Евгений Морозов - Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети

Evgeny Morozov

The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom

Перевод с английского Ильи Кригера

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

© 2011 by Evgeny Morozov

© И. Кригер, перевод на русский язык, 2014

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2014

© ООО “Издательство АСТ”, 2014 Издательство CORPUS ®

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Я закончил черновик книги “Интернет как иллюзия” в мае 2010 года, ровно четыре года назад, – еще до скандала с утечкой американской дипломатической переписки, до “арабской весны” и Сноудена. Большинство читателей (по крайней мере, из США и большинства стран Западной Европы) нашли, что я настроен чересчур пессимистично и склонен переоценивать изобретательность правительств и недооценивать политических активистов. Я не согласился: по-моему, всегда полезно готовить себя к худшему.

Теперь, когда “Интернет как иллюзия” выходит на русском языке, я не могу сказать, что мой пессимизм не оправдался (и это отнюдь меня не радует). Перечитав книгу сегодня, я увидел, что мои прогнозы четырехлетней давности (во всяком случае, касающиеся России) оказались отчасти верны, отчасти ошибочны. Одной из причин, по которым я взялся за сочинение этой книги, было желание разобраться в изменчивой и многомерной природе контроля над интернетом. Когда многие западные исследователи увлеченно подсчитывали, сколько веб-сайтов заблокировано в той или иной стране, я подозревал, что эти цифры мало о чем говорят. Ведь прямая и жесткая цензура – это крайняя мера, а дальновидные правительства, желающие сохранить контроль, должны прибегать к более изощренным и менее очевидным мерам.

Поэтому я обратился к явлениям наподобие онлайновой пропаганды, сетевой слежки и DDoS-атак. Законодательство (приравнявшее блогеров к СМИ, что требует получения лицензии) – гораздо более ощутимый шаг по сравнению с этими мерами, но мы должны говорить и о них. В более широком смысле я хотел сказать, что интернет кажется неконтролируемым, лишь если мы очень узко определяем контроль над ним. Под это определение подходят случаи, когда государственные органы блокируют некий сайт и немедленно возникает другой с теми же задачами.

Такой подход очень многих убедил в том, что киберпространство бесконтрольно и что там граждане одержали победу над государством. Этот взгляд всегда казался мне наивным, поскольку он не учитывает иные доступные правительству способы давления. В самом деле, что же хорошего в возможности открыть сайт, если за это вас уволят с работы? Традиционные методы контроля, которые государство совершенствовало столетиями, успешно применяются и сейчас, что бы там ни говорили о цифровой эпохе пророки новых медиа.

Не был ли я в 2010 году слишком оптимистичен в прогнозах относительно России? Не уверен, что стоит говорить здесь об “оптимизме”. Даже если власти прибегают к не столь заметным и жестким методам контроля (то есть к пропаганде или кибератакам, организаторы которых остаются неузнанными), последствия не менее губительны. События последних четырех лет в России указывают на переход правительства к грубым мерам вроде заключения неугодных в тюрьму и откровенного блокирования сайтов. Имеют место и плохо замаскированные попытки взять под опеку крупнейшие социальные сети страны. В своей книге я пишу, кроме прочего, о том, что подобные методы требуют немалого социального капитала и что политический режим, озабоченный своей репутацией за рубежом, не станет прибегать к цензуре, если у него есть другие варианты. Я полагаю, что сейчас Кремль не слишком беспокоится о своем имидже – а пока это так, не стоит удивляться участившемуся использованию мер прямого контроля.

Хотя информация о России в книге может показаться отчасти устаревшей (в конце концов, прошло уже четыре года), я думаю, что “Интернет как иллюзия” стала лишь актуальнее. Несколько лет назад российские активисты возлагали большие надежды на новую “цифровую политику”. Эти надежды, как мне кажется, испарились. Но это не значит, что цифровые технологии не могут быть помощниками: многое зависит от того, в чьих они руках, легко ли ими управлять, уязвимы ли они перед кибератаками.

Многие расценили мою книгу как признание поражения, как призыв вернуться к политическим методам “аналоговой” эпохи, однако я не считаю этот совет разумным. Я хотел распространить знания о новых методах цифрового контроля отчасти для того, чтобы сетевые сообщества, еще упивающиеся видениями цифровой утопии, взглянули наконец в лицо действительности и приступили бы к выработке средств и методов, которые устоят под давлением изощренных ответных мер государства.

Это соображение не устарело и сейчас: нет смысла конструировать противоцензурные инструменты, пока заинтересованные лица могут, избив где-нибудь в подворотне администраторов таких сайтов, получить доступ к личной информации пользователей. Мы мало чего добьемся, пока не признаем, что контроль над цифровыми сетями многогранен (и что нашего внимания заслуживает не только техническая сторона вопроса, но и человеческий, юридический и финансовый факторы). Если бы я писал книгу сейчас, то многие ее главы, конечно, сильно отличались бы от нижеследующих, – например, потому, что комплекс мер по пресечению антиправительственной деятельности в Сети не статичен, он меняется в ответ на новые угрозы. Поэтому меры по контролю над интернетом в 2010 году соответствовали обстановке 2010 года, а нынешние методы, следовательно, соответствуют политическим и социальным угрозам сегодняшнего дня. Только рассматривая государственный контроль над сетью в динамике, в контексте новых обстоятельств, можно бороться с ним – и победить.

Бостон 13 мая 2014 года

Всем, кто желал победы демократии в самых неблагоприятных и непривычных для нее условиях, первое десятилетие XXI века принесло разочарование, если не крушение иллюзий. Казавшаяся неудержимой освободительная волна, поднявшаяся в конце 80-х годов, не только остановилась, но и, похоже, хлынула вспять.

Выражения вроде “рецессия свободы”, прежде циркулировавшие в аналитических центрах, стали входить в общественный оборот. Все больше западных политиков начали признавать, что место “Вашингтонского консенсуса” (набора сомнительных мер, обещавших с большой скидкой рай неолиберального образца) занял “Пекинский консенсус”, который обещает народам скорейшее процветание без малоприятной возни с демократическими институтами.

Запад не сразу понял, что сражение за демократию не окончилось в 1989 году. Два десятилетия он почивал на лаврах, предоставив кофейням “Старбакс”, телеканалу MTV и поисковику “Гугл” довершить разгром неприятеля. Подобная политика невмешательства в применении к демократизации оказалась беззубой: оправившийся от поражения авторитаризм быстро приспособился к условиям глобализации. Современный авторитаризм – не враг гедонизму и консюмеризму. Он питает гораздо больше уважения к Стиву Джобсу и Эштону Катчеру, чем к Мао Цзэдуну или Че Геваре. Неудивительно, что Запад зашел в тупик. Советы были побеждены волшебным снадобьем, составленным из синих джинсов, удобных кофеварок и дешевой жевательной резинки, однако этот трюк неприменим к Китаю: в конце концов, именно там производятся все западные товары.

Многие признаки распространения демократии, которые мы наблюдали всего несколько лет назад, так и не стали реальностью. Волна так называемых цветных революций, прокатившаяся в последние десять лет по странам бывшего СССР, принесла неоднозначные плоды. По иронии, от цветных революций более всего выиграли наиболее склонные к авторитаризму бывшие советские республики – Россия, Азербайджан, Казахстан, – режимы которых смогли оценить свои слабые стороны и прикрыть уязвимые места. Правительство Беларуси (страны, в которой я родился и которую Кондолиза Райз однажды назвала “последним форпостом тирании в Европе”) оказалось, вероятно, наиболее ловким из всех. Здесь режим эволюционировал в странную форму авторитаризма, при котором прославление советского прошлого отлично сочетается с растущими аппетитами по большей части беспечного населения, жаждущего быстрых автомобилей, дорогих турпутевок и экзотических коктейлей.

Военные операции в Ираке и Афганистане, которые, как и многое другое, были затеяны, чтобы принести народам мира благую весть о свободе и демократии, также потеряли свой освободительный потенциал и стерли различие между “сменой политического режима” и “содействием распространению демократии”. Указанные военные кампании, вкупе с совершенно необязательными нарушениями Вашингтоном прав человека и чересчур вольной трактовкой им норм международного права, создали демократии настолько дурную репутацию, что человека, желающего ее сейчас защищать, считают фанатом Дика Чейни либо сумасшедшим идеалистом (или же тем и другим одновременно).