаменующихся летчиков, полных избыточного рвения. В мае во время выпускного экзамена пилотов бомбардировщиков случился такой непредвиденный обстрел. Бомба угодила в мастерскую плотников, в которой на тот момент, к счастью, никого не оказалось. Вторая бомба подожгла сарай.
В трех километрах к северо-западу от ранчо Дэвида Макдоналда Бейнбридж назначил нулевую точку взрыва. Теперь монтеры возводят здесь стальную тридцатиметровую башню. Бетонный фундамент для четырех ее опор уходит в землю на глубину шесть метров. На вершине башни должна быть построена платформа из таких же тяжелых дубовых брусьев, какие при тротиловом испытании столь убедительно перешли в менее компактное состояние. Электрическая тяжелогрузная лебедка предназначена для того, чтобы поднять «Толстяка» на его танцплощадку.
В трех местах — к северу, к западу и к югу от башни point zero, на расстоянии ровно девять километров от нее — построены подземные бункеры. Их кровли также сколочены из дубовых брусьев, но дополнительно усилены слоем бетона. В западном бункере должна быть установлена батарея прожекторов и некоторые измерительные инструменты, которые запишут силу взрыва, нейтронное и гамма-излучение, но в первую очередь — еще неведомые процессы имплозии. Северный бункер из стали и бетона имеет круглые окна из бронированного стекла. За ними будут установлены высокоскоростные камеры, которые заснимут взрыв со скоростью восемь тысяч кадров в секунду. А в южном бункере будет оборудован центр контроля за испытанием.
Осенью 1944 года, когда выбор территории для взрыва бомбы пал на Хорнаду, Роберт Оппенгеймер придумал кодовое название для испытания: «Trinity», что означает «Троица». В то время он часто вспоминал сонет Джона Донна, рассказывает генерал Гровс, этот сонет начинается с просьбы поэта к триединому Богу, чтобы испепелил его и создал заново.
Нельзя не заметить и созвучие «Trinity» с «тринитротолуолом». Взрывная сила тротила служит единицей измерения энергии, высвобожденной при взрывах всех прочих веществ. В Лос-Аламосе тротил вездесущ. Оппенгеймер постоянно имел дело с тротилом. Теперь физикам не терпится наконец соизмерить с тротилом «Толстяка».
Жизнь в лагере Тринити, на триста двадцать километров южнее Лос-Аламоса, отмечена долгими рабочими днями — с тех пор, как стал известен срок испытания. В обсуждении срока участвовал сам президент Трумэн. Он намеренно перенес важную конференцию на пятнадцатое июля, чтобы дать Оппенгеймеру достаточно времени для подготовки взрыва первой атомной бомбы. Генерал Гровс на основании этого назначил испытание на шестнадцатое июля 1945 года. Значит, в этот поворотный пункт истории Трумэн в Потсдаме будет обсуждать с Черчиллем и Сталиным будущее Германии и Европы; это будет встреча трех могущественнейших мужчин Земли, «Большая тройка», как ее назовут; короче, мировая троица. Американский президент хочет, чтобы в Потсдаме его проинформировали по телефону о результатах испытания «Тринити». Он заручился возможностью ошеломить своего бывшего союзника и нового противника Сталина сообщением о взрыве нового могучего оружия.
Двести пятьдесят солдат и военных инженеров строили на испытательном полигоне бараки и подземные бункеры, протягивали обширную сеть связи, устанавливали генераторы, рыли колодцы, подключали насосы — и все это ради одного большого хлопка. Старший лейтенант Дж. С. Буш, военный комендант лагеря, хвалит образцовую дисциплину и якобы превосходный боевой дух своих подчиненных. Джордж Кистяковский при посещении лагеря получает совсем другое впечатление. Ранним утром военные, громко ругаясь, выбивают свои униформы цвета хаки и вытряхивают сапоги, чтобы проверить их на наличие заблудившихся ядовитых скорпионов и тарантулов. Штаб-квартиру Кеннета Бейнбриджа один взрывник описывает как пару полусгнивших сараев. Но и новые бараки ни в коей мере не сулят удобств. Вместо окон в стенах только дыры, через которые свищет никогда не стихающий ветер. «Иной раз залетит ворона, усядется у твоей кровати и таращится на тебя».
Мужчинам нельзя покидать лагерь по причинам засекреченности, и они недовольны, что Лесли Гровс ни разу не отпустил их в увольнение развлечься в барах Сан-Антонио и Карризозо. Но здесь, на point zero, «генерал не терпит ничего, что слишком приближается к его представлению о роскоши». Единственные развлечения команды Тринити — это вечерняя игра в покер и уход за «домашними животными». Один из солдат приручил ворону и гордо носит ее по лагерю на своем плече. Некоторые приводят из пустыни бродячих собак, других охватила страсть к собирательству: объединившись, они ловят гремучих змей и строят для них клетки. На некоторых животных, однако, любовь не распространяется: уж слишком хороши они на вкус. Стадо антилоп в степи регулярно подвергается преследованию со стороны мужчин, вооруженных автоматами, на армейских джипах, чтобы их меню обогатилось свежими стейками.
Отто Ган с облегчением вздыхает, когда английский командир обещает раздобыть для него ноты моцартовских сонат. Вернер Гейзенберг в настоящее время настолько увлекся Пятым фортепьянным концертом Людвига ван Бетховена, что девять его товарищей по участи лишь бессильно разводят руками, когда он каждый вечер садится к пианино и открывает культурный час виртуозной каденцией аллегро. Вместе с ним в этом старинном имении Фарм Холл вблизи Кембриджа интернированы Пауль Хартек, Макс фон Лауэ, Карл Фридрих фон Вайцзеккер, Вальтер Герлах, Курт Дибнер, Эрих Багге, Карл Вирц, Хорст Коршинг и Отто Ган. Они здесь с третьего июля. В стремительном броске офицеры «Алсоса» вовремя успели вежливо выкрасть их из деревень на краю Швабской Юры, пока они не попали в руки французских оккупационных войск. Англичане обращаются с атомщиками хорошо, поскольку те дали им честное слово не предпринимать попыток к бегству. Здесь, в укрытии Фарм Холла, их знания надежно спрятаны и от советских войск. Договоренность между Черчиллем и Рузвельтом об англо-американской монополии на атомную бомбу непременно должна оставаться в силе.
Курт Дибнер подозревает, что в доме есть скрытые микрофоны. Гейзенберг смеясь относит это к «гестаповским методам», на которые у англичан, по его словам, не хватит «хитрости». День высокопоставленных арестантов, которых здесь содержат по-царски, начинается в девять часов с овсянки и бекона. Затем на лужайке за домом они немного занимаются спортом с мячом для регби: «Один ловит и выбивает другого. Затем двое ловят, и так до тех пор, пока некого станет выбивать». За играми в бридж, в скат, в уголки и за разговорами они проводят и вечерние часы.
Само собой разумеется, все комнаты оборудованы «жучками». Из одного подслушанного разговора между Ганом и Багге девятого июля следует, что немцы еще не представляют себе свойств элемента 94, который в Америке можно называть просто «49». Отто Ган уверяет, что при распаде элемента 93 с периодом полураспада тридцать два часа возникает слишком мало 94-го материала, чтобы его можно было как-то использовать. Таково международное состояние знания на лето 1940 года, незадолго до того как Гленн Сиборг разработал свой изобретательный способ сепарации нептуния и плутония.
