Но и из этого Варшава никаких выводов не сделала.
«Последний шанс спасти мир…»
19 августа 1939-го подписано Кредитное соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик и Германией — явный сигнал о том, что бесплодные переговоры с Западом ведут Москву к договоренностям с Берлином.
В Польше, конечно, из этого факта не сделали никаких выводов. Впрочем, данный сигнал не сразу расшифровали даже англичане. Так, временный поверенный в делах Франции в Великобритании Камбон будет телеграфировать Бонне, что, по мнению Стрэнга, советско-германское кредитное соглашение не следует рассматривать «как изменение советской позиции по отношению к нам» (т. е. к Западу). Стрэнг, сообщал французский дипломат, «расценивает подписание скорее как маневр с целью произвести впечатление на Францию и Великобританию и заставить их принять все условия СССР»[687]. Однако на следующий день после этой телеграммы последовало сообщение в советской печати о советско-германских отношениях: «После заключения советско-германского торговокредитного соглашения встал вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР»[688].
Однако мы несколько забежали вперед. 19 августа Франция и Англия еще предпринимают последние попытки сломить польское упорство и остановить войну, которая к тому времени уже, можно сказать, была на пороге.
Ноэль и Мюс проводят в Варшаве интенсивные переговоры с Беком и Стахевичем о пропуске советских войск через территорию Польши. Мюс на пару с британским военным атташе в Польше три часа убеждали генштаб войска польского в этом.
Но, как укажет Мюс в телеграмме в военное министерство Франции от 19 августа, англо-французы и поляки «тщетно искали формулу для компромисса». Польские представители заявили, что «завещанная Пилсудским догма, основанная на соображениях исторического и географического порядка, запрещает даже рассматривать вопрос о вступлении иностранных войск на польскую территорию»[689].
То же самое Бек заявил Ноэлю: «Для нас это принципиальный вопрос: у нас нет военного договора с СССР; мы не хотим его иметь… Мы не допустим, чтобы в какой-либо форме можно обсуждать использование части нашей территории иностранными войсками»[690].
По итогам этих так ни к чему и не приведших переговоров с поляками была придумана незамысловатая формула, что, дескать, вопрос о пропуске советских войск перед руководством Польши пока не ставился. Англо-французы рассматривали такую формулировку в качестве своей последней соломинки, чтобы не утопить окончательно московские переговоры.
Имелось в виду, что если Польша даст официальный ответ относительно коридоров для РККА, то этот ответ будет отрицательный, и тогда англо-франко-советские переговоры прекратятся автоматически. А так вроде бы вопрос еще не решен, и есть время дополнительно уговаривать поляков. Но совершенно очевидно, что провести Москву на подобной мякине было нереально.
Тем временем Бек в прежнем духе инструктирует посла Польши в Париже Лукасевича. 20 августа в его адрес из Варшавы уходит телеграмма, в которой сообщается, что «французский и английский послы обратились ко мне в результате переговоров франко-англо-советских штабов, во время которых Советы потребовали предоставления возможности вступления в контакт с германской армией в Поморье, на Сувалщине и в восточной Малой Польше. Эта позиция поддержана английским и французским демаршем».
Но, информирует Бек, он стойко выдержал это англо-французское давление и позиции Польши т. е. защитил: «Я ответил, что недопустимо, чтобы эти государства обсуждали вопрос о военном использовании территории другого суверенного государства. Польшу с Советами не связывают никакие военные договоры, и польское правительство такой договор заключать не намеревается»[691].
В тот же день Наджияр шлет в МИД Франции очередную телеграмму с предупреждением о неизбежности провала переговоров с СССР, если поляки будут настаивать на своем отрицательном ответе по вопросу пропуска советских войск. Он удивляется, что «французское правительство не считает возможным разговаривать в Варшаве как гарант с достаточной авторитетностью, чтобы заставить поляков изменить их позицию». Он даже предлагает дать Москве «в принципе утвердительный ответ» вообще без согласия поляков[692].
Галифакс посылает послу Великобритании в Польше Кеннарду телеграмму. В ней он предельно откровенно обрисовывает суть происходящего, а кроме того — чрезвычайную значимость того решения, которое должна принять (или не принять) Польша. Только от нее теперь зависело — удастся ли удержать Гитлера от войны или нет. Приведем этот документ полностью, он того стоит.
В телеграмме от 20 августа Галифакс писал: «1. Если окончательный ответ польского правительства будет неблагожелательным, создастся очень серьезное положение. Советское правительство считает, что бесполезно продолжать военные переговоры, пока не будет получен ответ, и совещание в Москве соответственно отложено на несколько дней. Если ответ будет отрицательный, переговоры, по всей вероятности, совсем сорвутся, а попытка Великобритании и Франции достичь соглашения с Советским Союзом окончится неудачей. Я убежден, что такая неудача воодушевит Гитлера начать войну, в которой Польша будет нести главную тяжесть первого нападения. С другой стороны, я полностью убежден, что заключение военно-политического соглашения с Советским Союзом будет иметь цель удержать его от войны.
2. Г-н Бек, видимо, не согласен с этим мнением и считает, что согласие Польши на советское предложение привело бы к немедленному объявлению войны Германией. Я смотрю на создавшееся положение в несколько ином свете. Мы, возможно, находимся на грани войны, в которой в течение ближайших нескольких недель или даже в течение ближайших нескольких дней Польша может стать жертвой сокрушительного нападения. Если г-н Бек думает, что он может предотвратить или уменьшить вероятность такого нападения просто тем, что он воздержится от согласия принять помощь от Советского Союза, я думаю, что он заблуждается. А когда он говорит, что если война в самом деле начнется, то положение, возможно, будет другим, и польская позиция, возможно, изменится, я думаю, что он противоречит сам себе. Если Польша сможет позволить себе принять советскую помощь, если начнется война, то неясно, почему она не может согласиться подумать о принятии такой помощи, когда война близка.
3. Я полностью понимаю все отрицательные стороны и риск разрешения советским войскам вступить на польскую землю; но, казалось бы, что такой риск можно предпочесть риску уничтожения польской независимости при отсутствии их помощи, как бы нежелательна она ни была; и лучший путь избежать необходимости принять такую помощь, по существу, заключается в том, чтобы содействовать заключению англо-франко-советского союза, согласившись на выработку планов такой помощи, которая будет оказываться в случае необходимости.
4. За последние несколько дней польское правительство настаивало на желательности скорейшего заключения формального англо-польского договора на основании того, что это повело бы к укреплению доверия в Европе; но правительство Его Величества считает, что положительный эффект заключения англо-польского договора вряд ли явится противовесом отрицательному эффекту, действительно катастрофическому, окончательного провала англо-франко-советских переговоров в Москве. Правительство Его Величества приложило самые серьезные усилия во время недавних критических месяцев по созданию так называемого мирного фронта, одной из целей которого является сохранение польской независимости. Эти усилия будут поставлены под угрозу и вполне могут быть сведены к нулю, если Польша на сегодняшнем весьма важном этапе не внесет свой вклад, несмотря на все трудности, которые я полностью понимаю; для того чтобы сохранить независимость Польши, она должна сделать все, что может, чтобы облегчить и сделать полностью эффективной ту помощь, которая ей предлагается.
5. Я буду рад, если Вы с полной серьезностью изложите эти соображения г-ну Беку. Мы переживаем очень критический момент, когда его решение может быть решающим фактором» (выделено мной. — С. Л.)[693].
Как показали дальнейшие события, в данной телеграмме акценты были расставлены абсолютно верно.
Кеннард в точности исполнил распоряжение Галифакса — изложил полковнику Беку обстановку. А что Бек? Ничего. «Г-н Бек вручил мне сегодня вечером ответ польского правительства, который, как я и ожидал, был отрицательным», — телеграфировал поздно вечером 20 августа Кеннард Галифаксу. Дескать, он (Бек) проконсультировался с маршалом Рыдз-Смиглы, и «точка зрения военных властей в целом совпадала с той, которую он уже изложил».
