Восстание «большинства»
Что противопоставляют Негри и Хардт «Империи»? Как предлагают бороться с ней?
Их предложение можно разбить на две составляющие. Вслед за другими «новыми левыми» — Бодрийяром, Делезом и т. д. — они совершенно справедливо утверждают, что характер изменений, запечатленных в эпохе постмодерна, необратим и объективен. «Империя» и ее могущество не случайны, не произвольны. Они обусловлены логикой развития человечества. Это не девиация прогресса, но его кульминация. Западноевропейское человечество, двигаясь по траектории своего философского, социального, экономического и политического развития, не могло не прийти к Просвещению, капитализму, империализму, и, наконец, постмодерну и «Империи». Следовательно, «конец истории» в глобальном рынке вполне закономерен, вытекает из самой структуры истории. Тех, кто ужасается чудовищным горизонтам тотального планетарного контроля и новым формам эксплуатации, Негри и Хардт советуют обратить внимание на настоящее и прошлое: можно подумать, что капитализм был более гуманным и справедливым на иных стадиях. Главный вывод: «Империи» избежать нельзя, затормозить ее становление, укрыться в «локальном» невозможно. Буржуазные государства-нации не являются альтернативой «Империи», они просто ее предшествующие стадии. Следовательно, противники «Империи» должны распроститься с привычными клише, отбросить устаревшие концептуальные инструменты и расстаться с ностальгией. Мутация модерна в постмодерн, а также качественное видоизменение Труда и Капитала, это свершившийся факт, с которым нельзя не считаться. «Империя» — это реальность. В этом смысле, с Негри и Хардтом едва ли можно спорить, даже если они немного забегают вперед. Не сегодня, так завтра.
Но в отношении позитивной альтернативы авторы намного скромнее. Она описана крайне приблизительно и вопросительно, и сами авторы постоянно делают оговорки, что пока не знают ответа. По их мнению, аналогом рабочего класса как объекта эксплуатации и субъекта революции в классическом марксизме, сегодня являются просто люди — «большинство». Так как в условиях технического развития и глобализации капитала разница между производительным и непроизводительным трудом стерта, то трудом следует признать саму жизнь, и ее телесные мотивации — желание, воспроизводство, креативность, случайные влечения. Разница между работой и отдыхом, полезным и бесполезным, делом и развлечением постепенно исчезает: остается только живые люди перед лицом коррупционной системы. «Множество» само и есть сегодня Труд. А «Империя» — капитал.
Методы борьбы против «Империи» Негри и Хардт предлагают совсем уж смешные: отказ от последних половых табу, креативная разработка эпатажных образов, пирсинг, ирокез, транссексуальные операции, культивация миграций, космополитизма, требование от «Империи» оплаты не труда, но простого существования каждого гражданина земли, а гражданами земли должно стать все «множество». Сами авторы «Империи» показывают, что позиция «множества» в условиях постмодерна по сути совпадает с «Империей» — именно «Империя» дает «множеству» быть самим собой, она эксплуатирует «множество», с одной стороны, но и учреждает, поддерживает его, способствует его дальнейшему освобождению — с другой. В «Империи» «множество» находит, таким образом, многие положительные черты, «возможности», которые оно призвано использовать для своих интересов. Авторы в качестве параллели такому повороту мысли приводят отношение самого Маркса к капитализму. Маркс признавал его прогрессивность по отношению к феодальному и рабовладельческому строю, но вместе с тем выступал от имени пролетариата как его самый непримиримый противник. Так и Негри и Хардт относятся к «Империи»: они показывают ее «прогрессивные» стороны по отношению к классическому индустриальному капитализму, но полагают, что она несет в себе свой собственный конец.
Одним словом, их проект сводится к тому, чтобы не тормозить «Империю», но, напротив, подталкивать ее вперед, чтобы быстрее оказаться свидетелем и участником ее финальной трансформации. Эта трансформация возможна через новое самосознание и самочувствие, через обретение нового онтологического, антропологического и правового статуса жизненным и созидательным хаосом раскрепощенных мировых толп, «большинства», которое призвано ускользнуть от тонкой и жесткой коррупционной хватки планетарной «Империи».
Для россиянина знакомство с такими трудами, как «Империя» Негри и Хардта (равно как и текстами Хантингтона, Фукуямы, Бжезинского, Волфовица и т. д.), подобно освежающему душу. Это оздоровительное, терапевтическое чтение. Когда мы читаем о мире, который то ли уже состоялся, то ли вот-вот состоится, нас одолевает здоровая оторопь. Постойте, постойте, о чем это они? А мы? А как же мы? А наши проблемы?
Да, действительно, ответственная мировая мысль, озабоченная реальными и весомыми процессами, все чаще забывает делать реверансы в сторону «локальных» жителей, погруженных в свои частные проблемы, обдумывающих аксиомы прошлых эпох, оперирующих терминами, утратившими всякое соответствие с исторической реальностью. Авторы «Империи» уделяют СССР несколько строк, название России вообще не упоминается. Противников «Империи» мы отныне не интересуем. Еще менее интересуем мы ее апологетов.
А между тем на глазах вырастающий глобальный мир — это совершенно реально и всерьез. И, как справедливо показывают Негри и Хардт, этот мир создается «как бы на пустом месте». «Локальности», «особенности», «национальная, этническая, культурная» самобытность — все это в нем вежливо игнорируется, либо рассматривается как фольклор, либо помещается в резервацию, либо, увы, подвергается прямому геноциду. «Империя» создается на пустом пространстве, в ее сеть включаются только те, кто ею же и постулируются. Иными словами, «Империя» не имеет дело с государствами и народами, она предварительно крошит их до качественного «множества», а потом включает в потоки миграции. Апологеты «Империи» пытаются упорядочить миграцию, ее противники — такие как Негри и Хардт — сделать абсолютно свободной. Но русскому человеку и то и другое в целом малосимпатично…
Мы как-то постепенно, не отдавая сами себе в этом отчета, оказываемся в совершенно новом для нас пространстве и в совершенно новом времени. В «Империи» киборги не фантастика, а реальность новой антропологии, мировое правительство — не конспирологический миф, но общепризнанный правовой институт и т. д.
«Империя» приходит не извне, она прорастает сквозь, она обнаруживает свои сетевые узлы сама собой, и постепенно мы интеллектуально, информационно, экономически, юридически, психологически оказываемся интегрированными в нее. Но эта интеграция означает полную утрату идентичности. Об этом Негри и Хардт говорят вполне определенно, что проект «Империи» означает постепенную утрату этнической, социальной, культурной, расовой, религиозной идентичности. По их мнению, «Империя» способствует этому процессу недостаточно быстро, «революционный проект» требует еще более ускоренного превращения «народов» и «наций» в количественное космополитическое большинство. Но даже если отвлечься от такой «революционной» позиции, сама «Империя» основана на том, что не признает никакого политического суверенитета ни за какой коллективной сущностью — будто этнос, класс, народ или нация. На то она и «Империя», чтобы постулировать тотальность и вездесущесть своей власти.
В тоже время Негри и Хардт с какой-то фатальностью правы в том, что простая ностальгия ни к чему не приведет. Да, сегодня мы, русские, живем в России. Пока еще русские, пока еще в России. Сколько еще это продлится?
«Империя», однако, уже здесь. Здесь и сейчас. Ее сети пронизывают наше общество, ее лучи нас регулярно сканируют, ее передатчики планомерно и непрерывно ведут свое вещание.
Революционный проект Негри и Хардта, их альтернатива, их отказ нам явно не подходят. Нам нужен иной отказ — Великий Отказ, нам нужная иная альтернатива — могучая и серьезная. Соответствующая нашему духу и нашим просторам. Нам нужна ни больше ни меньше как Иная Империя. Своя. Без нее нам не нужно ничего… Совсем, совсем, ничего…
В 90-е годы ХХ столетия в США все чаще стали говорить о «заговоре неоконсов» — «neo-cons conspiracy». Выражение «neocons» расшифровывается как «neo-conservatives» (дословно, «новые консерваторы»). Влияние этой довольно малочисленной и весьма специфической группы интеллектуалов, в большинстве случае еврейского происхождения, стремительно выросло в последнее десятилетия: они сосредоточили в своих руках почти полный контроль над американской внешней и внутренней политикой.
