Но ядерное оружие изменяет взгляд и на военную стратегию в том смысле, что при равном количестве его преимущество получает страна-агрессор, так как государство, подвергшееся агрессии, теряет слишком много уже при первом ударе, а ответный удар не всегда возможен. Ядерное оружие позволяет минимизировать сроки приготовления к войне, исключить мобилизацию людских и технических резервов, наносить внезапные и обезоруживающие удары. Обмен ядерными ударами, по мнению Галлуа, может напоминать подъем по «губительной лестнице, ведущей к абсурду», когда на каждой ступени этой лестницы вступают в действие новые, все более мощные виды ядерного оружия. И все же вероятность ответного ядерного удара дает возможность сдерживать любую державу, рвущуюся к мировому господству, но не с помощью старых оборонительных доктрин, рассчитанных на строительство глубоко эшелонированных линий обороны, а с помощью ядерного оружия с современными средствами доставки. Характерной чертой новой политики сдерживания, по мнению Галлуа, является «произведение двух величин»: количество боевых средств ответного удара и решимость нации их применить, т. е. произведение технического и субъективно-волевого факторов. Эти величины, т. е. ударную ракетно-ядерную мощь и твердую национальную волю Галлуа называет законами сдерживания [219] .
Если геостратегии классического периода были комбинациями сухопутной и морской стратегий, то современные геостратегии после завоевания человеком воздушной среды стали глобальными , объемлющими все геопространства Земли, т. е. стали комбинациями сухопутных, морских и воздушных стратегий. Такой вывод делает Кингстон-Макклори. [220]
Идеи военных стратегов о сдерживании в эпоху ядерного оружия вполне разделяли «мирные» геополитики. Английский историк Арнольд Тойнби в работе «Цивилизация перед судом истории» (1947), проанализировав «изменение карты мира», отметил нарастающий процесс унификации, т. е. объединения мира в единое мировое сообщество, которое стало реальностью уже в 1950-х гг. Процесс унификации, по мнению Тойнби, приведет к политическому объединению мира, т. е. созданию в скором будущем всемирного государства. К этому же ведет и сокращение числа великих держав с восьми до двух (США и СССР). Третьей великой державой может стать Европейский Союз. Объединение мира возможно двумя способами: принудительным (военными средствами) или путем сотрудничества. Принудительный метод невозможен в эпоху ядерного оружия. Поэтому у великих держав и остальных стран нет альтернативы налаживанию отношений и сближению. Механизм этого сближения и управления мировыми процессами уже создан (ООН). Однако процесс налаживания отношений, сближения и унификации не будет ламинарным. На этом пути, считал Тойнби, не избежать конфликтов. Поэтому одна из глав его труда была названа «Столкновение цивилизаций» [221] .
Идею столкновения цивилизаций развил в 1990-х гг. Сэмюэль Хантингтон. Несмотря на множество приведенных им фактов межцивилизационных конфликтов, в первую очередь между западной и исламской цивилизациями, будущее «мира цивилизаций» видится Хантингтону довольно оптимистичным: чтобы избежать глобальной межцивилизационной войны, следует признать уникальность каждой из цивилизаций, полицивилизационный характер современной геополитики и вместе с тем осознать универсальность общечеловеческой Цивилизации как основы для сотрудничества [222] .
В. Л. Цымбурский, критикуя конфликтогенный подход Хантингтона к анализу цивилизационной картины мира, отмечал: «Можно предвидеть, что цивилизационная геополитика… вскоре переступит рамки проблематики “столкновения цивилизаций”. Ей предстоит работать и с самоопределяющимися иноэтническими пристройками цивилизаций, например с “кельтским возрождением” или с шансами Китая в Юго-Восточной Азии. Ее предметом должно стать строение существующих цивилизационных платформ, особенно состояние их краев-лимесов – будь то Восточная Германия, российский Дальний Восток или юг США, когда-то отторгнутый от Мексики, а теперь отвоевываемый латиноамериканским приливом. И, несомненно, ее “коронная” тема – народы и земли между цивилизациями» [223] . Цымбурский не только дополнил и детализировал картину мира цивилизаций, но и создал геополитическую концепцию межцивилизационных систем со связующими лимитрофными зонами. Кроме того, он обнаружил связь геополитики с хронополитикой, которая, отметим, стала особенно заметной в наше время, время ускорения темпа геохронополитической динамики. Это направление геохронополитики , а именно концепцию длинных волн геохронополитической динамики, развивает в своих работах современный российский геополитик М. В. Ильин.
Другие современные российские геополитики так же, как и их зарубежные коллеги, выступают за сдержанность в международных и межцивилизационных отношениях, за развитие геополитики сотрудничества и установление соединяющих и открытых границ вместо закрытых границ времен геополитики классического периода. Так, например, известный российский геополитик Н. С. Мироненко свой подход называет «геополитикой взаимодействия , а не конфронтации» [224] , а В. А. Колосов в своей теории государственных границ (лимологии) явно отдает предпочтение интеграционным и соединяющим границам , а не полупроницаемым и отчуждающим [225] .
Не следует думать, что современная геополитика совершенно не поддерживает традицию геополитики классической, что она стала как бы антитезой классики. И у современных геополитиков нередко звучат классические и даже доклассические мотивы. Взять, например, известную работу Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска. Господство Америки и ее геостратегические перспективы» (1998), в которой он отмечает: «Гегемония стара, как мир. Однако и американское мировое превосходство отличается стремительностью своего становления, своими глобальными масштабами и способами существования» [226] . Как видим, речь идет о давно известной идее гегемонии, но в совершенно иных геополитических и хронополитических условиях, на ином геополитическом пространстве.
Современные геополитики не отрицают связи как военной, так и мирной политики с самыми разнообразными пространственными факторами. Речь идет в первую очередь о природно-физическом, географическом пространстве, которое, как заметил еще Ратцель, состоит из трех сфер: геосферы (суши), гидросферы (воды), атмосферы (воздуха). Эти сферы на обитаемой поверхности Земли пересекаются и взаимодействуют самыми разными и причудливыми образами.
Таким образом, связь политики с физическим миром, с географической средой за последние 60 лет не только не ослабла, а, более того, заметно усилилась. Если политики Древнего мира говорили о борьбе Суши и Моря, а геополитики классического периода включили в этот ансамбль еще и воздушную среду, то теперь следует добавить к этому космическое пространство. Освоение космической среды позволило «космическим» державам:
• усилить и качественно улучшить контроль земного пространства, сделав его поистине глобальным;
• повысить возможности и эффективность изучения и дальнейшего освоения поверхности, глубин и недр Земли;
• создать новое, более мощное и эффективное лазерное оружие и космические ракеты, используемые как носители ядерного оружия;
• создать новые, космические отрасли науки и техники;
• создать плацдарм для освоения Луны и планет Солнечной системы. Но это еще не все. Каждое направление этого физико-космического фактора геополитики значительно расширилось. Расширение указанных сфер произошло за счет:
• освоения всей территории, заселенной человеком и перенесения ее границ практически до северного и южного полюсов;
• заселения почти всех более или менее пригодных для жизни островов, подключения к цивилизованной жизни их населения;
• освоения практически всей акватории Мирового океана с помощью современных судов, авиации, другой техники;
• освоение воздушного океана пассажирскими лайнерами, исследовательскими и военными летательными аппаратами.
• значительное углубление исследования и использования сухопутной, океанской, воздушной и космической сфер произошло в результате дальнейшего проникновения человека в земную кору с целью добычи необходимых подземных ресурсов и дальнейшего исследования подземного мира;
• погружения человека на все большие глубины океана с мирными и военными целями штурма верхних слоев атмосферы, что привело к стиранию границ между воздушной и космической средой и изобретению таких аппаратов, как «Шаттл» и «Буран» для полетов в обеих средах;
