По условиям этого закона должны были быть созданы два парламента в Ирландии: один для управления шестью графствами, составляющими ныне Северную Ирландию, другой — для контроля над остальной частью острова (в общей сложности 26 графствами). Но вскоре требования автономии переросли в требования независимости. По англо-ирландскому договору в 1921 году Ирландии была предоставлена независимость, однако с условием, что Северная Ирландия не войдет в независимую Ирландию, а парламент Северной Ирландии не примет участия в выборах. На основе этого решения и было сформировано государство Северная Ирландия.
Во время его создания из шести графств два были с четким юнионистским большинством, два имели небольшое юнионистское большинство и оставшиеся два — небольшое националистическое большинство. Это гарантировало Северной Ирландии общий перевес юнионистов. Но с разделением Ирландии не было согласно националистическое меньшинство. Оно и добилось того, чтобы существование Северной Ирландии стало тревожным в связи с достигнутым политическим решением, едва ли не принуждением, и, по меньшей мере, не на основе консенсуса.
Северо-ирландский конфликт исключителен для Западной Европы еще и потому, что он — классический случай терроризма этнического меньшинства: Временная ИРА, крошечное меньшинство католического меньшинства в Северной Ирландии, пытается «освободить» территорию, на которой большинство отказывается от «освобождения».
ИРА проводит свою кампанию скачкообразного насилия в Ирландии в течение более 60 лет. Но ее мнение о себе как о «легитимной Республике» и ее вера в то, что дублинское правительство (не говоря уже о британском правлении в Северной Ирландии) являются «великим узурпаторством», резко отличают ее от других групп, ведущих в Европе подрывную деятельность, таких как ЭТА, «красные бригады», ни одна из которых не может заявить о некой родословной, претендующей на то, что они верные хранители национальной чести, достоинства, единства.
Немного похожие претензии с момента захвата власти заявляли и лидеры чеченских боевиков. Однако, несомненно, при отдельных пробелах и натяжках в законодательстве и правоприменительной практике Соединенного Королевства общий контроль над ситуацией в Северной Ирландии все же принадлежал Лондону, что позволяло большей частью пресекать милитаризацию общества (несмотря на относительную прозрачность для боевиков границ с Ирландской Республикой). Потоки оружия не были столь массовыми, да и поддержка местного населения не могла сравниться с ситуацией в Чечне. Одна из причин этого — демографический фактор.
В Чечено-Ингушской Республике на момент прихода к власти Д. Дудаева соотношение этнических чеченцев и других национальностей было приблизительно 60 % к 40 % (из которых 24 % — русские, 13 % — ингуши). В результате произвольного раздела республики демографический состав был искусственно изменен в пользу чеченцев, а оставшееся русскоязычное население начало «выдавливаться» из Чечни, следствием чего стал искусственно созданный значительный перевес чеченского населения даже в районах, традиционно заселенных русскоязычным населением.
В то же время сейчас приблизительно 60 % из полуторамиллионного населения Северной Ирландии — протестанты. Оставшиеся 40 % — католики. К протестантам, из-за их лояльности к Британской короне и их поддержки политического союза между Северной Ирландией и Великобританией, обращаются как к «лоялистам» и «юнионистам». Аналогично католики, в соответствии с их желанием единой Ирландской Республики, известны как «националисты» и «республиканцы». Это четкое разделение между религиозными группами способствует вере в то, что конфликт только религиозный. Но подобные выводы — упрощенческие и вводящие в заблуждение, поскольку они не учитывают тот факт, что географическое, культурное, экономическое, этническое и политическое деления между двумя группами развиваются параллельно религиозному расколу североирландского общества.
Аналогичным образом — религиозным и национальным основанием пытались мотивировать причины конфликта чеченские лидеры. Тем самым конфликту придавалась видимая легитимность, а его истинная цель затуманивалась.
Религиозные основания для чеченского терроризма являются одновременно и мотивацией действий, и фактором легитимации крайней степени насилия (борьба за веру против «неверных», мол, оправдывает все) и одновременно обстоятельством, интернационализирующим данный конфликт, поскольку его необходимо рассматривать в контексте общих согласованных действий исламских экстремистов по всему миру. Многие нынешние лидеры Северокавказских республик апеллируют к наследию прошлого и выступают за полную легализацию традиционных социальных институтов, таких как полигиния, шариатские суды, советы старейшин и кровная месть.
Всплеск терроризма в регионе насилия, особенно в жесточайших формах, многие рассматривают (и, видимо, не ошибаются) в контексте конфликта культур: западной и восточной (основанной на исламе). Упорное насаждение исламских традиций и шариата лидерами Чечни протекало именно в подобном русле. Исламский фактор как проявление религиозного сознания стал важным рычагом конфликта в Чечне. Особенно сильное влияние оказывали в Чечне зарубежные исламские организации, стремящиеся к тому, чтобы постоянно поддерживать высокий уровень напряженности, провоцировать эксцессы противостояния мусульманских народов Северного Кавказа центральным властям России. Конфессиональным же элементам этнополитических конфликтов должного внимания до недавней поры не уделялось ни в СССР, ни в России. (Регулярной и основательной критике подвергался только исламский фундаментализм.)
В Чечне (как и в некоторых других мусульманских странах или странах с преобладанием мусульманского населения) под влиянием внешнего фактора произошла радикализация религиозных взглядов, получили развитие экстремистские религиозные течения. В частности, как известно, ряд террористических актов был совершен приверженцами ваххабитского течения в исламе.
Ваххабизму присущ крайний фанатизм в вопросах веры и экстремизм в борьбе с противниками. Важное место в нем отводится идее джихада, толкуемого не только как борьба с язычниками и разными иноверцами, но и с «людьми Писания» (христианами и иудеями), а также и с мусульманами, «отступившими» от принципов раннего ислама.
Учение ал-Ваххаба было знаменем борьбы за политическое объединение Аравии родом аль-Саудов. Позднее оно стало официальной идеологией государства аль-Саудов. В настоящее время ваххабизм продолжает оставаться основой официальной идеологии Саудовской Аравии.
Как известно, в Чечне ислам утвердился только в XVIII–XIX веках, вобрав в себя многие архаические обычаи и традиции. В XIX веке на Северном Кавказе широкое распространение получил мюридизм, выступавший за создание исламского государства. Сохранил силу и бытовой ислам, тесно переплетенный с национальными традициями и нормами поведения, поэтому не многие поборники ислама в Чечне могут прочесть хотя бы несколько строк из Корана. У большей части населения достаточно смутные понятия об исламе как о «вере предков».
Распространение в Чечне (и вообще на Северном Кавказе) идей ваххабизма связано с расширением геополитических притязаний ряда зарубежных мусульманских лидеров. В конце 1980 — начале 1990-х годов, когда приверженцы ислама получили возможность учиться за рубежом, они отправились главным образом в Саудовскую Аравию. Там они получили помощь и поддержку, прежде всего материальную, а также прониклись идеями ваххабизма. Официальное мусульманское духовенство Чечни (как и других Северокавказских республик) выступало против распространения этих идей. Проповедь ваххабизма была запрещена в середине 1990-х годов, а проповедники из Саудовской Аравии были высланы.
Наряду с борьбой за веру другим важным доводом легитимности действий чеченских экстремистов и террористов традиционно представляется восстановление исторической справедливости в связи с репрессиями сталинского режима в отношении чеченского народа во время Второй мировой войны. Это основание связано с тем, что в период сталинских репрессий чеченский народ подвергся массовой депортации, исправление пагубных последствий которой оказалось недостаточно эффективным. Государственная власть сначала СССР, а затем России не сумела правильно оценить ситуацию, предвидеть и предотвратить назревавшие в республике события, переориентировать их движущие силы. Федеральные органы власти Российской Федерации ослабили правозащитную деятельность в Чеченской Республике, не обеспечили охрану государственных складов оружия на ее территории, в течение нескольких лет проявляли пассивность в решении проблем взаимоотношений с этой республикой как субъектом Российской Федерации.
