Иногда история как будто специально противопоставляет одному политическому или военному гению — претенденту на мировое господство — другого, который ему противодействует и в конечном счете все его планы срывает. Так, величайшему полководцу Наполеону история противопоставила величайшего флотоводца Нельсона. После Трафальгарской битвы дело Наполеона было уже проиграно — не в силах нанести удар защищенной своими морями Британии, он вынужден был подчинять себе все страны Европы и мечтать о завоевании Азии с целью удушить Британию континентальной блокадой; на этом пути Наполеон неминуемо должен был сломать себе шею. Две погубившие Наполеона самые страшные войны — испанская и российская — имели своей причиной нежелание Испании и России соблюдать континентальную блокаду. Да и остальная Европа восстала в 1813 г. против Наполеона главным образом опять же из-за тягот континентальной блокады.
Сталину же История противопоставила Рузвельта. В самом деле, классический капитализм XIX века изжил себя после Великой депрессии 1929–1933 гг. Надо было создавать что-то другое. Сталин (и в несколько меньшей степени Гитлер в Германии) создал классическому капитализму тоталитарную альтернативу с режимом тотальной несвободы и полным подчинением всей экономической, общественной и личной жизни государству. А вот Рузвельт создал классическому капитализму демократическую и рыночную альтернативу — то, что мы теперь называем «социально ориентированной рыночной экономикой».
Естественно, что два мира и две системы должны были столкнуться. И они столкнулись в 1938, 1939, 1940 годах. История поставила вопрос ребром: или одна, или другая система победит, а система побежденная будет (пусть и не сразу) полностью уничтожена.
Глава IX
Когда наступил перелом во Второй мировой войне
Это — не конец и даже не начало конца. Но это — конец начала.
(У. Черчилль)
Классический советский ответ на этот вопрос: между переходом советских армий в наступление под Сталинградом и окончанием Курской битвы. Есть, впрочем, и другие точки зрения: некоторые историки считают переломом декабрь 1941 г. — дескать, после битвы под Москвой Гитлер уже не мог навязывать противникам инициативу, и даже наступление на Сталинград — всего лишь попытка исправить результаты поражения под Москвой (Бунин АН., Яковлев H.H. 170 000 километров с Г.К Жуковым. М., 1994. С. 49; Мельников Д.Е., Черная Л.Б. Преступник номер 1.М., 1982. С. 367–368).
Западные историки называют другие переломные даты, но ни одна из них не датируется ранее, чем концом 1941 г. А между тем, с точки зрения концепции В. Суворова, перелом в войне наступил 22 июня 1941 г.: с этого времени, как бы ни развивались дальнейшие события, война уже не могла кончиться завоеванием коммунистами всего мира (Суворов В. Очищение. М., 2001. С. 341–345).
К этому вопросу мы еще вернемся. Пока же попытаемся доказать: перелом во Второй мировой войне как в геополитическом противостоянии между СССР и США наступил даже не 22 июня 1941 г., а постепенно в течение года между концом июня 1940-го и 22 июня 1941 г. Но для начала я обрисую, каким лично мне представляется план Рузвельта.
Вполне вероятно, что Рузвельт с самого начала был заинтересован в том, чтобы сдать всю континентальную Европу Гитлеру. Тогда, поскольку дальнейший путь на запад и на юг будет закрыт морями, на которых господствует английский флот, Гитлеру ничего не останется, как повернуть на восток, против Сталина. В Вашингтоне, как и в Лондоне и Париже, твердо понимали: союз двух диктаторов — явление временное, вместе на нашей небольшой планете (а тем более в маленькой Европе) два хищника такого масштаба сосуществовать не смогут. Значит, схватка между ними неизбежна.
И в самом деле, тот факт, что планы Сталина начали ломаться, вынужден был признать уже 20 мая 1941 г. формальный глава Советского государства М.И. Калинин, выступавший в этот день с докладом на комсомольском собрании работников аппарата Президиума Верховного Совета СССР. Калинин выразил свое негодование по поводу того, что Англия и Франция «плохо воюют» и что поэтому концепция «взаимного истощения воюющих сторон» не работает. А ведь именно на этой концепции была основана долговременная внешнеполитическая стратегия большевиков, унаследованная еще от Ленина. «И вдруг… все идет не так, как, скажем, в Первую Империалистическую и вопреки решениям партийных съездов и Коминтерна». Дальше в речи Калинина следуют явные намеки на то, что надо «воспользоваться ситуацией и расширить коммунизм» (Некрич А.М. Указ. раб. С. 128–131) (ясно, каким образом. — Д.В.), однако очевидно, что минимум в одном Сталин уже проиграл: серьезного взаимного истощения Гитлера и его западных противников нет.
Но вернемся в лето 1940 г. Проблема в том, что и Сталин тоже готовит удар. Если он ударит первым, это может сорвать все замыслы Рузвельта. Тогда вся Европа быстро окажется «красной» гораздо раньше, чем США соберутся с силами для высадки в Европе сами и помогут сделать это Британии. Значит, дело за малым: сделать все от американцев зависящее, чтобы в неизбежном советско-германском конфликте нападающей стороной оказалась Германия. Но летом 1940 г. это казалось, мягко говоря, затруднительным.
К лету 1940 г. казалось, что предчувствия Рузвельта оправдываются. Гитлер захватил Западную Европу и готовится к высадке в Британии. В это время на восточных границах Германии и ее единственного, кроме СССР, источника нефти — Румынии — сконцентрированы уже миллионы советских солдат, тысячи танков и самолетов, десятки тысяч орудий. Сформированы уже десятки новых советских дивизий, формируются еще новые, и счет дивизий формируемых переходит с десятков на сотни. Кажется, вот-вот сталинские полчища двинутся в Румынию, и Германия останется беззащитной хотя бы в силу отсутствия топлива для своей военной техники. И вся Европа практически без серьезного сопротивления достанется Сталину.
Кстати, именно во второй половине 1940 г. СССР прекратил кампанию против вступления США в войну в Европе (Некрич А.М. С. 142). Причина этого поворота в пропагандистской политике СССР понятна. До разгрома Франции Сталин опасался, что США успеют прийти ей на помощь (как в Первой мировой войне), и французы сумеют удержаться до того, как СССР сокрушит Германию. Теперь же советским правителям ясно: американцы все равно не успеют собраться с силами и высадиться в Европе раньше, чем СССР осуществит операцию «Гроза» и подчинит себе всю Европу до Ла-Манша. Так что пусть вступают, все равно они уже опоздали! Так, по крайней мере, казалось во второй половине 1940 г.
И вдруг все меняется. Сталин топчется на новых западных границах СССР. Гитлер целый год перебрасывает свои армии на Восток, но Сталин упорно не желает видеть угрозы немецкого нападения. Наконец, 22 июня 1941 г. Вермахт наносит упреждающий удар, разбивает сосредоточенные у границы советские армии и уходит далеко в глубь России. Результат такого поворота — затяжная советско-германская война, взаимное истребление миллионов советских и немецких солдат. Гитлер вынужден был убрать свои армии из Европы, так что, когда в 1943–1944 годах туда пришли армии союзников, они не встретили сильного сопротивления. Итог войны — окружение СССР американцами и их союзниками со всех сторон, то есть реализация американского геополитического сценария.
Что же случилось в течение года, предшествовавшего советско-германской войне?
Виктор Суворов говорит: ошибкой Сталина было то, что он летом 1940 г. захватил только Бессарабию, оставив Гитлеру собственно Румынию с ее нефтяными запасами. Тем самым он вспугнул Гитлера и заставил его всерьез думать о превентивном ударе (Суворов В. Ледокол. М., 1992. С. 46, 54). Почему он совершил эту ошибку, Суворов не объясняет; гипотетически можно предположить, что Сталина на некоторое время выбил из колеи слишком уж молниеносный разгром нацистами Франции. Сам Суворов признает, что Сталин этого не ожидал (Суворов В. Очищение. С. 241). Многие другие авторы еще категоричнее: «Когда было объявлено о взятии немцами Парижа, Сталин… накапав себе бестужевских капель… не говоря ни слова… уехал на ближнюю дачу, куда срочно вызвали братьев Коганов — неизменных лейб-медиков вождя». Есть даже сведения об инфаркте или тяжелом сердечном приступе у Сталина (Бунин К Гроза. М., 1997. С. 101–102).
Пусть так, но ведь ошибку легко было исправить. У Сталина в запасе — еще целый год (пока Гитлер не разгромил внезапными ударами собранные против него в Белоруссии и Прибалтике советские армии), в течение которого он мог занять Румынию в любой удобный для себя момент, и Гитлер ничего бы не смог сделать. Одно дело декларировать «передачу Румынией под охрану Германии нефтяного бассейна Плоешти», что было сделано 2 сентября 1940 г. (Там же. С. 150), другое дело реально защитить румынскую нефть от советского вторжения. Достаточно сказать, что еще и в начале 1941 г. у Гитлера в Румынии было всего 450 000 солдат, и советские войска, предназначавшиеся для удара по Румынии, превосходили немецкую группировку почти втрое по численности войск и почти вчетверо — по количеству самолетов, — и это не считая еще двух советских армий, которые готовились к переброске с Северного Кавказа (Там же. С. 414).
