Один из самых вдохновленных сетевых авторов, Диана Харви, вопрошает в отчаянии: «Целенаправленное отношение между правящими умами Земли и агонизирующей смертью природного мира остается загадкой. Что заставляет современных владельцев-менеджеров земного шара доводить деградацию планетарных систем жизнеобеспечения до состояния токсического шока? Смертные муки природы усиливаются день ото дня, но разрушительная человеческая деятельность продолжается неустанно, как будто это состояние дел не имеет никакого отношения к человеческой жизни. Мы обязаны задаться вопросом, не сошли ли эти могущественные люди, стоящие за рулем тонущего судна, ответственные за отравление всей планеты, с ума. Может быть, эти ярые приверженцы жадности попросту свихнулись, и, движимы голосом своего безумия, ведут нас в потоке бессмысленного хаоса прямиком к пропасти?» [9]
Диана Харви, как и Иммануэль Валлерштейн, совершает героическое усилие, чтобы узреть рациональную причину явно неблагоразумного поведения, и она почти преуспевает в этом, расширяя концепцию жадности. Она заключает:
«Мировые корпоративно-властные структуры (…) подстроили разрушение природы, чтобы сорвать самый большой куш всех времен и народов. Они хотят поставить человечество в зависимость от производимой ими замены природы искусственными заменителями, и полностью контролировать нас, продавая эти заменители речной воды и чистого воздуха. Мое объяснение таково: силы корпоративного тоталитаризма преднамеренно уничтожают наш мир, чтобы продать нам его симулированную модель и получить прибыль».
Ее диагноз беспросветен, но реальность страшнее. Кто пообещал мисс Харви, что ей станут продавать заменители воздуха и воды в темном завтрашнем дне наших кошмаров? В конце концов, жадность и прибыль, даже написанные с больших букв, предполагают длительный режим работы. Пора совершить усилие — и признать, что жадность не является ни элементарной частицей, ни простой силой. За ней стоит более древняя и мрачная фигура: воля к господству. Для нее жадность — всего лишь средство к достижению цели. Да, хорошо продавать воздух мисс Харви и получать замечательную прибыль. Но может быть, еще лучше отказаться от прибыли и насладиться видом ее смертных мук? В конце концов, мои предки, одержимые тягой к господству, за хорошие деньги выкупили пленников-христиан у персов, взявших Иерусалим в 614 году, а затем перебили пленников, пренебрегая прибылью. Прибыль — не последнее слово; жадность — не самый худший грех. Жадностью не объяснишь стремление миллиардера «сделать» еще один миллиард. Он ищет иную добычу, не деньги, но господство.
Не может быть господства без порабощенных, а человека нельзя поработить, пока он связан с природой. Он плюнет на планы поработителей, и, как Диоген и Кандид, будет пить чистую воду реки и есть овощи со своего огорода. Чтобы его поработить, надо отравить реки и воздух. Поэтому разрушают природу. Но за волей к господству, за разрушением природы, мы замечаем новую фигуру. Как моряк Колумба, увидевший землю, мы протираем глаза с недоверием: этого не может быть!
В течение двух сотен лет, а то и дольше, христианский мир пытался жить без Бога. Некоторые отрицали Его существование, некоторые — нет, но как верующие, так и неверующие объясняли наши экзистенциальные проблемы, отвлекаясь от присутствия Бога во Вселенной. Обычно все поддавалось объяснению нашими добрыми и злыми побуждениями. Известна популярная присказка, приписываемая разным ученым, от Ньютона до Эйнштейна, которые, когда их спрашивали о Боге, отвечали: «У меня не было надобности вводить этот параметр в мои формулы». Средневековый английский ученый из Сюррея, Уильям Оккам (он послужил прототипом для героя триллера Умберто Эко «Имя Розы»), предложил принцип, названный по его имени «Бритвой Оккама»: «Не множьте сущности без необходимости». Это означало, что из двух конкурирующих теорий следует предпочесть более простое объяснение. Поэтому мы, как правило, не обращаемся к духовным категориям за объясненьем мирских событий.
Но пока мы расслабились в нашем полностью материальном мире, другой принцип средневековой логики, Закон Манифестации (Проявления) уготовил нам ловушку. Данный закон декларирует, что «любая сущность в конечном счете проявится». Никогда не являющуюся сущность можно, безо всякого ущерба, считать несуществующей, то есть не-сущностью. Теоретически мы знали, что на определенных скоростях пространство будет соответствовать не древней геометрии Евклида, но новой геометрии, разработанной в XIX веке сыном ганноверского священника, Бернардом Риманом и Лобачевским. Но практически наш ум отказывался принять новую геометрию — пока она не стала реальностью в физике частиц.
Теоретически верующий человек должен быть готов к зримому проявлению духовного мира, Бога и более низких Сил. Практически мы отказались верить в такую возможность. Шведскую даму-пастора спросили, что бы она сделала, если бы ей было явлено видение св. Бригитты. «Я бы заказала два пива, большой бифштекс, и если бы это не помогло, то добровольно отправилась бы в психиатрическую лечебницу», — ответила та. Если таков ответ священника, то чего можно ожидать от мирян?
Когда мы отвернулись от Божественного Присутствия, и удалили Его из нашей жизни, мы помогли Его противнику за шахматной доской. Теперь влияние и планы Сатаны стали видны, и никакие бифштексы с пивом не изменят этого. Последние события человеческой истории, бессмысленное разрушение природы и войну против духовности нельзя правдоподобно объяснять рациональными материальными причинами. За вполне человеческими устремлениями больших корпораций, за Жадностью с большой буквы, за парадигмой Господства, безликий Разрушитель явил себя, как лорд Дарт Вейдер на покоренной планете.
На многоцветной карте Ханса Бюнтинга (1581 г.) наш мир выглядит как цветок, три лепестка которого соответствуют трем континентам — Европе, Западной Азии и Африке, соединенным Святой Землей. Но допустимо и другое прочтение карты: цветок есть символ веры в Христа и Богородицу, а три лепестка означают ислам, католицизм и православие. В то время как на Западе предпочитали противопоставлять ислам христианству, христиане Востока, в особенности святой Иоанн Дамаскин, рассматривали ислам как еще одну ветвь христианской церкви наравне с западной католической церковью. Действительно, ислам, почитающий Христа и Ситт Марьям, отстоит от православия не дальше, чем кальвинизм, не признающий ни икон, ни священников и отказавшийся от почитания Пресвятой Девы. Эти три религии предлагают различные толкования одной и той же идеи: православие уделяет больше внимания Христу Воскресшему, католицизм — Христу Распятому, а мусульмане следуют Святому Духу. Непризнание православием принципа «филиокве» тоже роднит его с исламом; здесь мы видим сходство теологических взглядов, основанное на географическом соседстве.
Чтобы понять смысл войны на Ближнем Востоке, необходимо увидеть в исламе третью из великих церквей нашей Ойкумены. На самом деле, существует множество способов интерпретации этого конфликта: политэкономия, демография, геополитика и расовая теория предлагают различные объяснения, часто противоречащие друг другу. Проблема в том, что ни одно из них не подходит полностью. Осознание того факта, что ситуация требует объяснения, основанного на религии, нашло свое выражение в доктрине Хантингтона о «схватке цивилизаций», рассматривающей противостояние ислама и христианства как повторение средневековых крестовых походов. Ее упрощенную, популярную трактовку можно встретить во всех ведущих газетах Запада, от «Нью-Йорк таймс» до империи Берлускони, а Ориана Фаллачи и Энн Каултер возвели ее в крайнюю степень.
Но конфликт между тремя величайшими церквями окончен — к худу или к добру, но благородные рыцари в красных плащах поверх сверкающих лат давно перестали скакать по холмам Палестины и полям Пуату и, восклицая «Lumen Coeli», нестись в бой против не менее храбрых и доблестных сарацин, осененных зеленым знаменем. Теперь они имеют установившиеся сферы влияния, а такие вещи, как небольшие пограничные стычки или «улавливание душ» просто не дают им утратить бдительность. Больше нет никакой «мусульманской угрозы католицизму» или «католической угрозы православию», несмотря на то, что многие люди уверены в обратном.
Православные христиане Греции и России, Палестины и Сирии полностью разделяют взгляды мусульман и относятся к американскому вторжению с не меньшей враждебностью. Попытки насаждения проамериканских настроений в Москве и Афинах неизменно проваливаются. «Воззрения православных греков обнаруживают больше сходства с общественным мнением в Каире или Дамаске, нежели в Берлине или Риме», — признает «Уолл-стрит джорнэл». Поэтому дурацкая гипотеза о столкновении христианства и ислама не основана на реальности. На мой взгляд, и в этой статье, понятие «христианство» включает в себя не только великие апостольские церкви Востока и Запада, но и ислам.
