Александр Иванович Неклесса
Глобальные сдвиги и их воздействие на российское общество
Выступление на круглом столе "Российское общество в контексте глобальных изменений", МЭМО, 17, 29 апреля 1998 год
Тема нашего сегодняшнего обсуждения представляется мне крайне актуальной. Давно назрел уже серьезный разговор о тех радикальных изменениях, которые претерпевает сейчас мир, а вместе с ним и Россия как интегральная его часть. Более того, мне представляется, что один из основных — если не основной — недостаток ряда интеллектуальных конструкций, касающихся ситуации в стране, перспектив ее развития (или дальнейшей деградации), напрямую связан с недооценкой той удивительной ситуации, которая разворачивается сейчас на планете, когда fin de millennium, кажется, удивительным образом совпал с реальным окончанием исторической эпохи.
Разрыв этих двух тем — трансформация российского общества и перестройка глобального сообщества — оказался крайне неплодотворным. В результате внимание общества чрезмерно сосредоточилось на собственных бедах и болячках, а огромный мир оказался где-то в туманном далеке, еще более мистифицированный, чем прежде. Естественным следствием подобной неестественной ситуации явилось очевидное сейчас отсутствие у России сколь либо внятной стратегии поведения в окружающем мире, преобладание даже не конъюнктурной, а какой-то "рефлекторной" политики, к тому же апеллирующей сплошь и рядом к мифологемам. Непонимание, недооценка новой социополитической топологии мира, то есть реального мира рубежа XXI века — прямой источник грубейших просчетов и ошибок. Кроме того, тот, кто не имеет собственной стратегии, раньше или позже обнаруживает, что действует в русле чужой.
Сейчас весь мир переживает кризис, истинный масштаб которого мы, пожалуй, сможем оценить лишь впоследствии. И все персонажи мировой драмы, "центры силы" ищут пути разрешения своих непростых проблем, реализуя собственные стратегические проекты, нацеленные в III тысячелетие. На этом фоне более чем прискорбно выглядит отсутствие у России собственного проекта будущего, ее "дальнего горизонта". Отсутствие подобной стратегии служит тревожным признаком не только уплощения мировоззрения и культурной коррупции, но также, если вдуматься, косвенно свидетельствует об отсутствии у страны элиты в истинном, а не конъюнктурном значении этого слова.
Другое обстоятельство, касающееся темы нашего круглого стола, требует гораздо более пространной аргументации. Связано оно с нарастающими проблемами при трактовке актуальных тенденций глобального развития и динамики международных систем. Мне импонирует в этой связи формулировка "в контексте глобальных изменений" вместо столь привычного "в контексте глобализации" в названии темы сегодняшней дискуссии. "Глобализация" — слово, ставшее столь модным за последние годы, слишком часто является ярлыком, упрощающим и даже затушевывающим реально складывающуюся на планете ситуацию. Современные трактовки глобализации, особенно в средствах массовой информации, нередко являются своего рода fables convenues. Так, к примеру, глобальная экономика все-таки не есть некое универсальное предприятие всех стран и народов планеты. В данной области существует слишком много расхожих штампов и мифов, которые не вполне подтверждаются статистикой уходящего века, а иной раз прямо расходятся с ней. Это касается якобы последовательного роста внешнеторгового оборота по отношению к производству или доли вывоза капитала от ВВП индустриально развитых стран либо движения трудовых ресурсов в течение XX века. Реальная ситуация, складывающаяся на планете, как мне представляется, гораздо менее однозначна.
В мире, по-видимому, происходит все же не столько интернационализация социального пространства и экономики (корелянтом которой могло бы служить политическое и социальное единение глобального сообщества), но, прежде всего, унификация определенных правил игры, повсеместная информатизация, обеспечение прозрачности экономического пространства, установление мировой коммуникационной сети и т. п. В экономике глобализация охватила прежде всего финансовую сферу (преимущественно в области краткосрочных инвестиций и "горячих денег"). Интернационализация же производственных и торговых трансакций в значительной мере связана с внутрирегиональными процессами, а также с феноменом ТНК и операциями, осуществляемыми между их филиалами.
Однако самое главное — это находящаяся в становлении система глобального управления, во-первых, ресурсами планеты и перераспределением мирового дохода, но также и всей экономической деятельностью на ней, в виде сложноподчиненной геоэкономической конструкции. Понятно, что цели и методы подобной структуры не могут ограничиваться лишь хозяйственной сферой. И, пожалуй, еще одно уточнение: помимо информационной и финансовой сфер, глобализация реализует себя также, как вызовы и проблемы, обращенные ко всему человечеству.
Мир же в целом, скорее движется к своего рода "новому регионализму", просто один из "новых регионов" носит транснациональный характер и распространил свое влияние на всю планету. Однако этот процесс все-таки далеко не тождественен реальной универсализации глобального сообщества. Иначе говоря, помимо определенных реалий глобализации в мире соприсутствуют также не менее реальные тенденции регионализации, диссоциации и даже асоциализации. Недаром VII Всемирный конгресс Международной ассоциации политических наук, собравшийся в Сеуле в августе 1997 года прошел под девизом "Не глобализация, а маргинализация — насущная проблема".
Сейчас, как мне кажется, назревает глубокая переоценка положения на планете, пересмотр базовых концептов и предлагавшихся ранее прогнозов и решений. "Новый мировой порядок" постепенно начинает восприниматься не столько как оптимистичная схема грядущего мироустройства, но скорее как постмодернистская idea fix уходящего века (не без стойкого привкуса утопизма), на протяжении столетия последовательно смущавшая умы и охватывавшая народы.
Действительно, социальная организация Нового времени достигла своей вершины, глобализации (хотя это определение и не получило в те годы распространения) где-то около первой мировой войны. После которой, собственно, и возникла проблема нового порядка — как по-своему неизбежная череда вариаций на тему доминирующей формы и реального содержания новой планетарной конструкции. В ее ли версальском варианте с приложением в виде Лиги Наций; российской версии перманентной революции и планов создания всемирного коммунистического общества; германского краткосрочного, но глубоко врезавшегося в историческую память человечества "нового порядка"; ялтинско-хельсинкского "позолоченного периода" ХХ века, увенчанного ООН и прошедшего под знаком биполярной определенности…
И, наконец, в конце века возникла устойчивая тема Нового мирового порядка с заглавной буквы в русле американоцентричных схем современной эпохи. Отражая, впрочем, не только наличествующие тенденции истории, но и попытки подправить их политически мотивированной стратегией глобального обустройства. Позволю себе привести две характерные цитаты: "Это поистине замечательная идея — новый мировой порядок, в рамках которого народы могут объединиться друг с другом ради общей цели, для реализации единой устремленности человечества к миру и безопасности, свободе и правопорядку, — заявлял в 1991 году 41-ый президент США Джордж Буш. Добавляя при этом, — Лишь Соединенные Штаты обладают необходимой моральной убежденностью и реальными средствами для поддержания его". А в 1998 году на торжествах, посвященных 75-летию журнала "Тайм", нынешний, 42-ой президент США Уильям Клинтон уточнил: "Прогресс свободы сделал это столетие Американским веком. С Божьей помощью… мы сделаем XXI век Новым Американским веком".
Однако история, которая есть бытие в действии, в своих построениях явно шире преходящих социальных конструкций и непредсказуемее политически мотивированных прогнозов. Сейчас внимание специалистов в области стратегического планирования наряду с тотально доминировавшей всего несколько лет назад моделью исторически продолжительного североцентричного порядка (во главе с Соединенными Штатами) привлекает и новое поколение сценариев грядущего мироустройства. Среди них: вероятность контрнаступления мобилизационных проектов; господство постхристианских и восточных цивилизационных схем; перспективы развития глобального финансово-экономического кризиса с последующим кардинальным изменением основ современного миропорядка; будущая универсальная децентрализация либо геоэкономическая реструктуризация международного сообщества…Существуют и гораздо менее распространенные в общественном сознании ориенталистские схемы обустройства мира эпохи Постмодерна, связанные, например, с именами Сунь Ятсена ("Большой промышленный план") или, скажем, Хомейни. Рассматривается также вероятность масштабного освобождения социального хаоса, выхода на поверхность и легитимации в той или иной форме мирового андеграунда.