Лондон… Если бы у меня спросили, каково первое впечатление от этого огромного города и его жителей, оставляя в стороне политику и государственные учреждения, то ответ для меня оказался бы непростым. Пожалуй, более всего поражало, как в таком городе, с восьмимиллионным населением, вас вовсе не оглушает шум и лязг разных машин, что неизменно ощущаешь в американских больших городах.
Это, видимо, можно частично объяснить разбросанностью Лондона на большой территории. Но дело все же не только в этом. Главное кроется в том, что каждый атрибут жизни города-гиганта, особенно в области транспорта, как-то ловко пригнан ко всему механизму, приводящему его в движение. Бросается в глаза отлаженность элементов этого механизма, собранность людей, привыкших выполнять предписанные полицией или традициями нормы.
Вот один из эпизодов, характерных для Лондона. Дождливая, ненастная погода. Здоровый, молодой человек и тот должен соблюдать осторожность, чтобы не схватить простуду под дождем. Он стоит в очереди на автобусной остановке. Подходит автобус. Однако ни молодой, ни пожилой человек, будь то мужчина или женщина, не пытается нарушить очередь и скорее укрыться в автобусе. Англичанин бережет свои локти. Очередь продвигается безмолвно, как какая-то безгласная масса, всасывается потихоньку подходящими огромными машинами. Никто ни с кем не спорит и вообще не говорит. Правда, не все здесь согласуется с нашим представлением о корректности. Казалось бы, пожилого мужчину, тем более женщину можно пропустить без очереди, однако это не принято, этого не делают.
Как правило, лондонцы — а это характерно и для жителей других английских городов — уже часов в девять вечера начинают отгораживаться от внешнего мира. Плотно закрывают ставни. Гаснут огни в окнах. Нечто похожее можно видеть и в городах некоторых других стран Западной Европы. Однако англичане здесь бьют все рекорды. А вот в США все обстоит наоборот: там в больших городах в девять-десять часов вечера только начинает закипать настоящая жизнь, распространяться шум и гам, все движется, танцует, прыгает, кричит, шумит.
Побывать в столице Англии и не посмотреть на смену караула у Букингемского дворца — этого англичанин просто не поймет. Сотни, а порой и тысячи людей собираются по периметру металлической ограды дворца, чтобы увидеть рослых гвардейцев, одетых в форму, которая, как говорят, является результатом труда многих модельеров. Форма, надо сказать, производит впечатление, но она — только для парадов. Англичане утверждают, что невероятной высоты шапки, украшающие головы гвардейцев, изготовлены из шкур русских медведей, именно русских. Может быть, прежде так оно и было. За достоверность этого в применении к сегодняшнему дню поручиться трудно. В то же время в самой Англии медведя можно встретить разве что только в цирке.
Парады у Букингемского дворца — неотъемлемая часть жизни столицы. На них идут смотреть как на одно из самых увлекательных зрелищ.
Нельзя не сказать и о замечательных лондонских парках, где можно прогуляться, отдохнуть, почитать книгу под сенью старых деревьев, которые как будто специально растут, чтобы радовать англичан правильностью пропорций, роскошью кроны, свежестью листвы в весеннее и летнее время.
В парках Лондона, да и всей Англии, имеются прекрасные ухоженные газоны. Только стоическое терпение и неустанная забота людей могут объяснить существование таких отличных травяных покровов. Они — плод многолетнего труда. Англичане, когда их спрашивают, в чем секрет создания хорошего газона, не без добродушного лукавства отвечают:
— Трудности в этом деле возникают только в первые сорок лет.
Словом, взирая на зелень трав газонов в парках Англии, невольно думаешь, что многие из них наверняка «помнят» времена Байрона и Вальтера Скотта.
Кто из людей, побывавших в Англии, не знает Гайд-парка?! Если есть такие люди, то на них нужно смотреть как на диковину. Это не центр политической или деловой жизни, нет. Но это, бесспорно, центр притяжения для многих лондонцев, которые хотят на час-другой стряхнуть с себя городскую суету, почувствовать себя наедине с природой, а возможно, и с самим собой. Любого влечет сюда зелень лугов, на просторах которых высятся вековые вязы и платаны, блестит пруд Серпантин, обжитый лебедями. А рядом — живописные уголки сомкнувшегося с этим простором Кенсигтонского парка. Там расположена группа приземистых зданий из потемневшего от времени кирпича — бывший королевский дворец (в нем родилась королева Виктория), а чуть далее — Посольская улица, на которой находится и советское посольство.
Достойны похвалы лондонцы разных поколений, сохранившие эти полторы сотни гектаров тихой природы в гуще громадного города. Гайд-парк, устояв перед натиском перекупщиков земельных участков, градостроителей и властей всех рангов, поистине царствует в сердце столицы. И открыт он для всех.
Этот парк словно объемная фотография английской жизни. Здесь можно встретить и холеных аристократов, а чаще аристократок, наслаждающихся верховой ездой на породистых скакунах, и лондонцев, не относящихся к элите британского общества. Здесь папы и мамы гуляют с детьми, причем некоторые из них — те, кто едва научился ходить, — передвигаются, поддерживаемые и управляемые взрослыми с помощью своего рода вожжей.
Есть в этом парке знаменитое место — так называемый «угол демократии» с самодельными помостами и трибунами, а то и ящиком вместо трибуны. На каждую трибуну может, если она не занята, взобраться любой «соскучившийся по демократии» оратор и закатить речь, которой, возможно, позавидовал бы сам Демосфен. Этот «угол вольного слова», хотя и основательно надоел многим людям, остается какой-то приманкой для непризнанных ораторов и сохраняется как незыблемый атрибут английской столичной жизни. Без него Лондон не Лондон.
Об этой «парковой демократии» широко известно и за рубежом. Нелишне передать некоторые собственные впечатления от этого английского «института» в действии. Не стал бы спорить с ненароком услышанным мною замечанием одного пожилого англичанина, сетовавшего на то, что вокруг трибун нет удобных кресел, в которых можно было бы сладко вздремнуть, наслушавшись ораторов.
Нужно прямо сказать, что с этих трибун редко звучат серьезные речи. Скорее, услышишь людей с отклонениями в психике, одержимых какой-то идеей. Они больше жестикулируют, чем говорят что-либо толковое. Ни разу, когда мы подходили к таким ораторам, не довелось услышать здравую, да просто нормальную человеческую речь. Возможно, это случайность, нам не везло. Не будем спорить. Тем не менее считать подобные «речи на углу» воплощением демократии — нонсенс.
Помню, как мы с видным советским дипломатом А. А. Рощиным возвращались в Лондон из загородной поездки и, поравнявшись с Гайд-парком, увидели такую сцену. На трибуне стоит оратор и, жестикулируя, поднимая руки в обращении ко всевышнему, что-то горячо доказывает. Аудитория? Никакой. Лишь мужчина средних лет сидит на скамейке метрах в пятидесяти. Сидит вполоборота к оратору. Одно его ухо, возможно, что-то улавливает из речи, да и то сомнительно.
И вот в эту «демократию» играют не дети, а взрослые. Те, кто все это похваливает, знают, что надо… выпускать пар из котла. Нет-нет да и сошлются английские парламентарии на то, что в Лондоне имеется «угол вольного слова» и выступают там «демократы». Да, возможно, кому-то из иностранцев это импонирует.
Музеи Лондона и других городов страны организованы, с моей точки зрения, хорошо, особенно если говорить об их интерьере. Все там строго и просто, без крикливости и вычурности. Всякого рода модернистских «украшательских штучек» англичане, как правило, не признают.
Нам хотелось основательно ознакомиться с жителями английской столицы, которым посвящено много книг, исследований, имеющих целью дать портрет настоящего англичанина. Мы с женой шутили:
— Найти бы и нам самых типичных англичан и описать их, начиная с внешности и кончая привычками, взглядами ну хотя бы на некоторые вещи.
Скоро, однако, стало ясно, что для этого не хватит не только года, но и десятка лет. Почему? Да потому, что при беседах и встречах с людьми, занимающими официальное положение, мы всегда замечали, что у них в поведении много черт, свойственных и американцам, и французам, да и нам самим. Что касается людей рядовых, то ведь не будешь специально приглашать их к себе для изучения, а хаживать по частным домам и квартирам нашему брату особенно не приходилось. Поэтому я и не ставлю перед собой задачу углубляться в детали жизни и быта рядовых англичан.
И все же на опыте пребывания в Англии можно составить некоторое представление о типичном англичанине и, в частности, лучше понять вкладываемое в его уста и ставшее крылатым выражение: «Мой дом — моя крепость». Эту старую и емкую формулу наполнил богатым содержанием, примерами, эпизодами из различных областей жизни Англии и англичан талантливый советский журналист и писатель Всеволод Овчинников в своей книге «Корни дуба». Я лично с удовольствием прочел эту книгу и считаю ее большой удачей автора.
