ООН, по их мнению, вообще отражает геополитическую реальность прежней эпохи, с иным балансом сил. В эпоху единоличной доминации США требуются иные международные организмы и формы принятия решения. ООН — объект настоящей ненависти американских неоконсерваторов, и они обвиняют ее во всех смертных грехах — вплоть до потворства терроризму.
Под прикрытием американских ценностей
Неоконсерваторы активно используют в своей пропаганде обращение к американским ценностям. Следуя за логикой «штроссианства», они используют мифы, в которые сами не верят, для мобилизации масс. Вера в «американскую мечту», в «проявленное предназначение» (manifest destiny), в моральное превосходство американского общества чрезвычайно сильна в американских массах. Американское мессианство глубоко укоренено в протестантской культуре, которая изначально рассматривала Америку как землю обетованную для гонимых в континентальной Европе радикальных протестантских сект. Миллионы американцев до сих пор свято верят в протестантские фундаменталистские мифы — о скором конце света, о спасении лишь американских христиан, «снова рожденных» (born again) и т. д. Перед этим событием «силы зла» (к которым обычно протестантские проповедники относят мусульман, русских, европейцев и китайцев) вторгнутся в Израиль, но получат отпор от США, после чего благодарные израильтяне перейдут в протестантизм и вознесутся на облака. Эта теория получила название «диспенсациализм», и основана на особой форме эсхатологической географии, основные моменты которой странно напоминают неоконсервативные стратегические проекты по борьбе с «империей» или «осью зла». Центром зла выступает неизменно Россия, страна «гогов и магогов», царство «Роша», а ее союзниками — азиаты и европейцы.
Американские военные мыслят более прозаично в духе обычного агрессивного национализма и милитаризма.
Крупные магнаты и транснациональные корпорации прекрасно понимают, что их будущее зависит от того, сумеет ли политический Вашингтон обеспечить им конкурентоспособные преимущества в глобальном масштабе — перед лицом дефицита ресурсов в самих Штатов, развитием Китая, демографическим скачком Азии, охлаждения отношений с Европой (вплоть до торговых войн) и т. д.
Все эти совершенно различные мессианские, прагматические и милитаристские аргументы и настроения сводятся в неоконсервативном ядре, как в фокусе. Это задача второго уровня посвящения (по Лео Штроссу). Здесь массовые мифы, какими бы странными и чуждыми «философам» они ни были, берутся на вооружение и активно используются для мобилизации масс. Сами американские ценности «неоконсам» глубоко безразличны — в душе они остаются либо троцкистами, нигилистами-агностиками, либо иудаистами. Но они полезны для управления массами, и циничное использование этих мифов удается тем лучше, чем свободнее от их влияния чувствуют себя сами манипуляторы.
В этом состоит важный момент неоконсервативной стратегии. Когда «неоконсы» говорят о том, что они стремятся укрепить «демократию» и «внедрить либеральные ценности» в регионах Ближнего Востока, в Евразии или на Дальнем Востоке, они лгут самым откровенным образом. Любой порядочный американский либерал или демократ, увидев, как отторгают народы мира (в частности, сербы, афганцы или иракцы) навязываемую силой систему т. н. «демократии», и то, какими методами она внедряется, был бы озабочен дискредитацией, подменой, узурпацией базовых американских принципов (что мы и видим в лице противников неоконсерваторов как среди республиканцев, так и среди демократов). Но смысл неоконсерватизма состоит именно в дистанции от провозглашаемых ценностей, в полном безразличии к судьбе самих этих ценностей и лозунгов. Для «неоконсов» важны только власть, господство, реализация групповых эгоистических интересов. Отсюда и возникновение шокирующих понятий, вроде «гуманитарная интервенция» или «гуманитарные бомбардировки». Здесь-то и проявляется «фашизм» «штроссианства», но только лишенный того содержания, в которое сами европейские фашисты безусловно верили. Здесь мы сталкиваемся с «фашистским методом», взятым самим по себе, но завуалированным под «либерализм» и «демократию». Уместно вспомнить, софизм Трасимаха, столь дорогой «неоконсу» Алану Блуму, о преимуществах несправедливости. Вашингтон при господстве неоконсов поступает в строгом соответствие с этой логикой: творя несправедливость в отношении всех подряд и присваивая единоличное право вмешиваться в одностороннем порядке в дела любого суверенного народа и государства, американцы якобы способствуют установлению максимально возможной справедливости. Не случайно, Кэйген говорит о «гоббсианской» сущности американской цивилизации (в отличие от кантианской сущности цивилизации европейской). У Гоббса и его «Левиафана» «неоконсы» берут принцип «человек человеку волк» и строят на нем новую жестокую этику, этику сильного — своего рода, «социал-дарвинизм», распространенный на всю планету, где в качестве субъектов выступают не люди, а страны и цивилизации. Не видя, вслед за Гоббсом, никакого другого содержания в человеке, кроме буйного, агрессивного эгоизма, ведущего к «войне всех против всех», «неоконсы» выступают строителями Мирового Государства, Всемирной Империи Левиафана, который будет «пасти народы» огнем и железом. Так, постепенно за обманчиво мягкой и умиротворяющей либерально-демократической риторикой проступают зловещие черты «царства антихриста», о наступлении которого предупреждали традиционные религии — христианство, ислам, иудаизм. И не случайно, большинство представителей этих религий (включая ортодоксальных иудеев) расшифровывают современный стиль американской неоконсервативной политики как стиль от режиссеров-постановщиков «конца света». Как знать, может быть, сами «неоконсы» в своем внутреннем закрытом круге и играют с этой мыслью — ведь их циничная уверенность в отсутствии бога и духа, их глубинный ангажемент в созерцании холодных бездн «ничто», их всепоглощающий цинизм, их апология лжи не так уж далеко ушли от классических описаний нашего старого знакомого — дьявола.
РАЗВЕДКИ, ОРДЕНА, КОНТИНЕНТЫ
Само название разведывательных служб во многих языках заключает в себе прямой намек на их “секретный” характер — “secret service”, “service secrete”, “тайная полиция”, знаменитое Gestapo (“Geheime Staat Polizei” — “тайная государственная полиция”) и т. д. Тайный характер спецслужб вытекает из природы их деятельности, которая связана со сферой, лежащей либо на грани, либо за гранью легитимных правовых норм. “Секретность” спецслужб объясняется тем, что они имеют дело с реальностью, не принадлежащей к области нормального государственного и международного права. Но если эта реальность не описана в юридических актах, то она все же должна иметь некоторую логику, определенную структуру со своими закономерностями и механизмами, со своей философией и этикой. Разобраться в характере этой непростой реальности, выяснить некоторые основополагающие принципы спецслужб, чаще всего остающиеся вне досягаемости исследователей, и является целью данной работы.
Три уровня: международные отношения, кратополитика, геополитика
Для того, чтобы навести элементарный логический порядок в сложнейшей, запутанной реальности “секретных служб”, где заведомо не существует никакой ясности и прозрачности, где сплошь и рядом трудно понять, с агентом какого государства и какого уровня мы имеем дело, и практически невозможно достоверно выяснить те случаи, когда речь идет о двойной, а то и тройной или четверной игре, где даже в рамках одного государства существуют сплошь и рядом конкурирующие разведывательные структуры, а часто внутри одного и того же ведомства альтернативные враждующие кланы, необходимо прояснить гораздо более общий контекст, в котором существуют и функционируют государства как субъекты мировой политики.
Выделим три основополагающих уровня, описывающих структуру международных отношений.
Первый уровень — это международное право, система двусторонних или многосторонних договоров, определяющих юридические и дипломатические нормы отношений государств между собой. Эта легитимная сторона является самой внешней и самой формальной, воплощающей в себе декоративный аспект международной политики, где за возвышенным, гуманистическим пафосом и мало отвечающими действительности “идеалистическими” формулировками скрываются завуалированные эгоистические интересы конкретных держав. Поэтому для того, чтобы адекватно понимать язык международного права, ясно осознавать смысловую нагруженность его терминов, необходимо освоить систему интерпретаций, научиться осуществлять своего рода дешифровку каждого утверждения, дипломатической ноты или международного договора, поскольку в этой субтильной и многозначной области вещи называются своими именами крайне редко. Чаще всего для адекватного понимания какого-то конкретного события международной жизни приходится прибегать к сложным операциям по расшифровке истинного смысла того или иного официального заявления или договора. Следовательно, само международное право и фасад международных и межгосударственных отношений, воплощенный в договорах, конвенциях, резолюциях международных надправительственных организаций и т. д., не могут служить достаточным самостоятельным материалом для понимания логики политической истории мировых государств и их взаимоотношений. Условность этой сферы, ее подчиненность и недостаточность прекрасно осознается не только профессиональными политиками, дипломатами и руководителями государств, но и обычными людьми, также владеющими, как правило, элементарными навыками расшифровки дипломатических заявлений, которые даже в массовом сознании крайне редко принимаются за чистую монету. Но какую реальность вуалирует собой иносказательные конвенции международного права? Это и есть второй уровень международных отношений.
